Страница 37 из 136
В минутной наступившей тишине раздался голос Алексея Алексеевича:
— Завидная у нас с вами, братцы, судьба! Такую войну прошли — живы остались, а теперь в этой пустыне построим город! (О том, что будет строиться космодром, знали очень немногие, поэтому Ниточкин и говорил только о городе. — Прим. авт.).
Так в разговорах просидели до глубокой ночи и многое узнали друг о друге.
Родился Алексей Алексеевич Ниточкин в 1914 г., 19 декабря, в Москве. К 19-ти годам окончил строительный техникум и попал в одну из ведущих в то время проектных организаций — «Теплоэлектропроект» на должность техника-конструктора. Через пару лет Алексей Алексеевич, не оставляя работы, поступил на вечернее отделение Московского инженерно-строительного института им. В. В. Куйбышева. К моменту окончания института в 1940 г. он уже руководитель группы института «Теплоэлектропроект».
Началась Великая Отечественная война. Ниточкина призвали в армию и направили на трехмесячные курсы по подготовке лейтенантов при Военно-инженерной академии.
Позже лейтенант Ниточкин был назначен инструктором-подрывником Главного военно-инженерного управления Красной Армии.
Но он рвется на фронт и подает один за другим рапорта о направлении в действующую армию. В августе 1942 г. молодой лейтенант попадает на фронт в качестве полкового инженера. В декабре 1943 г. он уже дивизионный инженер.
До Дня Победы Алексея Алексеевича военная судьба перебрасывала с одного участка фронта на другой: он участвовал в Сталинградской битве, освобождении городов Барвенково, Запорожье, Днепропетровск, Одесса, Люблин и Варшава. Обеспечивал переправы войск через реки Северский Донец, Днепр, Днестр. Висла и Одер. Не минуло его и участие в заключительном аккорде войны — штурме Берлина.
О том, как воевал дивизионный инженер Ниточкин, говорят его боевые награды: ордена Красного Знамени, Отечественной войны 1-й и 2-й степени, Красной Звезды и медаль «За отвагу».
В личном деле Алексея Алексеевича сохранился наградной лист о представлении его, дивизионного инженера 79-й гвардейской стрелковой дивизии, к награждению орденом Отечественной войны 1-й степени за обеспечение переправы через Вислу осенью 1944 г. В нем говорится: «Ниточкин своим умением, организованностью вовремя и полностью обеспечил дивизию переправочными средствами, правильно их распределил и, несмотря на сильный артогонь и беспрерывные бомбежки вражеской авиации по району переправы, обеспечил переправу частей дивизии на западный берег Вислы с малыми потерями, демонстрируя при этом личный пример бесстрашия».
Кончилась война. Майор Ниточкин продолжает службу дивизионным инженером в Группе советских войск в Германии, но военная судьба изменчива: в январе 1948 г. Алексей Алексеевич получает новое назначение и направляется для прохождения дальнейшей службы в военную проектную организацию.
Обладая незаурядными способностями, эрудицией, организационным талантом, Алексей Алексеевич получил на проектной работе возможности для своего дальнейшего творческого роста. В 1950 г. Ниточкин был выдвинут на должность главного инженера проекта ЦПИ им. Карбышева.
Коллективу, которым он руководил, поручались самые сложные разработки и проектирование специальных сооружений, не имевших ранее аналогов. Алексей Алексеевич лично возглавлял разработку наиболее сложных проектов, находя при этом оригинальные и рациональные решения.
В одной из служебных аттестаций отмечалось: «При его непосредственном участии спроектированы и построены некоторые уникальные сооружения, которые по их значению, оригинальности и надежности заложенных в них решений можно отнести к выдающимся достижениям отечественной науки и техники».
На другой день Ниточкин передал мне привезенные проекты, которые сразу же пошли в работу.
Потом мы с Алексеем Алексеевичем составили список проектов, которые нам хотелось получить в первую очередь.
