Страница 4 из 11
Потому-то он и запер половецкое посольство в избе. Половцы были враги, они явно готовили какой-то коварный план, и их следовало изолировать. На более глубокие рассуждения Святополк не был способен.
Половцы, узнав об оскорблении, нанесенном их посольству, стали собирать войско.
В Киеве же были заняты совсем другими делами. Святополк увлекся заменой дружины и подбирал новых людей – в основном известных ему по Турову.
В эти дни к нему во дворец явился Вышатич. У Святополка не было никакого желания говорить с тем, но отказать влиятельному боярину он не мог – это было бы слишком.
– Что ты творишь, князь Святополк? – с самого порога начал Вышатич. – Гонишь старшую дружину и приближаешь своих?
– Я князь. Что хочу, то и делаю. А хочу я, чтобы мне служили верные люди.
– За любую верность надо платить, – заметил Вышатич. – Ты знаешь притчу о прикованном к столбу рабе и о сердобольном прохожем?
– Нет, не знаю. Расскажи, – благодушно предложил Святополк. Слушать притчи он любил.
– Один раб, провинившийся перед своим хозяином, был за то прикован им к столбу, – начал Вышатич. – Раб был наг, в одной лишь повязке, препоясавшей чресла. Было жарко, его кусали мухи, слепни и оводы. Шедший мимо прохожий сжалился над ним и отогнал насекомых. «Что ты наделал? – вскричал раб. – Эти уже наелись, они кусали небольно, я к ним привык. А сейчас налетят новые, голодные, они закусают меня до смерти».
– Пусть мои слуги кусают Русь, как слепни и оводы, – отвечал Святополк. – Пусть медовуха и брага текут у них по усам и попадают в рот, лишь бы они верно служили мне.
– И бояр ты слушать тоже не собираешься?
– Негоже великому князю слушать бояр.
– Неблагодарный! – вскричал Вышатич. – Или ты забыл, что это мы сделали тебя великим князем?
– Великим князем меня сделал лествичный порядок, – невозмутимо сказал Святополк.
– Ты, князь, дурак или глумишься надо мной? – возмутился Вышатич. – Неужто ты не понимаешь, что, не будь моей хитрости, Мономах захватил бы киевский престол?
– Что было, то прошло, – невозмутимо произнес Святополк.
Взбешенный Вышатич вышел из тронной залы, не прощаясь и проклиная себя за жестокую ошибку.
Тем временем в Киев пришло известие о том, что множество половцев осадили город Торческ. Святополк немедля отпустил запертых послов, но было уже поздно: половцы больше не хотели мира, они хотели войны.
Святополк тоже стал готовиться к войне, тем более что новые дружинники жаждали испытать себя в деле. «Иди, князь», – говорили они едва ли не в один голос.
И снова к Святополку явился Вышатич.
– Не вздумай ходить против них, – предостерег он князя. – Мало у тебя воинов.
– У меня семьсот воинов, – возразил Святополк. – Они могут им противостоять.
– Если бы ты выставил хоть семь тысяч, и то было бы худо, – заметил Вышатич. – Земля наша оскудела от войн. Надо искать мира.
– Мира? – повторил Святополк, сам же этот мир загубивший. – А может быть, ты посоветуешь ждать, пока они возьмут Торческ? И после другие города?
– Раз уж непременно желаешь воевать, – сказал Вышатич после паузы, – пошли к брату своему Владимиру. Он поможет тебе.
Вышатич не любил их обоих, но сейчас он думал об опасности, грозившей Русской земле.
Этому совету Святополк внял, поразмыслив, что семиста отроков все-таки недостаточно. Мономах, получив послание, начал спешно собирать воинов, а одновременно написал брату Ростиславу и сыну Мстиславу, чтобы те готовились к битве с половцами.
Когда все трое прибыли в Киев, то встретились со Святополком в монастыре святого Михаила. Был при их встрече и Вышатич.
– Ну что, Святополк Изяславич, – ехидно сказал Мономах, – вольно тебе было запирать половецких послов в избе? Половцы шли на Русь с миром, а благодаря тебе идут теперь с войной.
