Страница 47 из 53
Забавно отреагировал Наполеон, когда узнал обо всем этом.
— Это превосходный шахматный ход. Вот, никогда бы не поверил, что какой-нибудь генерал у союзников способен это сделать.
А ведь у Наполеона всегда было правило: не считать противника глупее себя. Получается, этот ход и ему не приходил в голову? Или он уже играл ва-банк? И думал — авось, пронесет?
Но даже в этой ситуации Наполеон не намерен признавать поражения. Он пытается тянуть время и для отвода глаз начать разговоры о мире. Приближенные предлагают: а может, попытаться замириться на самом деле?
Но Наполеон — против:
— Нет, нет! Довольно и того, что был момент колебаний. Нет, шпага все покончит. Перестаньте меня унижать!
Show must go on! Император решает играть до конца. В Фонтенбло собираются войска. Наполеону все кажется, что не все еще потеряно. Это, похоже, находит подтверждение во время последнего смотра 4 апреля. Наполеон обращается к войскам:
— Солдаты! Неприятель, опередив нас на три перехода, овладел Парижем. Нужно его оттуда выгнать. Недостойные французы, эмигранты, которых мы имели слабость некогда простить, соединившись с неприятелем, надели белые кокарды. Подлецы! Они получат заслуженное за это новое покушение! Поклянемся победить или умереть, отплатить за оскорбление, нанесенное отечеству и нашему оружию!
— Мы клянемся! — раздалось в ответ.
Но маршалы были иного мнения.
И тут произошло событие, с которого я начал книгу. Командиры воевать не хотели.
Но пока что Наполеон отрекся в пользу сына.
Союзники же хотели большего. Точнее, их уговорили роялисты, которые столько лет ждали своего часа, а теперь слетелись, как мухи на известное вещество. Наполеон надеялся на свой последний аргумент — на войска, которые все еще были ему верны. Вряд ли он собирался всерьез воевать. Угроза силой — тоже аргумент. Но цепь предательств становилась все длиннее. Перейдя на сторону коалиции, его предал маршал Мармон. Больше выхода не было.
Теперь требовалось уже полное отречение династии. Узнав о таких требованиях, Наполеон сначала еще колебался:
— Впрочем, мы увидим. До завтра.
В ту ночь император, теперь уже бывший, долго беседовал с Коленкуром. Много там было сказано интересных слов.
— Поверьте, — говорил Наполеон. — Я не думаю о себе, мое поприще кончено или близко к концу. Впрочем, какое же удовольствие я мог бы иметь в том, чтобы царствовать над сердцами, которые уже утомлены и готовы отдаться другим!.. Я думаю о Франции… Ах, если бы эти дураки не предали меня, ведь я в четыре часа восстановил бы ее величие, потому что, поверьте мне, союзники, сохраняя свое положение, имея в тылу Париж и меня перед собой, погибли бы!
Всю ночь Наполеон угрюмо бродил по залам дворца и, наконец, сказал свое решение маршалам, которые тоже всю ночь опасались, что все-таки будет продолжение:
— Господа, успокойтесь! Ни вам, ни армии не придется больше сражаться. Я согласен отречься. Я желал бы для себя, для вас, так же, как для моей семьи, обеспечить престолонаследие за своим сыном. Я думаю, что эта развязка была бы для вас еще выгоднее, чем для меня, потому что вы ждали бы правительства, соответствующего вашему происхождению, вашим чувствам и вашим интересам… Это было бы возможно, но низкая измена лишила вас положения, которое я мог бы вам обеспечить… Но вышло по-иному. Я покоряюсь своей участи, покоритесь и вы вашей… Вы хотите покоя — вы получите его. Но, увы! Пусть будет Богу угодно, чтобы я ошибся в своих предчувствиях, но мы не были поколением, созданным для покоя. Мир, которого вы так желаете, скосит вас на ваших пуховых постелях скорее и больше людей из вашей среды, чем скосила бы война на бивуаках.
И 6 апреля подписал документ об отречении. Династии Бонапартов не стало.
