Страница 86 из 126
Она смеялась, но ему почудилось, помимо всего, что был в ее нервном, звенящем голосе протест, она будто спорила с кем-то или с чем-то — с несправедливостью, судьбой, роком...
— Вы правы, — постарался попасть ей в тон Теплицкий, — так могло случиться... И мы могли бы встретиться, положим, где-то на Карибских островах... В отеле «Риц»... Там все отели так называются: «Риц», «Хилтон», «Палац»... Впрочем, я, возможно, что-то путаю. Но мы могли бы там встретиться, это наверняка...
— Очень даже!..
— Я бы увидел вас в вестибюле...
— На мне было бы белоснежное платье, оно так хорошо контрастирует с фиолетово-коричневым загаром, там ведь много солнца, не меньше, чем у нас...
— Да, и я подошел бы к вам, и мы бы познакомились, и я бы предложил вам отправиться в ресторан...
— Фу, как пошло!..
— Ну, прогуляться, по набережной....
— Пошло!.. Пошло!..
— Или пойти на пляж...
— Ой, какая убогая фантазия!.. Мужчине обязательно нужно видеть женщину голой!..
— Хорошо, я взял бы яхту, и мы поплыли бы в океан!.. Вас это устроит?..
— М - м - м... — Казалось, она всерьез размышляет над его словами. — Пожалуй... И что бы мы там делали?..
— Как - что?.. Ловили макрель.
— Макрель?..
— Да, это такая рыба, и очень вкусная!..
— Вы пробовали?..
— Нет, откуда же... Из нашей редакции в командировку на Карибские острова не посылают...
— Очень жаль... — вздохнула она.
— Но мы бы все равно встретились. Не на Карибах, так где-нибудь еще...
— Да, но белое платье и фиолетово-коричневая кожа лучше всего смотрятся на Карибах...
— Вы правы... И там я преподнес бы вам белые орхидеи... Вы любите орхидеи?..
— Я никогда их не видела...
— Я тоже... Но белые орхидеи, по-моему, идеально подошли бы к вашему платью...
— Белое на белом?..
— Ну, тогда розовые... Или черные... Вы бы сами выбирали... Главное, что мы бы встретились...
Оба замолчали.
Где-то в небе, словно напоминая о завтрашнем отъезде, прострекотал самолет.
— Джульетта, — проговорил он просительно, — мы должны встретиться хотя бы напоследок...
— Зачем?..
— Как — зачем?.. Просто встретиться — и все...
— Вам обязательно нужно меня видеть?
— Конечно!..
— Для чего?..
— Ну, хотя бы для того, чтобы убедиться, что я правильно вас представляю...
Ему показалось, у нее пресеклось дыхание — на минуту, может быть — на две...
— Какой же вы меня представляете?..
— Вы — Джульетта... Вы красивы, иначе Ромео бы в вас не влюбился... У вас черные волосы, голубые глаза... Из-за длинных ресниц они кажутся темнее, чем на самом деле... У вас высокая шея, покатые плечи, грациозные, легкие руки, быстрая походка... Когда вы разговариваете с незнакомыми мужчинами, вы откидываете голову назад... — Ему без труда удалось набросать ее портрет, состоявший из общих черт, каким он ему рисовался...
— Джульетта, я прошу, прошу вас...
Он и сам бы не объяснил толком, почему ему во что бы то ни стало нужно было ее увидеть. Просто — увидеть... Может быть, для того, чтобы убедиться, что она реально существует. И голос, который он привык слышать по ночам, принадлежит ей...
— Когда вы уезжаете?
— В 4.30 отходит мой автобус в аэропорт.
— Откуда?
— От Площади Космонавтов.
Она долго, долго молчала.
— Хорошо, я приду... На остановку...
Ему хотелось прийти туда, откуда отправлялся автобус, пораньше, подождать ее там, увидеть издали... Его задержали в Управлении, директор достал из сейфа бутылку армянского коньяка, секретарша принесла тарелочку с грильяжем и блюдечко с толсто нарезанными ломтиками лимона, подошли еще два-три человека — заместители директора, главбух... Выпили за своевременный пуск домны, за соблюдение установленных Москвой сроков строительства, за правдивое освещение проблем стройки в прессе... И уже сомнительными, почти фантастическими представлялись Теплицкому ночные разговоры о душе, о любви, о Карибах... И то, что на остановке, возможно, уже в нетерпении ходит она, горячий полынный ветер налетает из степи, лохматит ее аккуратно уложенные в парикмахерской волосы, крутит, плещет подолом платья у колен...
