Страница 22 из 34
Перевод И.Бессмертной
Притворщик
Странно было вдруг попасть в бесплодную и унылую пустыню. Холмистая равнина протянулась на несколько километров, и покуда хватало глаз — песок, песок. Если не считать узкой полосы жирной грязи, устилающей берега небольшой лагуны, то действительно вся равнина — сплошной песок. Нельзя сказать, что не было на ней ничего привлекательного — если, к примеру, считать достойными внимания бесчисленных грифов, плавно скользящих на распластанных крыльях меж кокосовыми пальмами. И сами эти пальмы, а их было множество, тоже представляли увлекательное зрелище. Они были не просто серо-зеленые, но еще и какие-то коричневатые — явный признак яростной борьбы за существование. Следовало бы ожидать, что деревья по берегам лагуны должны в буквальном смысле процветать. Однако нетрудно было разгадать загадку оттенка их листвы, стоило только взглянуть на радужные пятна, растекавшиеся по всей поверхности лагуны. Не оставалось никаких сомнений в том, что воды лагуны в значительной степени пополняются за счет вод сточных, которые лишь затем уходят в море.
Множество самых разнообразных предметов разбросано было по берегам лагуны. Здесь были и пустые жестянки из-под сигарет, и безногие стулья; чаще всего попадались обломки старых, отслуживших свой срок автомобилей. И все же среди этого враждебного природе хлама зеленели ростки: не только сорняки и трава, но подсолнухи и даже розовые кусты как-то ухитрялись отвоевать себе здесь местечко, пробираясь меж обломками железа к солнцу, подставляя хилые листья свежему ветерку с моря. Район этот назывался Манфада. Трудно представить себе место более неприглядное, и все же оно было неотъемлемой частью нашего прекрасного города. По железнодорожной ветке через Манфаду вы попадали в самый центр, если ехать в северном направлении, и на побережье, к торговым складам, — если на юг.
Как бы то ни было, Манфада полюбилась компании подростков, которые проводили тут почти все свое время. Здесь им удобно было делить трофеи после вечерних набегов на город и плоды дневного «обхода» магазинчиков и лавчонок. Здесь они покуривали «травку», по очереди передавая сигарету друг другу. Сознание того, что, если их застанут за этим делом, засадят не меньше чем лет на пять, лишь придавало занятию остроты. У компании был свой молчаливо признанный всеми вожак — Бобо. Он и придумал в этот субботний вечер, как сбыть трофеи, накопленные за неделю. Конечно, автомобильные запчасти надо нести к Кумби Мозесу: у него здорово идет торговля. Бобо и помощника себе нашел, новичка в их компании, шестнадцатилетнего парнишку по имени Кодуа. Они вдвоем пойдут сбывать запчасти. Все мальчишки прекрасно понимали, зачем Бобо нужен именно новичок, но ни один не сказал ни слова.
Июньский дождь лил как из ведра целый день, но ребята все же дождались передышки — потоки, низвергавшиеся с небес, на несколько минут ослабели, и мальчишки успели добраться до жилища Кумби Мозеса в центре города. Старая дорожная сумка с выцветшей надписью «ПАНАМ»[12] оттягивала плечо Кодуа. Бобо налегке гордо шагал рядом.
Им пришлось несколько минут подождать на улице, пока не выйдет из дома посетительница. Задержавшись на пороге, женщина взглянула на ребят, устремивших на Кумби вопрошающие взгляды. Кумби тоже заметил мальчишек.
— А, ребятки, заходите. Как дела?
— Прекрасно, папаша Кумби. А эта женщина — она что, ваша новая жена?
— Что ты, Бобо, что ты! Ты же знаешь, за уважение людей приходится платить. Не стесняются, беспокоят в любое время дня и ночи. Кто только не приходит посоветоваться и помолиться! Но ты забыл: делу — время, потехе — час. Что принесли?
— Мелочишка, но дорого стоит, папаша Кумби, — ответил Бобо, расстегивая сумку.