В 1812 году, когда Наполеон чуть не попал в плен к казакам, он приказал изготовить яд, чтобы не угодить в плен в любом случае. Это был раствор опиума. С тех пор Наполеон с ним не расставался. И вот этот пузырек с ядом сработал, как чеховское ружье на стене. Игра была проиграна, чудовищное напряжение этого великого и жуткого царствования исчезло, оставив после себя пустоту. Что теперь? Наполеону не грозила от победителей ни смерть, ни тюрьма, только — почетная ссылка на остров Эльба, который отходил под его власть. Но быть хозяином жалкого клочка земли после того, как командовал всей Европой? Ведь ему было всего только сорок пять лет! И все уже оставалось в прошлом. Для трудоголика Наполеона, скорее всего, было невыносимо именно это, а даже не сам факт поражения. Потому что решился он только чрез шесть дней. А ведь смерти Наполеон не боялся никогда, а год назад он сам подставлял голову под пули. Но, как бы то ни было, 11 апреля 1814 года Наполеон все-таки выпил пузырек.
Но — не вышло. Отрава то ли изначально была слабой, то ли испортилась. Умереть — не получилось.
Сильное отравление опиумом — штука жутко мучительная. К тому же сам пострадавший представляет собою, мягко говоря, не слишком эстетичное зрелище. Человек испытывает жуткие боли, его часами выворачивает наизнанку…
Приближенные позвали доктора, хотя Бонапарт им это запретил. Потом он потребовал себе еще отравы. Чтобы теперь — уж наверняка. Противоядие он принять отказался. Видимо, надеялся, что яд все-таки подействует.
— Как трудно умирать! Как было легко умереть на поле битвы! Почему я не был убит при Арси-сюр-Об! — вырвалось у него.
(Арси-сюр-Об — местечко, при котором 21 марта произошло сражение, в ходе которого Наполеон откровенно искал смерти).
Умереть ему в тот раз так и не пришлось.
20 апреля 1814 года произошло знаменитое событие, которое доныне очень любят романисты и кинематографисты. Наполеон прощался с гвардией.
— Солдаты, вы, мои старые товарищи по оружию, с которыми я шел всегда по дороге чести. Нам теперь нужно с вами расстаться. Я мог бы дальше остаться среди вас, но нужно было бы продолжать жестокую борьбу, прибавить, быть может, к войне против иноземцев войну междоусобную, и я не мог решиться разрывать дальше грудь Франции. Пользуйтесь покоем, вы так справедливо его заслужили, и будьте счастливы. Обо мне не жалейте. У меня есть миссия и, чтобы ее выполнить, я соглашаюсь жить: она состоит в том, чтобы рассказать потомству о великих подвигах, которые мы вместе с вами совершили. Я хотел бы вас всех сжать в своих объятиях, но дайте мне поцеловать это знамя, которое вас всех представляет…
Эффект от речи был сильный. Гвардейцы плакали, размазывая слезы по усам.
Великая и страшная эпопея закончилась вроде бы красиво и мирно. Так думали все, так полагал и сам Наполеон. Европа уже приготовилась наслаждаться долгожданным миром.
Почти сразу после того, как Наполеон прибыл на остров Эльба, смерть постигла его Жозефину, которую он, пусть и несколько своеобразно, но продолжал любить всю жизнь. Несмотря, что после отречения императора она, в общем-то была в общественном смысле никем, но тем не менее, до самой смерти она оставалась первой дамой Франции. Первый из союзных монархов, Александр, демонстративно игнорировал двор Людовика XVIII, возведенного на престол русскими штыками. Зато часто и охотно ездил в ее резиденцию Мальмезон. А уж за ним косяком пошли деятели поменьше. Жозефина принимала всех, так что у нее день-деньской коромыслом стоял блестящий дым. Однако бывшая императрица, когда-то больше всего на свете любившая светские тусовки, теперь им не радовалась. Она выполняла заданный ритуал — и всё.
В мае Жозефина тяжело заболела — и врачи никак не могли поставить диагноз. Она умерла в своем дворце Мальмезон 29 мая 1814 года. До сих пор ходит множество версий по поводу причин ее смерти. Тут и замаскированное самоубийство, и даже отравление. Действительно, новый Двор дико злился, глядя на то, каким почетом пользуется первая жена «узурпатора». Но есть более простое объяснение. Когда позднее, на острове Эльба Наполеон спросил ее лечащего врача, в чем причина ее смерти, тот ответил: