Страница 36 из 67
- Опасно слишком! - переводя дыхание, ответил брат. - Это куница! Ее не всякий ларг завалит!
- Я 'медведь'! - буркнул Отто.
- Знаю, - закивал Коготь. - Но она Белку не убьет. Повезет к себе. Перехватим в лесу. Вдвоем справимся! Так надежней!
Медвежонок обиженно посопел, порамсил недолго и понял, что брат прав. Легашей на площади много собралось, могли и не уйти. Задел бы кто сестренку - что тогда делать?!
- Согласен, - кивнул головой. - Только еще выследить надо. И догнать! Вон у нее коняга какая!
- Конь знатный, - согласился Коготь. - А только двоих нести не так легко. Догоним. И на первой же ночевке нападем! Куницу того... - он сделал красноречивый жест, - Белку заберем и уйдем в Полению, как твой дед советовал.
- Дед говорил не в Полению. На восход.
- Так на восходе же Поления! По новой с плывунами сторгуемся и свалим!
Медвежонок согласно закивал. Умный брат ему достался.
- А пока надо куницу попасти. Она к 'Рыжей Швабре' прислонилась. Это ей пшек ту маляву кидал!
'Рыжей шваброй' в городе называли 'королевскую' гостиницу. Не в смысле, что принадлежит королю, просто хозяева намекали, что в ней и королю не стыдно остановиться. И даже утверждали, что королева (тогда еще будущая) Елизавета, следуя к венценосному жениху, почтила 'отель' своим присутствием. Почему Антийская принцесса следовала из Лонда в Бер через Нейдорф, рассказчики объясняли туманно. Не то к подружке в Раков заглянула, не то под Кий сгоняла, поохотиться на вильдверов в болотах Белой Сварги. Существовало еще с дюжину подобных объяснений. Но в честь данного события гостиница называлась 'Будуар принцессы', а на вывеске красовался портрет царственной особы. Вот только значение первого слова в Нейдорфе никто не знал, а художник в городе был один...
Туда и относили письмо шляхтича. Тот, почему-то утверждал, что это поможет Белке. Может, и не соврал.
- И пшека бы - тоже, - продолжал Коготь. - Шибко правильный он. На рынке нарисовался. Подписался за Белку у чинариков. Малява эта непонятная. Да еще на площади...
- А чего на площади? - не понял Медвежонок.
- А того, столбы ночью ягеры по пьяни спалили. А шляхтич в 'Ежике' живет. Чуешь?
- Не-а, - завертел головой Отто. - В 'Ежике' до хрена народу живет!
- Не до хрена! Людей там и нет совсем, одни наемники! И с какого переляку пан ясновельможный в ягерской лазейке кости кидает?
- Не знаю...
- Вот и я не знаю... Только стремно всё! И столбы вовремя пожгли, и куница как нельзя кстати нарисовалась. И везде рядом пшек крутится... Эх, жалко маляву ту не прочитаешь!
- Угу, - хмуро согласился Отто. - Буквицы все знакомые, а слова непонятные...
- Ты что? - вылупился на брата Коготь. - Буквицы разбираешь?
- Конечно! А ты нет?
- Откуда?! Что ж ты раньше молчал?!
- А ты не спрашивал. Неграмотным меня назвал. Я думал, ты...
- Нет, ну надо же! - Коготь схватился за голову. - Он, небось, на поленском писал! Ты бы мне прочитал! Я на их языке не горше за пшеков розмавляю!
- Чего-чего?!
- Говорить умею по-поленски, - пояснил Коготь. - Ой, как надо пана пощупать! Но нас двое всего, не потянем. Потому куницу работать будем. Она важнее.
- Ладно, - солидно выговорил Медвежонок. - А с Гундосым и Свином что делать будем?
- А зачем со жмуриками что-то делать? - ухмыльнулся Коготь. - Без нас зароют, - он глянул на удивленное лицо брата. - Ты что, не заметил? Рядом же стоял! Расписал я их на площади.
- Когда? - удивился Отто.
- А пока все на куницу с Белкой бельма пялили! Ну, раз даже ты не въехал! - он довольно улыбнулся. - Ты 'медведь', а я - Коготь!
Примечания
Плывун - контрабандист.Прислониться - встать на временный постой.Пшек - поленецМалява - письмоПравильный - хорошийЛазейка - гостиница
Глава 34
Девчонку довели почти до истощения. За декаду на тюремной баланде можно и ноги протянуть, особенно если и до этого питаться не слишком регулярно. А ребенку разносолами, может, и удавалось иногда побаловаться, но с частотой приема пищи выходило... тоже иногда. Воровская жизнь - она такая. Бывает, разживешься и деликатесом, достойным королевского стола, только окажется он единственной едой за седмицу. А может, каждый день покушать сложится, да только такое дерьмо, что не всякая свинья есть станет. Хряки-то куда привередливей бездомных деток. А бывает, еда и паршивая, и редко. Вот хорошая и часто - это чистейшей воды сказки. Фантастика, как говорили в Салеве!