Просматривая списки, он сказал:
— Для ускорения дела проекты бани, прачечной, магазина, котельной и некоторых других сооружений я, как только приеду в Москву, вышлю типовые. Зачем нам изобретать велосипед?
— Отлично! — согласился я.
И тут мы совершили ошибку.
Дело в том, что пару лет назад в стране началось широкое внедрение в строительство сборного железобетона. Однако четкой государственной системы еще создано не было и каждая проектная организация применяла в своих проектах сборные железобетонные элементы и конструкции собственной разработки.
Вот что из нашего решения применить готовые проекты получилось.
Вечер. Сидим с Андреем Федоровичем Кульгейко, моим заместителем, и рассматриваем новые, только что прибывшие проекты. Вдруг он вскакивает из-за стола и закуривает.
— Ты что, Андрей Федорович?!
— Ну как же, Илья Матвеевич! Смотри, опять новые виды железобетона! Новые плиты, новые балки, новые колонны! Промкомбинат и так задыхается, делая все новую и новую опалубку! Шутка сказать — у нас сейчас в работе несколько сот типоразмеров! Зачем такая пестрота?!
Немедленно связались по телефону с Москвой. Как я и надеялся, Ниточкин еще был на работе. Информирую его о том, что получилось из нашего совместного решения с ходу применять типовые проекты ряда сооружений.
Реакция была незамедлительной.
— Да-а, Илья Матвеевич, дали мы с тобой ляп! Ну что ж, будем исправлять положение!
В результате совместных размышлений на свет родился протокол, подписанный строителями, заказчиком и проектировщиками, резко ограничивавший номенклатуру изделий из сборного железобетона, применяемых для строительства на космодроме Байконур. Эта мера позволила перейти к изготовлению металлической, многократно оборачиваемой опалубки вместо деревянной, что в конечном счете ускорило и удешевило строительство.
Хочу отметить, что в данном случае, как и всегда, проявилась одна из положительных черт Ниточкина: он никогда не боролся за честь мундира, а шел навстречу строителям, если их предложения способствовали ускорению и удешевлению строительных работ.
Должен отметить, что в коллективе строителей с самого начала была создана атмосфера всяческого содействия рационализаторам, и число рацпредложений измерялось многими сотнями. Я не помню случая, чтобы Алексей Алексеевич, как главный инженер проекта, отказался завизировать предложение и дать ему путевку в жизнь. Более того, если предложение было сырое, недоработанное, он очень деликатно помогал рационализатору довести до ума его идеи.
Всегда уважительно считаясь с чужим мнением, Алексей Алексеевич в случае необходимости упорно отстаивал свои решения, притом не взирая на лица.
Однажды вечером жаркого июльского дня начальнику строительства Георгию Максимовичу Шубникову позвонил начальник космодрома генерал-лейтенант А. И. Нестеренко и сообщил, что через пару дней ожидается приезд на полигон заместителя министра обороны СССР маршала артиллерии Митрофана Ивановича Неделина.
Шубников позвал меня. Когда я вошел к нему в кабинет, там уже сидели начальник политотдела Константин Павлович Баландин и главный инженер Александр Юльевич Грунтман.
— Вот что, Илья, — сказал Георгий Максимович. — Неделин решил лично ознакомиться, как мы тут разворачиваемся со строительством, ну и решить ряд организационных вопросов. Александр Юльевич и Константин Павлович продумают, в каких делах он нам в Москве сможет помочь, а ты помозгуй, как ему показать будущий город. По прежним делам знаю, он всегда вопросами быта интересуется. Посиди, подумай.
Я задумался. В самом деле, как показать город, которого еще нет? Что мы имеем? Схематический генеральный план с границами кварталов и квадратиками зданий, да кусок пустыни, окруженный излучиной реки, на котором расположится город. А показывать кому? Если бы специалисту-строителю, а то кадровому военному высочайшего ранга! Как сделать, чтобы он все понял?
— Ну, так что ты, Илья, надумал? — спросил Шубников через пять минут.