Скитальцы

— А-а-а! — с новой силой завопила женщина, и кто-то из обладателей мощных спин зажал ей рот рукой.

Руал отошёл потихоньку, потоптался, пощупал свой отбитый когда-то бок, выругался, укусил себя за руку и вернулся к месту свалки.

Мощные спины явно одолевали — босые ноги были надёжно подмяты под массивное колено, кричащий рот плотно зажат, так что только мычание доносилось из смятой травы — «М-м-м… усти-и, м-м-м…»

— Это что ещё? — спросил Ильмарранен голосом хозяина, заставшего работника на горячем. По-видимому, обладатели спин слышали такие голоса раньше — они сразу бросили своё занятие и обернулись. Вид Руала их удивил, но нисколько не испугал. Их жертва, чумазая девчонка, воспользовавшись минутным замешательством, рванулась и выскользнула бы, если б один из парней не успел схватить её за длинные, растрёпанные в борьбе смоляные волосы.

— Это что-о ещё? — возвысил голос Руал. И, обернувшись в сторону дороги, позвал воображаемых попутчиков:

— Лобош, Вобла! Идите сюда!

Он рассчитывал, что мощные спины растеряются хоть на минуту и выпустят жертву. Не тут-то было — один из парней накрутил девчонкины волосы на мосластый кулак, а другой неторопливо поднялся, подтянул штаны и выглянул из-за кустарника на дорогу. Дорога, конечно, была пуста.

— Ой-ты, — с издёвкой протянул парень, плюнул и бросил сквозь зубы: — Вали, пока цел. Тебе не достанется… Вобла!

И вернулся к своему делу. Забилась, заплакала девчонка.

Руал поднял с обочины увесистый острогранный камень, подскочил к насильникам и, наспех размахнувшись, врезал камнем по ближайшей бычьей шее. Владелец шеи взревел, его товарищ не сразу определил, в чём дело, а определив, получил уже коленом в челюсть.

И тогда Руалу пришлось туго.

Камень он выронил, на него наседали с двух сторон, он отступал, увёртывался, колотил твёрдыми носами недавно приобретённых сапог по неуклюжим голеням нападавших, отчего те охали и приседали, хватаясь за ноги. Несколько раз беспорядочно мелькавшие в воздухе тяжёлые кулаки попали Ильмарранену в лицо, и каждый раз он отлетал так далеко, что, на счастье, успевал подняться прежде, чем башмаки нападавших добирались до его рёбер.

Но главным бойцом оказалась девчонка — она то и дело бесстрашно отвлекала парней на себя, колотила их где-то раздобытой палкой, кидалась сзади, воинственно верещала и время от времени звала на помощь. Парни тяжело дышали, вращали налитыми кровью глазами и сыпали ударами, любой из которых мог бы убить девчонку, попади он в цель.

Потом Руалу не повезло — очередной удар оглушил его, и он не смог подняться вовремя. Двое навалились на него сверху, пыхтя и мешая друг другу; Ильмарранен подумал было, что вот ему и конец, но в этот момент один из парней ослабел вдруг и упал на Руала безвольной грудой — над ним стояла девчонка с тем же увесистым камнем в руках. Второй нападавший изумлённо вскинул голову, и Руал из последних сил двинул его снизу — в подбородок. Тот охнул, прикусив язык.

Дальше было просто — тот, что получил камнем по затылку, только возился и стонал, а другой, прижав ладони к окровавленному рту, удивлённо пятился, пятился, потом бочком-бочком засеменил прочь, то и дело оглядываясь.

Девчонка, разгорячённая, растрёпанная, широко улыбнулась вытирающему кровь Руалу:

— Так сразу надо было по голове метить… А то такие и убить могут…

Её круглые вишнёвые глаза посверкивали восторженно и немного насмешливо.

Имя ей было Тилли, лет ей было шестнадцать, у неё где-то там имелись отец, мачеха и младший брат, но семейство, по её словам, сильно надоедало ей за зиму, так что всё лето она привыкла проводить в странствиях. Странствовала она с тех пор, как научилась ходить. Летом хорошо, есть где переночевать и что слопать, но вот уже холода не за горами, а возвращаться к своим ох как не хочется, потому что отец, конечно, выпорет свою беспутную дочь за неподобающее поведение.

Они сидели у костра, Тилли куталась в Руалову куртку и доверчиво рассказывала, как без шума поймать курицу, как наколоть рыбу на самодельную острогу, а потом испечь в золе, и что она обожает нянчить детей и часто этим зарабатывает, и как её брат поймал в лесу хорька и научил его прыгать через кольцо, и как мачеха родила мёртвую двойню, и как в животе у пойманной рыбины оказалась медная монетка.

