Страница 3 из 6
Чтобы немного развеяться, я включил компьютер. Взглянул на часы, было уже семь часов, я проспал большую часть дня. Со мной явно творилось что-то странное. Может, я заболеваю? Я побродил по сайтам, пообщался по скайпу с одной из своих подруг, но все это не радовало. И вдруг в голове снова всплыло: «Путь Сантьяго — ответ!»
Открыв поисковик, ввел фразу «Путь Сантьяго». Оказалось, что он проходит в Испании. Начав читать, я ухмылялся. Откуда в моей голове вообще мог взяться этот «Путь Сантьяго»? Ведь обычно во сне мы видим то, что уже слышали или читали. Но о нем я явно ничего не знал. История с крестоносцами и прочей ерундой, связанная с этим Путем, меня не впечатляла. И уж тем более идея дойти до собора, чтобы мне отпустили грехи. По сравнению со многими моими знакомыми я мог считаться непорочным. И все же в глубине души что-то во всем этом меня трогало. Была в этом толика безумия: поехать в другую страну, не забронировав отель, и идти пешком по абсолютно неизведанным местам, ночевать где придется и ни о чем не думать, просто шагать вперед. Когда-то в юности мы ходили в походы, но большими компаниями. Мысль путешествовать в одиночестве меня никогда не посещала. Я закурил. Наверное, и вправду говорят, что излишек свободного времени вызывает ненужные мысли.
С чего это я вообще взял, что должен что-то делать? Я понимал всю абсурдность происходящего. На кой черт я сдался странному субъекту из моего сна? И зачем мне проходить Путь Сантьяго, если я даже не католик и уж тем более не верю в магию, чудеса и даже, о, ужас, в Бога! Нужны ли мне встряски?! Не лучше ли сходить к психотерапевту или даже к психиатру, чтобы понять, что со мной происходит. С другой стороны, в «мозгоправов» я верю еще меньше, чем в существование высшего разума. Ну не укладывается у меня в голове, что кто-то, покопавшись в моем грязном белье, сможет изменить мое же собственное представление о самом себе! Допустим, я расскажу ему о том, что меня гложет в этой жизни, и что дальше? Психотерапевты напоминают мне провидцев, они тоже пользуются различными психологическими приемами, вытягивая из вас информацию, чтобы затем нанести удар по самому больному месту.
Внезапно во мне возникло острое желание бежать. Я вышел из дома, еще не до конца понимая, куда и зачем направляюсь. Впрочем, это было неважно, нужно немного прогуляться. Я сел в метро, проехал несколько остановок. Поднялся на улицу и, машинально разглядывая витрины и людей, просто шел вперед.
Не знаю, что именно привело меня в книжный магазин. В глубине души все еще сидело чувство, что мне необходим ответ. Видимо, сегодняшний сон сбил меня с толку, он никак не выходил из головы. Я пришел к книгам как к последней инстанции. Книги — единственное искреннее в этом мире. Если они и говорят неправду, то непременно об этом предупреждают, дескать: «Все описываемые здесь события вымысел, не поддавайтесь желанию найти очевидные совпадения и прочую ерунду». Или, наоборот: «Все здесь достоверно, см. сноску такую-то на энциклопедические источники». И не нужно думать, как в жизни: где же истина? Она везде. В художественных книгах — в том, что они вымысел. В нехудожественных — в том, что, хотя они описывают реальность, многие из них по-прежнему смахивают на фантастику. Но это не их вина. Ведь реальность так часто оказывается абсолютно абсурдной.
Взять хотя бы меня, полностью уверенного в том, что ничего сверхъестественного не существует, что все закономерно, что мы сами способны изменить свою жизнь. Однако ведь что-то заставило меня поздно вечером оказаться в центре Москвы из-за какого-то неясного сна, выискивая ответы на вопросы, которые я сам не могу сформулировать! Я не знал, в каком отделе искать «правду». Я бродил между стеллажами и просто рассматривал корешки, не замечая, что на них написано. Белые, коричневые, красные, синие, черные, зеленые, оранжевые, фиолетовые — все они сливались перед глазами, образуя спутанный клубок из букв, которые я уже не мог прочитать, различить, вычленить из общего сумбура. Я даже перестал концентрироваться на том, в какие отделы забредаю, а ведь сначала планировал отправиться к более-менее серьезным источникам. Вместо этого сперва оказался среди пестрых детективных обложек, затем в детском отделе. Я бродил, пытаясь найти внутри себя ответ, что я здесь делаю. И вдруг из задумчивости меня вывел удар. Не сказать чтобы сильный, но вполне ощутимый, заставивший меня подпрыгнуть на месте от неожиданности. На лестнице стояла продавец-консультант со стопкой книг в руках, она виновато улыбалась мне.
