Скитальцы

Заглянуть за ограду… Прижаться лицом к деревянным… Нет, это прутья клетки. Это клетка, огромная, ржавая, и я в ней один. Остальные — снаружи.

Вот мальчик, ухоженный, плотный. Разве у него не было няньки? Светловолосый, на носу царапина. Встретился взглядом…

Чего же я стал? Идти… Факел трясётся в руке. Зачем было смотреть мне в глаза? Что за сила, что за чудовищные побуждения движут вами, мои соплеменники? Существа, подобные мне?

И лица всех живущих слились в одну харю, глумящуюся, разевающую в хохоте слюнявый рот…

Маленькая девочка на плечах отца. Отец добродушно скалится, подаёт малышке гнилушку…

Не пытайся заслониться — выронишь факел. Не заслониться. Выжечь.

Кто я им? Кем я прихожусь этим, жирноглазым, в чьих жилах течёт вместо крови мутная слизь? Выжечь. Хватит.

Пляшет пламя. Вперёд. Там, за поворотом коридора, меня ждёт ДВЕРЬ.

Ноги не слушаются. Стали, как вкопанные. Вспоминают, сколько порогов я переступил… А со скольких меня вышвырнули. Нет, не раздумывать. Взялся, так надо идти…

Поворот.

Вот и я.

Мёртвая, пустая тишина. Только хриплое дыхание одного человека.

Дверь.

Тяжёлая, кованая, не новая, но поражающая мощью. Заперта на огромный стальной засов.

Он остановился, подняв факел. Свистящее его дыхание на минуту прервалось. В наступившей тишине…

ТУК. ТУК. ТУК.

Это снаружи. Кто-то, или что-то, тихонько просит о любезности — приютить. Сколько раз я сам так стучал?

Тихо, вежливо, вкрадчиво. ТУК-ТУК-ТУК.

Справиться с оцепенением. Успокоить трясущиеся пальцы. Факел — в кольцо на каменной стене. Руки должны быть свободными, вот так.

Хватит, никаких воспоминаний. Нет и никогда не было ящерицы на плоском камне. Не было форели в лунной реке. Не было леса, залитого солнцем. Маленький мальчик по имени Гай давно забыл, как его укусила оса. Он вырастет и явится на площадь с корзинкой тухлых помидоров. А спасённая девочка Гарра ищет, кого бы предать. Кого бы передать в жёлтые руки судьи… Вот они все, стоят рядком, и у каждого в руках треснувший стакан. И сочится из трещин не вода, а…

Хватит. Вот засов. Берись за дело.

И он взялся — и ощутил, как вместо ледяного холода ржавое железо отозвалось горячечным теплом.

Они втроём сидели за круглым столом в кабинете — тем самым, чья столешница была расписана причудливой вязью магических символов. Руки их лежали ладонями вниз, и стол дробно трясся, и вздрагивал пол под ногами. В буфете звенела посуда, тяжело раскачивалась люстра под потолком.

— Аль? — высоким птичьим голосом вскрикнул Орвин.

— Не вижу, — глухо, напряжённо отозвался Эст.

— Вместе, — выдохнул Ларт. — Ещё раз, вместе! Ищите его, ну!

— Стой, — Орвин, страшно побледнев, опрокинулся назад вместе со своим креслом. Легиар и Эст вскочили:

— Что?!

— Ничего, — с трудом ответил Орвин, лёжа на полу. — Я между вами… Задыхаюсь. Вы меня сдавили, как тисками…

— Как Маррана, — сказал Ларт тихонько. Орвин дёрнулся:

— Не шути так, пожалуйста…

Ларт подал ему руку и рывком втянул в круг:

— Время… Время идёт. Он у Двери. Ещё попытка.

В прихожей послышались чьи-то быстрые шаги. Я похолодел, но Ларт быстро на меня глянул, и я, покрывшись холодным потом, поплёлся навстречу.

Это была всего лишь она, женщина по имени Кастелла, побледневшая, осунувшаяся, с болезненным вопросом в лихорадочно блестящих глазах. За ней тянулся по полу длинный траурный шарф.

Увидев меня, она приостановилась было и хотела что-то спросить, но я опередил её, отпрыгнув назад и всем видом приглашая, нет, умоляя войти. Она, так ничего и не сказав, нерешительно двинулась за мной.

— Ящерица! — воскликнул Орвин.

Эст скривил губы, Ларт, сидевший спиной к двери, медленно повернулся и встретился с ней глазами.

— Я пришла, — сказала она дрогнувшим голосом, — потому что Марран не умер. Я чувствую. Он в беде. Послушайте, он в страшной беде!