Он ушел, сославшись на то, что ему надо еще собраться. Он мчался, почти бежал к себе в гостиницу. Он сгреб, не разбирая, свой командировочный скарб в чемодан и, по пути к остановке, успел заглянуть на базарчик, располагавшийся на небольшом пустырьке. Теплицкому повезло — на остатки командировочных он купил букет белых, Бог знает откуда привезенных роз, правда, слегка подвявших.
Как он и думал, он увидел ее еще издали: она стояла на краешке сбитой из досок платформы и ветер играл ее волосами, то набрасывая их на лицо, то закидывая за спину. Она была среднего роста, с копной золотистых (нет, не черных!..) волос, тоненькой талией, перехваченной пояском с огромной пряжкой, в голубой юбке колоколом, в туфельках замысловатой, видимо заграничной породы, с ремешочками, оплетающими тонкие щиколотки, придающими воздушность всей ее фигуре.
Они не уславливались накануне, как, по каким приметам узнают друг друга... Он подошел к девушке с бьющимся сердцем, как на первое свидание в шестнадцать лет. В ответ на его взгляд, который он не отводил от нее, пока к ней приближался, в ответ на его сияющую улыбку, на букет белых роз, который он держал в правой, слегка вытянутой вперед руке (в левой был чемодан), она тоже улыбнулась, хотя в глазах ее, светлых, стального цвета, сквозило приветливое недоумение.
— Ну, вот, наконец... — проговорил Теплицкий немного задохнувшись. — Джульетта, это вам... Взамен белых орхидей...
— Джульетта?.. Какая еще я вам Джульетта?.. — Голос у нее был грубый, низкий, будто простуженный, не ее голос...
— А кто же вы?.. — пробормотал он растерянно.
— А вы-то кто сами?..
Она хотела вернуть ему букет, который он вручил ей сходу.
— Нет, нет, — отстранился он, — цветы ваши... Они вам очень идут...
— Ну, спасибочки... — рассмеялась она, облизнув ярко накрашенные губы. — Вот потеха...
Автобус — пропахший бензином, пышущий жаром — подрулил минута в минуту. Теплицкий уже изнутри, через мутное, припорошенное пылью стекло заметил девушку, сидевшую в уголке деревянной пристройки. Маленькая, толстоватая, с густыми, цвета пакли, коротко подстриженными волосами, с короткими ногами, которые она, поджав, прятала под скамейкой, словно стыдясь тяжелых, набухших икр... Только глаза он правильно угадал вчера — они были у нее, правда, не голубые, а синие-синие, до черноты, и в них, как хрусталинки хорошей, классической огранки, сверкали слезы...
Он все это заметил, увидел, понял — вдруг!.. И кинулся отворить окно, опустить стекло.
— Джульетта!.. — кричал он, оглушая маленький автобус.
— Джульетта!.. — И налегал всем телом на девушку с подаренными им розами, примостившуюся между ним и окном. Он давил на ее остренькое, перехваченное бретелькой лифчика плечо, он сминал розы, которые бережно, завернув в газету, спасая от палящего солнца, нес с базара, он махал руками, колотил в стекло, автобус, натужно фыркнув, уже отъезжал, и в рыжем, клубящемся шлейфе песка и пыли, поднятом задними колесами, таяла, пропадала Джульетта (если только это была она), хотя, показалось Теплицкому, она, прощаясь, помахала вдогонку ему рукой...
ХОЧУ БЫТЬ ЕВРЕЕМ!
Почти невыдуманная история из нашего почти фантастического прошлого
1
Случилось это в год 5740 от Сотворения мира или, что то же самое, в год 1980 от Рождества Христова. В этом году в школе № 66 был организован кружок мягкой игрушки.
2
Честно говоря, история, отчасти связанная с этим кружком, изобилует многими неясностями. Отчего — «кружок мягкой игрушки»? Отчего именно «мягкой»? Отчего вообще — игрушки?.. Рассказывают, правда, что в школу однажды явилась проживавшая поблизости пенсионерка Мария Константиновна Грибок и вся учительская ахнула, увидев куклы, которые она вынула из своего ридикюля. Куклы были сделаны ею самой, она долгое время заведовала кукольной мастерской в кукольном театре и теперь, в скучные, одинокие пенсионерские будни, пришло ей в голову передать свои редкостные знания и умения детям. Когда же ученики школы № 66 , то есть, по мнению учителей, отпетые лоботрясы, бездельники и разбойники, увидели собственными глазами всех этих Котов-в-Сапогах, Карабасов-Барабасов, Золушек, Дюймовочек и Маленьких Принцев, они валом повалили записываться в кружок...