– Издевайся, Владимир Всеволодович, издевайся, – не полез за словом в карман Святополк. – Я ведь знаю, что не по доброй воле ты уступил мне киевский престол. И представляю, как грызет тебя зависть. Да только ничего теперь не поделаешь. Править мне Киевом до самой смерти.
– Скорей бы эта смерть наступила! – воскликнул Ростислав, поразив даже старшего брата.
– Значит, распри ведете между собой?! – вмешался в разговор разъяренный Вышатич. – А поганые губят Русскую землю. После разберетесь, а сейчас немедленно отправляйтесь навстречу поганым – либо с миром, либо с войною.
– В самом деле, – спокойно сказал Мономах, – оставим распри. Войска готовы, двинемся же в путь.
Они со Святополком поцеловали друг другу кресты.
Стугна
Двадцать шестого мая киевские войска встали на берегу реки Стугны. На другом берегу стояло половецкое войско со стрельцами в первых рядах. Во главе его был сам Тугор-хан, вошедший в русские былины как Тугарин Змеевич.
Князья совещались с дружинниками.
– Пока стоим за рекой, – предложил Мономах, – заключим мир с ними.
Он был тут же поддержан Ростиславом, Мстиславом и дружинами всех троих. Будь здесь Вышатич, он бы, без сомнения, тоже высказался за.
Но молодая киевская дружина хотела войны.
– Хотим биться, – сказал один.
– Перейдем на другую сторону реки, – вторил другой.
– Дело говорите, – кивнул Святополк.
Спорить с великим князем и начальником войска было бессмысленно.
Они стали переходить через Стугну. Вода сильно вздулась, и Мономах подумал о том, что это плохая примета.
Они миновали город Треполь и, став между валами, поставили стяги. Стрельцы, готовясь к бою, выдвинулись вперед. Половцы, подойдя близко к валу, тоже поставили свои стяги, и наконец, после всех этих приготовлений, оба войска ринулись друг на друга.
Святополк шел справа, Мономах и Мстислав – слева, а в центре был Ростислав. Тугор-хан удачно почувствовал самое слабое место и ударил по Святополку. Храбрецы из его дружины бежали почти сразу. Бежал и сам Святополк, запершись в Треполе.
Расправившись с правым крылом, половцы навалились всеми силами на остальных. Тут они нашли гораздо более мужественных противников, и сражение было жарким, но в конце концов Мономах с родичами тоже вынуждены были бежать.
Добравшись до Стугны, Мономах и Ростислав, оба потерявшие в бою коней, решили перейти реку вброд. Однако Ростислав выбрал неверный путь, и его подхватило сильное течение. Мономах бросился на помощь к брату, но едва не утонул сам и был отнесен течением в сторону. Добравшись до другого берега, он тупо стоял там до тех пор, пока волны не прибили к его ногам тело Ростислава. Он вытащил брата на берег, пытался сделать все, что возможно в таких случаях, но это было тщетно.
Кто-то тронул его за плечо. Он обернулся и увидел Мстислава, которого потерял из виду еще во время боя.
– Сынок, – прошептал Мономах, обнимая его, – живой, ты живой.
– И ты жив, отец, – сказал Мстислав. – Благодарение Богу!
Потом оба они молча стояли над телом Ростислава.
Неожиданно Мономах в несвойственном для него страстном порыве упал на колени и, подняв глаза к небу, воскликнул:
– Господи, об одном молю: дай мне отмстить половцам и дай мне покарать Святополка, виновника этого позора и убийцу моего брата!
Мстислав же начал тихо молиться за душу погибшего дяди.
Только одно могло как-то утешить Мономаха, если бы он об этом знал: это было его первое и последнее поражение в бою за всю жизнь.
Половцы, убедившись в полной победе, начали грабить окрестности. Часть их направилась к Торческу, осада которого была ослаблена Тугор-ханом из-за битвы на Стугне.
Когда совсем стемнело, Святополк, в сопровождении всего лишь двух спутников, поскакал в Киев. Прибыл он туда утром и сразу же увидел гроб, за которым шло множество людей. Это хоронили Яна Вышатича, не пережившего известия о разгроме.
На следующий день были другие похороны – хоронили Ростислава. Мстислав немного отстал и теперь нагонял идущих. Неожиданно он услышал сзади такие слова: