Страница 110 из 131
Он знал, что она была как прочие люди, что она была из плоти и крови и, следовательно, ее можно было убить. Он принял намерение в этот раз окончательно убедиться в ее смерти, он хотел сжечь ее, чтобы она исчезла бесследно, и эта мысль успокаивала его. Когда пламя истребит ее, она будет не в состоянии снова восстать из гроба, чтобы свидетельствовать против него, он не хотел больше хоронить ее, а решил развеять ее прах по ветру.
Он дошел до деревянных ворот Стамбула и скрылся в их глубокой, мрачной тени, чтобы его вовсе не было заметно, если Сирра уже явилась туда или была где-то поблизости.
Перед воротами царил еще больший мрак, чем в грязных улицах Стамбула, так как на той дороге, которую выбрал грек, не было газовых фонарей, только на улице, ведущей к Беглербегу, они горели.
Было уже поздно, когда Лаццаро добрался до проходящей вдоль берега и затененной платанами дороги. Возле нее было болото, и роскошно разрослись камыши.
Лаццаро бросил взгляд в сторону ворот, Сирры еще не было видно.
Пришла ли она? Грек знал, что Сирра была осторожна и недоверчива! Но она ничего не могла заметить, так как Ганнифа не узнала его. Когда грек добрался до платанов, было уже за полночь, и с этой стороны перед воротами было тихо и безлюдно. По большой улице, которая вела к Беглербегу и к селениям по эту сторону Босфора, то и дело катились кареты и проезжали всадники.
Лаццаро встал позади платана, до которого почти доходили камыши. Если бы Сирра показалась у ворот, ему стоило только пригнуться в камыши, чтобы остаться незамеченным, зато из своего убежища он мог видеть все.
Тут он решил караулить Сирру. Как дикий зверь, спрятавшийся в камыши, чтобы броситься на добычу, как змея, неподвижно во мраке поджидающая ничего не подозревавшую жертву, так и здесь во мраке ночи враг караулил бедную, несчастную Сирру, в смерти которой он поклялся…
В это время старая Ганнифа, не подозревая ничего дурного, шла к дому софта.
Когда она пришла туда, то было уже поздно, и она услышала от сидящих на корточках вблизи дома нищих, что уже два дня в дом никого не пускают. Но она решила во что бы то ни стало проникнуть к Сирре.
Почему же в дом никого не пускали? Что случилось? Она подошла ближе. Двери были заперты.
Что же ей теперь было делать?
Старая Кадиджа могла не дожить до следующего дня, как сказал ей человек от принца Юссуфа и Гассанабея.
Одно окно внизу было освещено.
Она подошла к нему и постучала. Вслед за тем оно было открыто, и показалась голова худощавого ходжи Неджиба.
— Кто там? Кто ты? — спросил он.
— Старая Ганнифа, сударь, мне хотелось бы пройти к пророчице!
Ходжа, по-видимому, был уже извещен Мансуром об этом посещении, потому что тотчас же впустил старую Ганнифу.
— Ты можешь подняться наверх, — сказал он, — я устал и хотел бы лечь спать. Пока ты не уйдешь, я запру дверь только на задвижку.
— Хорошо, мудрый эфенди! — сказала старая Ганнифа. — Хорошо, больше тебе ничего не надо и делать, спи спокойно, я потом уйду и снова захлопну дверь! Не беспокойся обо мне!
Она была рада, что таким образом Сирра могла незаметно вместе с ней оставить на несколько часов дом, чтобы поспешить к старой Кадидже, прежде чем она отойдет в вечность.
Наверху в комнате Сирры еще горел огонь, слабый свет проникал на лестницу.
Старая Ганнифа, низко согнувшись, ждала, пока худощавый ходжа внизу не вошел в комнату и не запер за собой дверь, тогда только она поднялась по ступенькам лестницы. Она действовала с большой поспешностью, проникнутая важностью своего поручения. Сирра только что легла, когда старая служанка Реции, которую Сирра хороню знала, внезапно вошла к ней. Подле ковра горели еще две свечи.
— Это ты пришла, Ганнифа? — спросила Сирра.
— Одни ли мы, дочь моя?
— Да, если за тобой не следуют сторожа.
— Они остались внизу!
— Тогда ты можешь говорить смело.
— Я пришла к тебе с известием!
— Прежде всего, отвечай мне, где Реция? — спросила Сирра своим ангельским голосом, с трогательной доверчивостью схватив руку старой Ганнифы и притянув ее к себе.
