Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 30 из 82

― Фи! Какая чепуха! — возмутилась Галина.— Ты забываешь просто, что мне девятнадцать!.. Двадцать скоро! Вот проживешь еще три года — сама поймешь, что все это гораздо проще, что никаких «ох!» и «ах!» в этом нет!

― Если когда-нибудь я поверю, что все это просто, что ничего особенного в этом нет, мне больше не захочется жить.

― Так кажется! — отмахнулась Галина. — Так всегда кажется, пока мы соплюхи, пока вообще ни черта не понимаем что к чему!

Алена поглядела в стол перед собой, сдвинула брови.

― Не знаю... Пусть вы старше меня — вы не правы, — строго ответила она.

Галина подошла к ней, миролюбиво тронула за руку.

― Ты все усложняешь! Вы оба с Сережей какие-то такие... — Она замялась, не зная, как растолковать свою мысль. Неожиданно сказала: — Вы ищете то, чего вам не надо искать. — Алена вздрогнула: как ей понимать это?— Мне, так кажется, по крайней мере,— пояснила Галина. — А вам бы проще: что есть, то есть... Надо только радоваться... Вы поругались, что ты осталась с Валентиной Макаровной?

― Нет, — сказала Алена, — она попросила меня. А ругаться нам было некогда. Я рассказывала тете Вале о вас. Она вас видела, знает за глаза, и сама хочет с вами познакомиться.

Тень досады сбежала с лица Галины, и она сразу стала сама собой: доброй, немножко виноватой, предупредительно ласковой — такой, какой бывала чаще всего.

― Правда?!

Алена кивнула.

― Мы целых полчаса говорили. Она, правда, считает почему-то... — начала было Алена и сама себя прервала: — Но это, наверное, все матери такие! Я вас сегодня познакомлю. — Она убрала с диска остановившуюся пластинку и заменила первой попавшейся.

Галина просияла.

― Как она относится к модам? Мне надеть что-нибудь попроще?..

Алена ни с того, ни с сего перешла на «ты».

― Тебе идет светлое, — сказала она, — пусть будет этот костюмчик, у тебя хороший загар.

Пластинка оказалась старой, надтреснутой: «Жили два друга в нашем полку, пой песню, пой...»

* *

*

Близился вечер. Над Никодимовым озером, всегда пустынным, загадочным, лежала медленная сонная тишина.

Это было самое хорошее время на озере: когда мягкое солнце разливает покой и какое-то удивительно легкое тепло над его черной гладью. Хочется осторожно, не взбивая волны, заплыть далеко от берега, лечь на спину и, глядя в светлое небо, представлять себя единственной живой клеткой во всем безбрежье всеянной. Или, когда тень кедров упадет на воду, — догонять кромку заката...

Лодки, как Сергей и полагал, не было. В одиночестве снимал свой мотор Антошка. Сколько помнил его Сергей, он всегда рылся в моторе, и каждый год они были у него новые — Антошка постоянно с кем-нибудь менялся, причем не всегда выгодно.

Сергей присел на траву рядом с мотором, когда Антошка пристроил его у обрывчика. Поздоровались. Антошка стал протирать свечи, деловито любуясь солнечными бликами на их эбонитовых корпусах.

Сергей сидел в брюках и свитере, а Антошка в трусах и, загорелый до черноты, с выгоревшими бровями, ресницами, казался в эту минуту совсем мальчишкой — лет десяти-одиннадцати.

― Ты хоть катаешься когда-нибудь? — нарушил молчание Сергей.

― А утром — разве не видел? — два часа гонял! ― хоть бы кашлянул! — кивнув на мотор, как на что-то одушевленное, с готовностью отозвался Антошка: Сергей сам подсел к нему, сам затеял разговор, и потому в лице его уже не было вчерашней настороженности. Я вижу всегда, что ты роешься, думал, выходить некогда, — сказал Сергей.

― А что здесь ходить? Тут все исхожено. Собираюсь будущим летом по Енисею проплыть, — сообщил Антошка как о чем-то давно решенном, коротко глянув на Сергея снизу вверх.

― Лодку при тебе забрали?

― При мне! С полчаса никак... Я подходил как раз.

― Трое? — спросил Сергей.

― Один! Мухлеватый такой, в фуражке. — Сергей узнал Павла. — Хотел я спросить, кто ему разрешил это, вижу: ружье там у него, весла, действует по-хозяйски, сказал еще: «Майна, вира, стоп и сос!» — про мотор мой, что ли? Я понял, что с разрешения. Знакомый?