Кодуа, присевший на корточки в углу, с любопытством рассматривал помещение, а Кумби торговался с Бобо, который, конечно же, хотел подороже сбыть ворованные запчасти. Комната служила и гостиной, и спальней: в одном углу стояла лежанка, накрытая чистой белой простыней, в другом — старый холодильник без дверцы, набитый книгами о религии. Кодуа заметил, что об исламе книг там было не меньше, чем о христианстве. Мальчик внимательно рассматривал старую фотографию Кумби, когда Бобо вручил ему уже пустую сумку и попрощался с хозяином. Однако ребятам удалось уйти только после того, как папаша Кумби несколько раз повторил, что им следует соблюдать осторожность, и напомнил, что нельзя ни в коем случае упоминать его имя, даже если, не дай бог, они налетят на полицейских: это будет просто предательство! Только выслушав наставления Кумби, мальчишки шагнули за порог, в темноту дождливого вечера.
Кодуа сразу же помчался домой. В своей компании он был одним из немногих счастливчиков, живших с родителями; конечно, вполне могло случиться, что и он когда-нибудь ока-жется на улице вечно бездомным бродягой. Но пока этого не случилось, он — один из немногих — мог вернуться под родной кров. Когда он вошел, мать раскричалась:
— Кодуа, ты где шатаешься целый день? Так-то ты проводишь свои каникулы? Смотри у меня, я ведь все про тебя знаю! Мне уже сказали, с какими паршивцами ты компанию водишь!
— Вранье, — огрызнулся Кодуа.
— Ах, вранье, ну еще бы! — последовал насмешливый ответ.
— Не знаю, зачем столько шума поднимать из-за всякой ерунды. Я гулял.
С другого конца веранды подошел отец. В таких случаях он не вмешивался в разговор. Человек действия, он не тратил слов попусту, хотя внутри у него все кипело, пока жена отчитывала сына.
— Это я поднимаю шум из-за ерунды?! — продолжала мать. — Послушай, сынок, — неожиданно мягко проговорила она, — то, что нас с отцом беспокоит, не ерунда. Мне сказали, что сегодня вечером — всего несколько минут назад — тебя видели вместе с Бобо…
— Вранье! — прервал мать Кодуа.
Женщина подошла к сыну и положила руку ему на плечо. Помолчали. Потом она заговорила снова:
— Скажи мне, сынок, разве не тебя видели у дома Кумби Мозеса часа два-три назад?
— Ну и что в этом плохого?
— В том, что ты пошел к Кумби Мозесу, не было бы ничего плохого, если бы не Бобо. Дядюшка Мозес вовсе не плохой человек, и мы с отцом его уважаем, но в последнее время у него завелись какие-то делишки с Бобо — прямо не верится!
Кодуа почувствовал, что попался.
— Я с ними не связан, мама, честное слово! — Слова и тон сына удивили женщину. Видно, совесть в нем заговорила. Тут вмешался отец:
— Нет, сынок, ты с ними связан и готовься за это ответить. Мы ведь с матерью все знаем. И я не смогу заступиться за тебя, если ты сам мне все не расскажешь подробно. Кодуа, что вы делали в доме дядюшки Кумби?
Мудрость и терпеливые расспросы отца сделали свое дело: через несколько минут неискушенный в хитростях Кодуа рассказал все, что ему было известно. Ах, какие проклятия обрушил бы на его голову Бобо — если бы знал, конечно!
— Папа, пойми, — уговаривал отца мальчик. — Я же поклялся хранить тайну!
— Это больше не тайна, сынок. Мы должны исполнить свой гражданский долг. В полицию, и никаких разговоров! Эси! — позвал он жену. — Дай мальчику поесть. Он проголодался.
— Сейчас, Оса, ужин готов. Только… как ты думаешь, Кодуа тоже могут вызвать в полицию за это?
— Я сказал — никаких разговоров. Сообщить в полицию — наш долг. Не беспокойся, я сам с этим разберусь.
Поздно ночью, перед самым рассветом, Кодуа заметался в постели. Ему померещилось, что над ним кто-то стоит, стремясь усилием воли извлечь его из глубин сна. Снится ему, что ли? Однако реальность властно взывала к нему из предрассветной тьмы, и он понял, что это не сон. Издалека до него донесся голос Кумби Мозеса — трубный глас, будивший жителей их района в столь ранний час по крайней мере раз в неделю. Кодуа поднялся и сел на кровати, а голос Мозеса сочился к нему в комнату вместе с каплями предутреннего дождя.
12
«ПАНАМ» — сокращенное название авиатранспортной компании «Пан-америкэн эйр лайнз».