Страница 27 из 108
Кроме своих филеров, при Московском отделении был еще летучий филерский отряд департамента полиции, которым также ведал Медников. Эти ребята умели многое.
«Медниковский филер мог пролежать в бане под ванной, когда понадобилось, целый вечер. Он мог долгими часами выжидать на жутком морозе наблюдаемого с тем, чтобы проводить его домой и узнать, где он живет. Он мог без багажа вскочить в поезд за наблюдаемым и уехать внезапно, часто без отдыха, за тысячи верст. Он попадал за границу, не зная языков, и умел вывертываться. Его филер стал извозчиком так, что самый опытный профессиональный революционер не мог признать в нем агента. Умел он изображать из себя торговца спичек и вообще лоточника. По надобности мог прикинуться он дурачком и поговорить с наблюдаемым, якобы проваливая себя и свое начальство, когда же служба требовала, он с полным самоотвержением продолжал наблюдение даже за боевиком, зная, что рискует при провале получить на окраине города пулю браунинга или удар ножа, что и случалось».
Кроме того, Зубатов стал привлекать к работе в охранном отделении людей не из офицерской среды, в том числе и имевших университетское образование. У них кругозор был побольше. Привечал он и разных специалистов.
«Были в отделении три жандармских офицера, были чиновники и полицейские надзиратели. Все служили, работали, и результаты их работы, какими бы они путями ни восходили к начальству, обязательно попадали сперва к Медникову и получали от него оценку, а в зависимости от того и направление.
Имелся в отделении свой хороший фотограф и расшифровщик секретных писем, а также и свой ученый еврей, который знал все по еврейству, что являлось при работе в черте оседлости большим подспорьем. Была, наконец, и еще одна фигура, прогремевшая позже в революционном мире, чиновник для поручений Л. П. Меньщиков, когда-то, как говорили, участник одной из революционных организаций, попавший затем в отделение и сделавший в нем, а после и в департаменте полиции, большую чиновничью карьеру.
Меньшиков знал революционную среду, и его сводки о революционных деятелях являлись исчерпывающими. За ним числилось одно большое дело. Говорили, что в те годы департамент овладел раз явками и всеми данными, с которыми некий заграничный представитель одной из революционных организаций должен был объехать ряд городов и дать своим группам соответствующие указания. Меныцикову были даны добытые сведения и, вооружившись ими, он в качестве делегата объехал по явкам все нужные пункты, повидался с представителями местных групп и произвел начальническую ревизию. Иными словами, успешно разыграл революционного Хлестакова, и в результате вся организация подверглась разгрому».
Меньшиков был личностью очень своеобразной. Мы с ним ещё столкнемся дальше. Но какое-то время он добросовестно работал на охранку.
Люди Зубатова действовали по всей России и даже за ее пределами. Полковник сумел раскрутить несколько крупных дел.
В 1894 году он накрыл действующую по всей стране организацию «Народное право» — попытку социалистов — революционе- ров создать единую партию. (Сделать это эсеры сумели лишь через восемь лет.) Именно с этой ликвидации и начался его взлет.
«Так, в 1895 году отделение арестовало в Москве кружок студента Распутина, имевший намерение подготовить покушение на молодого государя и делавший для того некоторые приготовления. Оно проникло своим розыском даже в Петербург и арестовало в 1896 г. на Лахте типографию "Группы народовольцев"».
В итоге в Москве, в отличие от Петербурга, социал-демократы и носу не смели высунуть. Зубатов и его ребята прочищали частым бреднем не только членов раскрытых организаций, но и их окружение. Отнюдь не с целью всех пересажать — у начальника московской «охранки» имелись куда более серьезные планы.
С арестованными революционерами полковник и его люди вели длинные беседы. С одной стороны, Зубатов разбирался в мотивации этих людей, с другой — искал способ привлечь их на свою сторону.
«Это не были допросы, это были беседы за стаканом чая о неправильности путей, которыми идут революционеры, о вреде, который они наносят государству. Во время этих разговоров со стороны Зубатова делались предложения помогать правительству в борьбе с революционными организациями. Некоторые шли на эти предложения, многие же, если и не шли, то все-таки сбивались беседами Зубатова с своей линии, уклонялись от нее, другие же совсем оставляли революционную деятельность».
Причем, вербовка никогда не проводилась методом грубого нажима: или ты едешь в Сибирь, или работаешь на нас. Если зубатовские сотрудники видели, что человек не особо упертый, то пытались его переубедить. Дескать, вы же видите, что ваша борьба бессмысленна. Мы тоже печемся о благе России. Так давайте постараемся спасти ваших ошибающихся товарищей.
Сам Зубатов впоследствии писал:
«Между тем с той и с другой стороны в большинстве встречаются прекрасные личности. Начиная в 1897 года я пытался найти почву для примирения. Для этого я сам беседовал с арестованными, изучал их, дружился с ними, докладывал о результатах своих сношений с ними верхам, ломал с ведома последних целые дела, взывал к реформам, доказывая выгодность всего этого с полицейской точки зрения… Сам я верил и верю, что правильно понятая монархическая идея в состоянии дать все нужное стране при развязанности общественных сил, причем без крови и прочих мерзостей».
Результаты получились очень неплохие. Именно во времена Зубатова все революционные и околореволюционные организации оказались нашпигованы агентами охранки.
Секретные сотрудники
Об агентах стоит рассказать особо. Их называли секретными сотрудниками или сексотами. Последнее слово очень любили либералы и революционеры — звучит как-то некрасиво, чуть похабно. (Хотя в те времена слово «секс» употребляли только врачи и ученые. До распространения фрейдизма было далеко.)
«Чины охранного отделения или жандармского управления, от начальника до младшего филера, никогда в революционные ряды не становились.
Уменьем привлекать из революционных и общественных кругов лиц, которые освещали бы их деятельность, тогда славилось именно Московское охранное отделение. Наличностью этих сотрудников из социалистов и общественников и объяснялись успехи Московского отделения и его популярность».
Зубатов ввел и правила обращения с агентами.
«Вы, господа, должны смотреть на сотрудника, как на любимую женщину, с которой находитесь в нелегальной связи. Берегите ее, как зеницу ока, один неосторожный шаг, и вы ее опозорите. Помните: провал сотрудника для вас лишь некоторый ущерб по службе, для него же смерть гражданская, а часто и физическая.
Проникнитесь этим, поймите это, отнеситесь к этим людям так, как я советую, и они поймут вас, доверятся вам, и будут работать с вами честно и самоотверженно. Штучников гоните прочь, это не работники, это продажные шкуры. С ними нельзя работать. Никогда никому не называйте имени вашего сотрудника, даже вашему начальству. Сами забудьте его настоящую фамилию, помните только по псевдониму. Помните, что в работе сотрудника, как бы он ни был вам предан и как бы он честно ни работал, всегда, рано или поздно, наступит момент психологического перелома. Не прозевайте этого момента.
Это момент, когда вы должны расстаться с вашим сотрудником. Он больше не может работать. Ему тяжело. Отпускайте его. Расставайтесь с ним. Выведите его осторожно из революционного круга, устройте его на легальное место, исхлопочите ему пенсию, сделайте все, что в силах человеческих, чтобы отблагодарить его и распрощаться с ним по — хорошему.
Помните, что, перестав работать в революционной среде, сделавшись мирным членом общества, он будет полезен и дальше для государства, хотя и не сотрудником; будет полезен уже в новом положении. Вы лишаетесь сотрудника, но вы приобретаете в обществе друга для правительства, полезного человека для государства».