Она размахивала руками, показывая, какой весёлый её отец, когда пьяный, и какой свирепый на трезвую голову. Её острых локтей и угловатых движений не могла скрыть даже пастушья куртка, в которой Тилли утопала по самый кончик носа. Вишнёвые глаза озарены были пламенем костра, и в них отражался Руал — непобедимый, непревзойдённый, мужчина и герой. Девчонка хлопала чёрными пушистыми ресницами, заливисто хохотала без видимой причины и бросала на Ильмарранена терпкие, тугие и опять-таки чуть насмешливые взгляды.

Они испекли картошки и поужинали, закусывая кукурузными лепёшками дымящиеся, испачканные золой ломтики. Тилли, до того трещавшая без умолку, понемногу притихла и пододвинулась почти вплотную к Ильмарранену.

— Ру… — она сразу же после знакомства наградила его этой кличкой, — а тебя вроде милая бросила, оттого ты странный такой, оттого по дорогам тыряешься? Да?

Руал улыбнулся — таким серьёзным и сочувствующим было это потешное, в общем-то, лицо. Она увидела его улыбку и смутилась, истолковав её по-своему:

— Да нет, я понимаю, такого парня, как ты, даже змея подколодная не бросит… Тогда что ж?

Руал потрепал её по волосам. Она смутилась ещё больше:

— Ну ладно, дура я и дура…

Ему стало жаль её, он обнял худые плечи и притянул девчонку к себе. Она замерла, боясь пошевелиться. Вдалеке заухала сова; в темноте за тёплым, освещённым кругом от костра возилась, разворачивалась, кишела ночная жизнь.

— Ру… — тихо, опасливо спросила Тилли, ткнувшись носом прямо ему в ухо. — А ты… колдуна когда-нибудь видел?

Он вздрогнул, и она, прижавшаяся к его боку, не могла этого не почувствовать. Пробормотала успокаивающе:

— Да нет, не бойся, в округе их не водится… Я сама их ужас как боюсь, только вот любопытно… Я, знаешь, видела одного этим летом. Молодой мальчишка, а важный — страх! Весь в бархате да в серебре, в кружевах и в перьях, карета — шестерная упряжка! Слуга при нём, здоровая такая жердь… Я бы ни за что не пошла б колдуну служить, ни за какие монеты! Приехали они в посёлок да на постоялый двор, хозяин выскочил, кланяется… Народ сбежался смотреть, забор завалили… А маг этот в комнате заперся и не выходил, слуга сказал — колдует…

— Знаешь что, — зевнув, сказал Ильмарранен, — давай-ка спать, Тилли.

Его сон был беспорядочным и неглубоким. Выплывала из мути заколотая острогой рыбина, превращалась в золотую ящерицу, укоризненно смотрела изумрудными глазами… Моргала разочарованно, но это уже не ящерица, а Тилли, чёрные пушистые ресницы, терпкий влажный взгляд… Учит Руала прыгать через кольцо, а кольцо узкое, и всё сжимается, и трудно дышать…

Потом он повернулся на другой бок и увидел море. И не просто море, а длинное, плоское побережье. И человек бродит по колено в прибое, но волны, облизывая песок, не решаются прикоснуться к его высоким сапогам — огибают, извиваются вокруг, и даже брызги не падают на мягкие голенища… Вдоль берега, навстречу ему, идут высокий поджарый мужчина и мальчишка-подросток.

Кажется, дул ветер, кажется, было весело и страшновато, и Легиар говорил юному Маррану:

— Сейчас я тебя представлю. От того, как он к тебе отнесётся, многое сейчас зависит. Я ему враг, но ты — ты не вздумай с ним поссориться. Или ты по-прежнему считаешь себя непобедимым?

Марран пританцовывал, вздымал фонтаны песка, подпрыгивал и хохотал:

— Что ты, Ларт! Ты же видишь, я и рубашку белую надел, и башмаки почистил по такому случаю… Господин Бальтазарр Эст будет мной, примерным мальчиком, весьма доволен!

Легиар хмурился:

— Ты сопляк ещё, ты щенок, недоросль, чего ты смеёшься?! Я тебя предупреждаю один раз: никаких заклинаний, превращений, цирка и балагана! Ни одного магического действия, сделай мне такой подарок! Эст и так знает о тебе слишком много…