— Будь спокойна, дочь моя! — отвечала добрая старуха. — Реция у меня!
— У тебя? Тогда я спокойна! Береги ее, добрая Ганнифа! А где маленький принц?
— Саладин тоже в безопасности!
— Это для меня большая радость! У тебя Реция хорошо спрятана, но я все-таки беспокоюсь за ее жизнь!
— Старая Кадиджа до тех пор не успокоилась, пока не разорила дом мудрого, благородного Альманзора! Она добилась этого, но кто знает, каким образом?
— Не говори об этом, Ганнифа! — сказала Сирра печальным тоном. — Скажи, что привело тебя сюда?
— Поручение к тебе, дитя мое! Ничто на земле не остается безнаказанным! — продолжала старая Ганнифа, устремив свой взор к небу. — Для каждого пробьет последний, тяжкий час, и благо тому, кто может с чистым сердцем и без всякого трепета идти ему навстречу!
— Что же за поручение принесла ты мне, Ганнифа?
— Час тому назад благородный Гассан-бей и принц Юссуф прислали ко мне нарочного!
— Гассан-бей? Нарочного?
— Да, я должна была тотчас же собраться и поспешить к тебе, но надо, чтобы никто не слышал, что я сообщу тебе!
— А что же ты имеешь сообщить мне? — тихо спросила Сирра.
— Чтобы ты ускользнула из дома! — отвечала старая Ганнифа так же тихо, но с невыразимой важностью.
— Из дома? Куда же?
— К старым деревянным воротам, перед ними у платанов, налево, ты найдешь карету, воспользуйся ей!
— Зачем же?
— Ты должна отправиться к старой Кадидже!
— Я? К своей матери?
— Да, Сирра. Старая Кадиджа лежит при смерти, как сообщил мне нарочный, ты должна сейчас же идти туда, завтра, может быть, будет уже поздно!
— Моя мать? И это сообщил нарочный Гассана-бея?
— Он, должно быть, знал уже об этом, он говорил тогда еще об одной женщине или девушке, это я не совсем поняла, главное в том, что старая Кадиджа при смерти и что ты должна отправиться к платанам перед воротами!
— Это странное известие, — заметила Сирра в раздумье. — Зачем же я пойду к платанам?
— Я думаю, там тебя будет ждать карета, чтобы никто не видел твоего ухода!
— А карету прислал туда благородный Гассан, друг Сади? Это для меня слишком много чести, — сказала Сирра, — я лучше сама проберусь по улицам!
— Отсюда тебе легко будет уйти со мной, ходжа устал и спит!
— Тем лучше, я тотчас же поспешу в Галату. Если же я пойду к воротам, я зря сделаю большой круг и приду слишком поздно, добрая Ганнифа.
— Тогда не пользуйся каретой, ты права, ты умна и ловка, ты проберешься к воде, а там тебе легко будет добраться до матери! Можешь не идти к воротам, я скажу тому, кто ждет тебя в карете, что ты побежала прямо домой.
— Ах, да, добрая Ганнифа, сделай это! Пойдем скорей! Знаешь ли ты, я больше не вернусь сюда, если мне только удастся уйти!
— Ты больше не вернешься сюда?
Сирра покачала головой.
— У меня свои планы, — прошептала она, — и враги Реции в моих руках. Если они не оставят ее, у меня есть средство наказать их!
— Что ты говоришь? — вскричала старая Ганнифа, сильно удивленная.
— Я до сих пор стремилась к этой цели, теперь я достигла ее, — продолжала Сирра, и ее большие, темные глаза так грозно сверкнули, что старая Ганнифа совсем испугалась. — Теперь они не посмеют больше преследовать бедную Рецию! Но пойдем. Мы должны уйти! Ты говоришь, что ходжа спит?
— Да, Сирра, внизу никого нет.
— И другого сторожа тоже нет?
— Я его не видела.
— Так бежим отсюда!
— Но куда же ты денешься?
— Не примешь ли ты меня к себе, добрая Ганнифа?
— Я? — спросила она. — Тогда в мой дом будут приходить люди. Что же будет с Рецией и со мной?
— Никто не будет приходить к тебе, никто не должен знать, что я у тебя!
— Так, так! Значит, ты будешь у меня скрываться?
— Ты не боишься этого, Ганнифа?
— Я думаю только о Реции.