Проклятый

17

Около девяти утра мы уже плыли через пролив Салем, по серому, взволнованному морю, балансирую на корме рыбацкой лодки «Алексис». В лодке было тридцать пять футов длины, и Эдвард, Дан Басс и еще двое коллег Эдварда из музея Наняли ее на общество на все утро.

День был ясным, воздух резким, и было так холодно, что я даже удивился. Но Эдвард объяснил мне, что на море, как правило, температура ниже, чем на суше, иногда даже на 15 градусов. На северо-западе собирался огромный клин густых как сметана туч. Дан Басе, однако, оценил, что у нас есть от двух до трех часов на погружение, прежде чем погода испортится.

Мне сразу понравился Дан Басс. Он был уверен в себе, было ему лет тридцать, глаза его были цвета бледной голубизны, как будто морская вода выбелила их до белизны. Он говорил с бостонским акцентом, глотая окончания слов, а черты его квадратного лица выдавали ирландско-бостонское происхождение. Но, управляя лодкой, он сказал мне, что он родился в Северной Каролине и впервые нырял, разыскивая суда в проливе Нимлино и заливе Винслоу.

— Когда-то я добрался до корпуса торпедоносца времени второй мировой войны, который утонул во время шторма в сорок четвертом году. Я посветил фонарем в окно, и угадай, что я увидел: человеческий череп, еще в заржавевшем стальном шлеме. В жизни еще не видел такой чертовщины.

У Эдварда было великолепное настроение, так же, как и у его коллег: серьезного молодого студента по имени Джимми Карлсен и веснушчатого рыжеволосого историка из отдела этнологии Музея Пибоди, Форреста Броу. Оба были опытными аквалангистами. Джимми носил блузу с надписью на спине: «Увидеть Массачусетс и начать нырять». Форрест три года назад участвовал в подъеме корабельных орудий и кухонного комплекса с корабля восемнадцатого века, затонувшего у Маунт Хоуп Пойнт у побережья штата Род Айленд. Оба все время объясняли мне подробно, что они делают и почему, чтобы вследствие незнания я не совершил какой-нибудь фатальной ошибки, раз уж у них с меня не было никакой пользы.

Джилли, закутанная в толстую стеганую парку с капюшоном, обшитым мехом, сидела на помосте рулевого с записной книжкой и секундомером в руке. Она почти ко мне не обращалась, но один раз перехватила мой взгляд и послала улыбку, говорившую мне, что между нами все в порядке — настолько, насколько это возможно. Глаза ее были полны слез, наверно, от холодного ветра.

Эдвард взял слово:

— Мы будем искать дальше вдоль линии побережья, начиная с того момента, где кончили в прошлый раз. Дан поставил лодку в точке пересечения координат, которые мы установили — мы берем одно измерение в направлении морского маяка на острове Уинтер, а другое — на башне епископального собора на Холме Квакеров. Якорь бросаем в месте, где эти измерения пересекаются.

Дан Басс подвел «Алексиса» немного ближе к берегу, в то место как форрест устанавливал положение. Установка лодки в назначенном месте заняла несколько минут, но в конце мы бросили якорь и заглушили мотор.

— Теперь отлив, — объяснил Эдвард. — Но через пару минут он кончится, и тогда будет самое опасное время для ныряния. Поскольку это твой первый раз, ты не должен оставаться под водой дольше пяти минут. В воде холодно и плохо видно, а у тебя и так будет много забот с дыханием и поддерживанием равновесия, Вначале ты должен со всем этим освоиться.

Я почувствовал неприятные судороги в желудке и имел огромное желание предложить отложить мое подводное посвящение до завтра или до будущей недели, может, даже до будущего года. Ветер колебал лодку и рвал на части наш сигнальный флаг, так что я не знал, трясусь ли я от холода или от страха.

Дан обнял меня за плечи и сказал:

— Ни о чем не беспокойся, Джон. Если умеешь плавать, то справишься с погружением, при условии, что не потеряешь головы и будешь слушать указания. Во всяком случае, Эдвард первоклассный аквалангист. Он будет тебе помогать.

Мы переоделись в обтягивающие водонепроницаемые комбинезоны, а под них мы одели подобранные пенистые жилеты, чтобы дополнительно предохранить себя от холода. Комбинезоны были белыми с оранжевыми капюшонами, что обеспечивало нам максимальную видимость в мутной воде, как объяснил Эдвард. Дан Басс прикрепил на мне баллон с воздухом и показал, как продувать загубник, чтобы выдуть пыль или воду, и как проверить, функционирует ли правильно регулятор расхода воздуха. Потом я надел на себя пояс с балластом, а Дан поправил грузики так, чтобы они не мешали моим движениям.