— Все мы в страшной беде, Кастелла, — холодно сказал Ларт. — Единственное, чем ты можешь помочь Маррану и себе — найти его. Мы втроём пытались, может быть, ты нам поможешь?

Снова хмыкнул Эст, но она, не глянув в его сторону, подошла к столу и села на пододвинутый мною стул.

— Как же твоё решение оставить магию? — спросил Эст с усмешкой и, не дожидаясь ответа, бросил через стол Легиару:

— Это всё равно, что впрягать в одну упряжку двух буйволов и муху…

Ящерица сидела прямо, очень прямо. Услышав последние слова Эста, вопросительно полуобернулась к Легиару.

— Сиди, — сказал ей Ларт. Эст пожал плечами.

Орвин снова вытянул руки, положив их ладонями на стол. Все сделали то же самое, круг замкнулся.

Глаза Ларта, до того мерцавшие жёлтым, налились вдруг ровным красным светом. Смотреть на него было страшно; трясясь, я присел и привалился к покрытой гобеленами стене.

Лицо Эста было перекошено яростным презрением, Орвин кусал губы, а Кастелла сидела ко мне спиной. Воздух в комнате дрожал, как струна за мгновение до разрыва.

— Вижу! — звонко выкрикнула Кастелла.

Ларт вскочил, опрокинув стул, одновременно вскочили Эст и Орвин. Женщина вдруг оказалась в центре нового круга.

— Что? — отрывисто спросил Эст.

— Дверь… Вот дверь… На засове…

— Маррана видишь? — это Ларт.

— Нет… Зал… Темнота… Неясно… Помогите.

— Слабая девочка, — прошептал Эст. У него вдруг страшно исказилось лицо, Орвин ахнул, но тут Кастелла привстала, и глаза её были как две зелёные плошки:

— Ви…жу… Руал… Руал…

Голос её сделался слабым-слабым, каким-то кукольным, фарфоровым, удаляющимся:

— Ру…ал…

Ларт схватил её за плечи, зашептал завораживающе, почти страстно:

— Зови. Зови его. Скорее.

Кастелла повернулась — и я увидел её лицо, серое, неузнаваемое, залитое густыми слезами. Губы быстро-быстро шевелились.

— Он не… — снова голос фарфоровой куклы. — Не слышит… Он не слышит… Ру-ал…

— Зови!! — закричал Ларт, но она только всхлипнула и потеряла сознание.

— Пожалуй, это всё, — ровно сказал Ларт.

Он сидел на ручке кресла, изящно закинув ногу на ногу. В кресле полулежала Кастелла — лица её не было видно в полумраке. Эст задумчиво портил кончиком шпаги гобелен на стене; Орвин играл со стеклянным глобусом, водя пальцем по его матовому боку. Тускло поблёскивали корешки бесполезных книг, и, немой и удручённый, вздыхал в углу клавесин.

— Всё? — переспросил Орвин, мусоля ногтем какой-то архипелаг. — Всё?

— Всё, что мы могли сделать. Теперь нам остаётся сидеть и ждать, пока явится Марран… Или то, что стало Марраном. То, что он впустил…

— Что ж, пусть приходит, — сказал Эст с недоброй усмешкой. — Нам есть что вспомнить, да, Легиар?

— Он был хорошим мальчишкой, — сказал тот со вздохом. — Но однажды предав… Он предал тебя, меня, теперь предаёт мир. Не может остановиться, да.

— Никогда он не был предателем, — тихо и бесцветно проговорила Кастелла.

Никто ей не ответил. Сумерки совсем сгустились.

— Что ты сделал с гобеленом, Аль? — спросил Ларт, который отлично видел в темноте.

Эст со скрежетом вбросил шпагу в ножны.

— Камин… — попросила Кастелла.

Я бросился было разжигать камин, но Ларт только искоса на него взглянул — и поленья дружно занялись. Жаль, что раньше хозяин никогда мне не помогал в домашних делах.

Все помолчали.

— Мне пора, — так же тихо и бесцветно сказала Кастелла. — Ребёнок.

Она поднялась, и тогда Орвин вдруг оставил свой глобус и поднялся тоже.

— Погоди… Погодите все… Мой медальон ржав, как гвоздь… Как гвоздь в кладбищенской ограде. Но есть способ… Есть последний способ. Я могу попытаться… Пройти сквозь вырез. Я пройду туда, где Марран. Мой медальон проведёт меня. Давайте.

— Не надо, Орви, — негромко сказал Эст. А Ларт добавил, нахмурясь:

— Мы не знаем, где Марран… То, что рядом с ним, способно убить тебя… А медальон ржав и не убережёт своего Прорицателя. Стоит ли так рисковать?