― Знакомый... Седьмая вода на киселе.

Антошка успокоился.

― А я тут сегодня еще одну лодку нашел!





― Где? — Сергей почему-то насторожился, только теперь заметив корпус чьей-то лодки, припрятанной в тростнике.

― А вон там! — Антошка показал в сторону правого берега.

― Где Лешкину? — уточнил Сергей.

― Не-е! Дальше гораздо. Почти у того берега. Кирасировская, видать.

«Наяду» он нашел в углу озера, откуда удобней было выйти на Южный. От кирасировской лодки ближе была заимка... Если в ночь пожара и прошлой ночью, когда исчез труп, лодками пользовались одни и те же люди, в их действиях не было последовательности...

― Что ж не оттащишь? — спросил Сергей.

― Нужно еще! ― Антошка хмыкнул. — Они наши лодки сколько раз угоняли! Мою аж с мотором затырили раз в тальнике — едва нашел.

― Я возьму ее, ладно? — спросил Сергей. — Потом отгоню туда.

― Возьми! — согласился Антошка.— Там, правда, одно весло, да и то бросовое, но как-нибудь! Пусть молются доброте моей.

― Когда Лешка уходил перемет ставить, сколько примерно было? — спросил Сергей.

― Да уж поздненько! Темнело, считай, — отозвался Антошка, продолжая энергично протирать бархоткой и без того сияющие свечи. Сергей прикинул, что приблизительно в это время, если верить Геннадию, исчез четвертый: между семью и десятью. А так как представление о четвертом неразрывно связывалось в сознании Сергея с трупом на пепелище, между лопаток его под теплым свитером пробежал холодок... Какую роль сыграл здесь Лешка?

― Не дружите вы с ним?.. А с кем он дружит? Ни с кем, что ли?

Антошка даже головой повел и смешливо поежился от нелепости такого вопроса.

― Что ему дружить?! У него своя компания! У него девка — модерн! Он с кем попало не будет связываться! Он и в кино если — только с ней!

― Мало ли что девка... — не совсем уверенно заметил Сергей. — Живете-то рядом, учитесь вместе.

Антошка фыркнул.

― Только и всего, что дома рядом! Я его однажды в Сосновске встретил, в машину садился как министр, так даже отвернулся от меня, сделал вид — не заметил!

― Ну, это ты мог перепутать его с кем-нибудь...

― Здравствуйте! Что я — слепой? Сначала-то он даже ухмыльнулся на меня, а как сел в легковушку — и нос на сторону!

Сергей вздохнул.

― А с отцом твоим что у него было?

― Да то же самое! Раньше из-за двоек, из-за пустяков, а тут отец стал на собрании выговаривать ему: за прогулы с девкой этой, за курево у всех на виду. Говорит: взрослым стал, женихаешься? А Лешка сразу на дыбки: «Не ваше дело, не суйте свой нос, плевал я!» В общем, полез в бутылку. Кому это понравится? Директор все-таки.

― Насчет жениховства отец все же зря... — заметил Сергей.

― Зря, конечно... — Антошка нахмурился. — Но ведь к слову пришлось, сгоряча!

― Да я не спорю, — согласился Сергей.

Антошку это явно обрадовало.

― А ты зачем гроб этот хочешь брать? — Мотнул головой в сторону кирасировской лодки. — Давай я тебя на моторе, с ветерком!

― Он же у тебя сломался.

― Мотор?! — Антошка даже глаза округлил от негодования. — Да это я его для порядка чищу! Он у меня, как часы, — не ходики какие-нибудь, а куранты! К осени думаю амфибию сделать. Хочешь, сейчас двадцать узлов дадим?!

― Нет, спасибо! — Сергей поднялся. — Я так, потихоньку... Бывай пока, ладно?

― Бывай! — весело отозвался Антошка. — А то проверим мой ломаный?

Сергей махнул ему рукой, прошел, раздвигая сначала осоку, потом камыши, к лодке. Благо в плетенках на босу ногу: что пыль, что грязь, что вода... Весел в лодке не было вовсе. На дне, под скамейками, валялась узкая дощечка, слегка округленная с одного конца. Ею пользовались на мелководье — вместо шеста, не для гребли. Но выбирать Сергею не приходилось.

Разогнав ряску на выходе из камышей, он сел на корму и, навалившись обеими руками на свое полувесло-полушест, оттолкнулся от илистого дна. Крикнул Антошке: