Страница 97 из 120
Герцог сошел с трибуны под шквал аплодисментов. Он был уверен в победе. Дело в том, что и мисс Бланш, и графиня Бетельгейзе, и паша Чебурек, и сэр Моветон любили Луну, Но они не хотели прослыть мещанами. Расчет был точен. Мисс Бланш тряхнула головой и воскликнула:
— Блестяще! Я всегда была против Луны!»
— Ты можешь не читать дальше,— сказал Игорь.
Клим оторвался от тетрадки, взглянул на друзей.
Они отчужденно молчали. Мишка сгребал желтый песок и пристально следил, как он сеется жиденькой струйкой сквозь пальцы. Кира жевала травинку, безучастно глядя в ту сторону, где в бледно-зеленое небо четко врезались арки железнодорожного моста.
— Ведь это шутка,— сказал Клим, улыбаясь.— Только шутка. Чего вы надулись?
Улыбка получилась натянутой, он отчетливо почувствовал это сам.
Они сидели на отлогом берегу с редкими деревянными грибами для купальщиков. Грибы напоминали осенние скворешни. Летом остров превращался в городской пляж, и здесь становилось тесно от обожженных загаром тел, детского визга и разбросанной по кустам одежды. Но пока еще речные трамвайчики не курсировали между городом и пляжем и на острове было пустынно. Лодка, на которой они приплыли, стояла, зарывшись носом в песок, на ее темных, облитых смолой бортах зигзагами отсвечивали беспокойные переливы лучей, отраженных рекой.
Они, как обычно, встретились в библиотеке. Но учебники остались раскрытыми на первой странице. Им не хотелось учить. Им не хотелось разговаривать. Им не хотелось ни бродить по городу, ни расходиться. Ничего не хотелось в этот вечер, потому что завтра — бюро райкома, на нем будут слушать их «дело». И хотя — после всего пережитого — это уже не казалось таким страшным, все же то, что должно произойти завтра, томило и беспокоило, как всякая неизвестность.
Клим предложил отправиться в маленькое путешествие к острову. Счастливая мысль! Даже с Киры сдуло обычную в последнее время задумчивость. Они плескались, откачивали воду, набравшуюся сквозь щель на дне лодки, качались на волнах, поднятых проходившими мимо буксирами; они заставили в десятый раз Мишку повторить историю о том, как он отправился к следователю, замученный совестью и сомнениями: почему одного его не вызывали?.. И как следователь вытаращил на него глаза, когда он заявил, что тоже принадлежал к тайной организации, которой, вообще говоря, не существовало, и как следователь накричал на него и посоветовал хорошенько думать над тем, что он говорит...
На острове было весело — город остался далеко позади, отсюда он казался беспорядочным скопищем строений с маленькой, словно игрушечной колокольней старинного собора посредине. И все их заботы и тревоги отсюда тоже казались игрушечными. Между ними и городом пролегла широкая, многоводная река, спокойная, голубая и бездонная, как небо.
Остров — безлюдный, пустынный, заросший густым кустарником, окантованный полосой мелкого, расплывающегося под ногой песка... Они сняли обувь, этого оказалось достаточно, чтобы вообразить себя робинзонами. Майя и Кира отыскали шалаш, сложенный рыбаками, Мишка учил Клима с Игорем ходить на руках; они резвились, как зверята, выпущенные из клетки на весеннюю лужайку. Потом Клим решил, что теперь самое, время... Самое время разделаться, с прошлым добрым гасконским смехом.
Он писал эту комическую повесть, полную прозрачных намеков, с раздвоенным чувством грустной и злой иронии над самим собой, Дон Бугровым Ламанчским, который всю жизнь воевал с мельницами, воображая себя рыцарем революции, борцом против мещанства, Кампанеллой и еще черт знает кем... У него хватило мужества себе в этом признаться и написать карикатуру на самого себя.
— Ты ренегат,— сказал Игорь.— Никогда не думал, что Бугров станет ренегатом.
Клим ждал этого и все-таки ощутил, как тугой горячий комок подкатил к горлу.
— А что вы скажете?
— Это... свинство,— медленно процедил Мишка и обиженно засопел.
Весна вызолотила Мишкино лицо веснушками, они придавали ему добродушный вид даже когда Мишка сердился.
— Хорошо,— рассмеялся Клим.— Я — ренегат и свинья... Коротко — но не ясно!