— Проверь также экипировку своего товарища, — напутствовал меня Дан.

— Уверься, что помнишь, как действует его регулятор воздуха, и как мы можешь освободить его от балласта в случае нужды. И постарайся вообще все запомнить как можно лучше.

При моем первом погружении в воду со мной шли Эдвард и Форрест. Мы кончили подготовку, сидя на борту лодки, а моим товарищам в последнюю минуту приходили в головы разные советы, которые они еще не передали мне, поэтому еще до того, как мы были готовы погружаться, моя голова напоминала мусорную корзину. В моей памяти колебались отрывки советов, что мне делать, если стекло в маске покроется паром, что делать, если перестанет поступать воздух, или что делать (что было вероятнее всего), если я впаду в панику.

Джилли подошла ко мне, сжимая блокнот в руке, и стала за моей спиной. Ветер развевал мех на ее капюшоне.

— Удачи, — сказала она. — Следи за собой.

— Попробую, — ответил я, чувствуя сухость во рту. — Сейчас, это точно, я беспокоюсь еще больше, чем тогда, когда вылетели эти окна.

— Какие окна? — спросил Эдвард. Он посмотрел на меня, потом на Джилли, но когда увидел, что ни один из нас не собирается ничего объяснять ему, пожал плечами и отвернулся.

— Готовы? Прыгаем!

Я сунул загубник, помолился в душе и пятой точкой вперед упал в море.

Внизу было холодно и царил полный хаос: ничего, кроме мутной воды и поднимающихся пузырей воздуха. Но когда я начал погружаться, я заметил поблизости белое пятно комбинезона Эдварда, а с другой стороны еще один блеск белизны: это Форрест прыгнул за нами. Я начал думать, что погружение с аквалангами не так уж и страшно, как я его себе воображал.

Все трое, размахивая ластами, мы включились в подводное течение.

Эдвард и Форрест ловко, с обаянием, я же с энтузиазмом, но в значительно худшем стиле. Океан не был в этом месте слишком глубок, особенно при отливе, максимально от двадцати до тридцати футов, но для меня даже это было чересчур. К тому же еще вода была так мутна, что я старался держаться поближе к своим спутникам.

По мере того, как мы опускались на дно, мне было все труднее сохранять равновесие. Наконец, когда мы задержались в паре футов над пологим склоном илистого побережья Грейнитхед, я почувствовал себя подвешенным в состоянии невесомости — причем проявлял явную склонность к легким подъемам и спускам, когда вдыхал и выдыхал воздух. Я был хорошим пловцом. В школе я был в команде пловцов и даже завоевал бронзовую медаль в плавании брассом. Но эти подводные поиски в ледяном черном иле на северном берегу пролива Грейнитхед — это было совершенно другое впечатление. Я чувствовал себя неуклюжим, неопытным, взволнованным ребенком, который еще не полностью овладел координацией движений.

Эдвард вплыл в мое поле зрения и просигнализировал рукой: «О'кей, все в порядке.» Этот же жест имели привычку делать таксисты из Сент-Луиса при виде аппетитной женской фигурки, шляющейся по тротуару. Я ответил Эдварду тем же жестом и подумал, что его голова под стеклом маски выглядит как вытаращенные зрачки утопленника. Меня предупредили, чтобы я не пытался сигнализировать поднятым указательным пальцем, поскольку это имеет совершенно иное значение. Форрест, удаленный на десять или пятнадцать футов, поторопил нас с началом поисков. Раз я должен был оставаться внизу лишь пять минут, подумал я, я могу принять участие в охоте на «Дэвида Дарка».

Мы планировали систематически обыскивать место вокруг лодки, передвигаясь по спирали в направлении против часовой стрелки, и отмечать места, где мы уже были, с помощью белых табличек с номерами. Мы начали с точки, где лежал погруженный в ил якорь лодки, и плыли по кругу, пока наконец я совершенно не утерял чувства направления. Однако Форрест в середине каждого круга вбивал в ил табличку, благодаря чему у нас была уверенность, что мы не ходим по своим следам и не удаляемся слишком далеко от области поиска.