— Извините, пожалуйста, — проговорила она.
— Да ничего, — машинально пробормотал я, уставившись на книгу, только что свалившуюся на меня словно с небес.
«Дневник мага» красовалось на ее обложке. Придумают же этакие глупости. Какой-то Коэльо. Кажется, я что-то про него слышал, он написал ерунду про пастуха и сокровища. Помню, я как-то листал эту книгу у своей подруги, ожидая окончания ее сборов в клуб. На обложке был нарисован мужчина с посохом. Я подошел к книге, она лежала раскрытой на полу.
— Вы не подадите ее мне? — услышал я голос, идущий откуда-то издалека. Мое сознание словно разделилось надвое. Мой мозг всячески сопротивлялся, но руки сами тянулись к книге. В глубине души появилось чувство, что я непременно должен увидеть то, что написано на развороте. Я с жадностью взял книгу и начал бегать глазами по строчкам.
«Первый признак того, что мы начали убивать свою мечту, — это когда вдруг обнаруживается, что нам не хватает времени, — продолжал Петрус. — Самым занятым людям, каких я знал, всегда хватает времени на все их дела. Те же, кто ничего не делает, всегда чувствуют себя усталыми, не сознают, сколь малую толику работы им нужно сделать, и всегда жалуются, что день слишком короток. На самом же деле они просто боятся вступить в Правый Бой.
Второй признак того, что наша мечта погибает, — это обретение опыта. Мы перестаем воспринимать жизнь как одно большое приключение и начинаем думать, что с нашей стороны будет мудро, справедливо и правильно не требовать от жизни слишком многого. Когда мы пытаемся высунуться наружу, за стены нашего обыденного существования, до нас доносится запах пыли и пота, мы видим жаждущие взоры воинов, слышим треск ломающихся копий, ощущаем горечь поражения. Но нам не дано понять радости, великой радости, что наполняет сердца всех тех, кто сражается. Ибо для них не важны победа или поражение — значение имеет лишь то, что они ведут Правый Бой.
И наконец, третий признак утраченной мечты — это умиротворение. Жизнь делается похожа на воскресный вечер: мы мало чего требуем от жизни, но и почти ничем не жертвуем. Мы начинаем считать себя взрослыми, зрелыми людьми, полагая, что наконец избавились от детских мечтаний, от юношеских фантазий, и стремимся лишь, как говорится, к успеху в работе и личной жизни. И нас удивляет, когда наши сверстники вдруг заявляют, что им нужно от жизни чего-то еще. На самом деле в глубине души мы догадываемся: все это происходит с нами потому, что мы отказались сражаться за свою мечту — отказались вступить в Правый Бой.
Очертания колокольни продолжали меняться, теперь вместо нее я видел ангела с распростертыми крыльями. И сколько бы я ни моргал, ангел не исчезал. Мне очень хотелось обсудить с Петрусом то, что я вижу, но я понимал, что он еще не договорил.— Когда мы отрекаемся от мечты и обретаем умиротворение, — сказал он немного погодя, — то вступаем в краткий период спокойной жизни. Но потом убитые мечты начинают разлагаться и тлеть внутри нас, отравляя все наше существование. Мы становимся жестокими сначала с близкими людьми, а потом и с самими собой. Тогда-то и возникают у людей болезни душевные и телесные. Наша трусость приводит нас как раз к тому, чего мы пытались избежать, отказываясь от борьбы, — к разочарованию и поражению. А потом в один прекрасный день смрад гниющих мечтаний становится просто нестерпимым, мы начинаем задыхаться и желать смерти. Смерти, которая освободит нас от нашей самоуверенности, от наших дел и от убийственного покоя воскресных вечеров».