— А ты не прикидывайся,—сказал Игорь,— ты вспомни, что говорил хотя бы месяц назад... И что теперь говоришь... Неужели не ясно?
— Нет, не ясно. Месяц назад я ошибался, и все мы ошибались. И если теперь мы признаем, что мы ошибались, это еще не значит, что мы стали ренегатами!..
— Ошибки... Ошибались... Ловко ты заговорил! - криво усмехнулся Игорь.
Кира по-прежнему безучастно смотрела вдаль, Майя испуганно переводила глаза с Игоря на Клима.
— Договаривай,— тихо сказал Клим.— Что значит ловко?
— А то ловко,— Игорь швырнул камешек в воду,— а то ловко, синьор Бугров, что уж очень вовремя вы меняете свои взгляды. Я подумал об этом не сегодня, а еще когда ты рассказывал о своем капитане...
— Капитан — хороший человек! — вспыхнул Клим.
— Дурак!
— Нет, он не дурак!
— Ты дурак!— тихонько выкрикнул Игорь, побледнев.— Ты дурак, что ему поверил!
Они одновременно вскочили — и Майя тоже вскочила и бросилась между ними.
— Ты всех считаешь дураками кроме себя!
— Это не доказательство!
— Мальчики! — умоляюще вскрикнула Майя — Неужели вы не умеете рассуждать спокойно?..
— Хорошо,— сказал Клим,— будем рассуждать спокойно.
Он весь дрожал, как тугая струна. Значит, они считают его ренегатом...
— Капитан тут ни при чем,—он листал тетрадку, буквы прыгали, устроив на страницах забавную чехарду.— То есть, конечно, он-то при чем... Он, кстати, очень умный человек... Он сразу все понял и помог мне разобраться... Но он сказал только то, что я сам думал. Я правду говорю! Вы не верите?— крикнул он, потому что Игорь насмешливо скривил губы.
— Мы верим! Верим!
Его немного успокоил возглас Майи — она сидела, обхватив руками коленки, и, казалось, одна слушала его внимательно.
— Так вот, я шел тогда к нему, второй раз, и было такое славное, чистое утро... Я вдруг подумал: вот мы собираемся, спорим, бушуем... А что на свете изменилось бы, если бы нас не было? Все осталось бы по-прежнему... И все наши идеи — так, выдумка, чтобы приятней проводить время?.. Игра?..
В глазах Майи промелькнул ужас, Игорь хотел что-то возразить.
— Подождите! — крикнул Клим, ожесточаясь все больше.— Я знаю все, что вы скажете! Мы боролись! Да, боролись: долой то, долой другое, в общем — долой Луну!
И пока, мы разыгрывали из себя борцов с пошлостью и забавлялись высокими словами, люди сеяли хлеб, строили дома, плотины, делали станки... То, без чего ничего бы не было! Понимаете? А мы? Что мы сделали за свою жизнь?.. Нам только казалось, что мы что-то делаем! А я вышел... после допроса... и снова — улицы, люди, облака... И мне страшно захотелось быть самым обыкновенным человеком, как тысячи, как миллионы! Ну, вот взять и сделать хотя бы один гвоздь! И чтобы этот гвоздь вбили в крышу или просто повесили на него пальто — и даже не знали, что я этот гвоздь сделал... А я бы знал: существует на свете гвоздь, сделанный моими руками! Понимаете?
— Но это ведь то же. самое, что я раньше говорила про обыкновенных людей! — Майя была явно разочарована.
— Да, черт...— проговорил Мишка недоверчиво,— а как же насчет этого самого... Великой цели в жизни?
— Чушь! Если бы обыкновенный плотник не сбил гвоздями каравеллы, Колумб не открыл бы Америки! Колумб и плотник равны перед историей!
— Но помнят только про Колумба,— усмехнулся Игорь.— Плотник не думал открывать Америки...
— Неважно, что он думал! Важно, что он делал! Мы слишком много думаем, мы прокисли от дум, мы просолились думами, как селедки! Надо поменьше думать! — Он вспомнил, что именно эти слова сказал ему на прощанье капитан. Теперь они неожиданно вырвались у него самого.
— Юродство на старый лад.. Типичное толстовство,— Игорь тщательно выискивал слова. — Что же, прикажешь пахать землю и сажать картошку?
— Да, пахать землю и сажать картошку!
— И этим приносить пользу человечеству?