А тюремная пайка - еще хуже. Хотя по отчетам там и мясо, и крупа, и... Только в готовом блюде ничего этого не видно. Крупинка за крупинкой гоняется с дубинкой. И гоняется медленно, потому как при смерти была, еще когда старший по кухне менял свой домашний мешочек на казенный тюремный. Исключительно из любви к узникам. Домашняя-то крупка, хоть и весом раз в пять поменьше, и мышами погрызенная, а всё же своё, родное! А казенное, оно казенное и есть, разве сервы с поля хорошее привезут? Потому повар и прихватил для компенсации половину коровьей туши. Так что мясо в баланде искать - занятие безнадежное. Зачем продукты на смертников переводить? На костер или виселицу и на голодный желудок сходить можно...
С гигиеной в камерах тоже не лучшим образом дело обстоит. Слово это культурное, опять же салевское, и тюремщикам незнакомое. А потому получи дырку в углу, с которой дерьмо стекает по салевской же постройки трубам, и вся тебе 'гигиена'. И еще спасибо скажи, камер с ка-на-ли-за-ци-ей на всю тюрьму две штуки, в остальных грязным ведром обходятся! А мыться - то барская блажь! Вот если бы принцесса Елизавета по пути к жениху, не в 'Будуаре Принцессы' бы остановилась, а на городской киче зависла, ей бы могли и водички в лоханке погреть. А остальные перебьются! И грязные сгорят. Вместе со вшами!
Потому по прибытию в гостиницу Ридица первым делом кликнула в помощь пару служанок и занялась ребенком. Отмыли лицо и руки. Напоили горячим мясным отваром. Срезали с головы колтун, напоминавший войлочный колпак, после чего тщательно сбрили остатки волос и запихнули ребенка в лохань, где четыре часа отмывали въевшуюся грязь. Потом покормили. Не очень плотно, но уже серьезней. Получившие по серебрушке служанки старались, что было сил. Пока Эльза ела, Гретхен сожгла волосы и тряпки, заменявшие девчонке одежду, а Лизхен сбегала в лавку за рубахой и штанами. И то, и другое было мальчиковое, как и приказала Ридица. Непонятно пока, куда девчонку девать, а если придется путешествовать, то в штанах удобней.
Девочка покорно терпела всё, что с ней делали, никак не выказавая своего отношения. Ни смешка, ни слезинки. Даже ела с каменным лицом. Только челюсти двигались. На любой вопрос отвечала да-нет, а то и вовсе жестом. А после еды заснула. Даже не встав со стула. Ридица перенесла девочку на кровать и, заперев комнату, выскользнула из гостиницы, чтобы вскоре постучать в дверь знакомого дома.
Хозяин закрыл за гостьей дверь, разлил по бокалам вино и только после этого заговорил:
- Ты сегодня была в ударе! Брат Освальд даже не знал, что возразить.
Ридица махнула рукой:
- Святому брату нечего было сказать. Будь девочка вильдвером, она могла уйти в любой миг. Давно не встречалась с подобным разгильдяйством. Думаю, ему следует броситься на меч, дабы скрыть позор. Этой же ночью.
- Он тебе настолько мешает? Или жажда мести не утихла за дюжину лет?
- Жажда мести? - девушка с недовольной гримасой рассматривала пальцы левой руки. - Нет, всё давно прошло. А мешает он, скорее, тебе.
- Не настолько.
- Настолько, - девушка вытащила кинжал и начала аккуратно подравнивать ногти. - Задница Нечистого, весь маникюр угробила с этой девчонкой! За двенадцать лет Освальд не стал умнее. Зато приучил людей уничтожать невиновных. Отсюда и все это безобразие. Все знали, что девчонке не нужны ни кандалы, ни клетка. Что она никому и ничем не может угрожать. Писцы, стражники, палачи, даже обычные бюргеры без малейших сомнений готовы отправить ребенка на костер... В тюрьме заключенных толком не кормят. Про мытьё уж и не говорю. Я согласна, что надо разбираться быстро и еще быстрее отправлять бедолаг либо на виселицу, либо на улицу. Но если держишь в застенке, то хотя бы корми! А дальше будет хуже. Смерть святого брата заставит владетелей навести здесь порядок.