След зомби (трилогия)

Саймон, глядя в пол, отчетливо скрипнул зубами. «Он его не понимает, – понял Мастер с тревогой в душе, – он просто злится на то, что ему делают выговор. Особенно парень зол на меня, потому что раньше я бы не позволил никому его обидеть. Только сам, только лично – как с собакой. Это был знак доверия. И раз я спустил на него Лысого – значит, все кончено. Что для Саймона Школа? Сможет ли он теперь остаться здесь, пока здесь я? Чем это все кончится? Что с тобой, Саймон? Кто ты теперь? Почему ты продал нас? И за какие сребреники? Я убью тебя, Игорь».

– Мы действительно людей не любим, – шипел Саймону в ухо Лысый, трясясь от напряжения. – Только мы все равно стараемся с ними считаться. А для тебя нет разницы между человеком и тварью, ты готов стрелять во всех! Как ты выстрелил тогда! Ты прав, у нас есть страхи, а у тебя и страха нет! Вот почему мы трижды подумаем, прежде чем стрелять. А ты не думаешь вообще… И если я тебе говорю, что Техцентр разрабатывает супероружие, – будь любезен верить мне! А мы все – и ты в особенности, потому что не хочешь думать, – пешки в этой игре. Нас используют. Пока что мы знаем только, что это будет очень страшно. Но если Мастер прав и мы, как полные мудаки, вляпались в «Программу «Зомби» – это все! Все-о-о!!! – зарычал Лысый в полный голос. – Конец света!!! И нас проклянут вместе с теми гадами, которые эту дрянь придумали! – Лысый задохнулся и умолк.

– Самое обидное, – тихо сказал Мастер, – что даже проклясть нас будет уже некому. Людей не останется. Будут одни ходячие деревяшки. По уши счастливые.

– И это, – выдохнул Лысый, поднося к носу Саймона палец с обгрызенным ногтем, – только гипотеза. Упаси тебя боже, сынок, заикнуться кому-нибудь, что такое может быть в натуре. Ты должен всегда твердить «гипотеза». Хотя и в этом случае клеймо шизофреника тебе обеспечено. Только сегодня тебя не посадят в психушку на психотропные таблеточки, потому что ты прав – времена не те. Сегодня можно вслух нести любую чушь и любую правду. Всем по фигу. Я иногда не понимаю, зачем Проекту такая дикая секретность – в него же все равно никто не поверит…

– Похоже, секретность на днях кончится, – заметил Мастер.

– Чего?! – отвернулся от Саймона Лысый.

– Позже расскажу, – пообещал Мастер.

– Ну-ну, – задумчиво протянул Лысый. Он уже более или менее опомнился. – А юноша наш стоит и думает: «Когда же меня оставят в покое?» Между прочим, – он снова повернулся к Мастеру, как будто Саймона и вовсе не было рядом, – что-то пацан здорово изменился за последнее время. У нас в группе два таких деятеля, ни хрена не понимающих, но они еще совсем зеленые. А этот-то… С ним же всегда можно было по-человечески поговорить. Что ты с ним сотворил?

– Он больше месяца ходит оперативным дежурным, – сказал Мастер. – Во «Второй» уже забыли, как он выглядит.

– И зачем ты это делаешь? – спросил Лысый, по-прежнему игнорируя присутствие Саймона.

– Угадай с трех раз, – предложил Мастер. У Саймона на щеках проступили желваки. Казалось, он сейчас вцепится зубами начальнику в шею. – Только постарайся угадать правильно.

– А как я узнаю, что правильно угадал? – Лысый запрокинул голову и принялся собирать волосы в хвост.

– Угадаешь – обалдеешь, – четко проговорил Мастер. – Пошли домой! – Он как ни в чем не бывало повернулся к Саймону. Но Саймон принять игру отказался. Он обеими руками вцепился в поясной ремень и злобно глянул на Мастера исподлобья. Весь как сжатая пружина – человек, готовый бить.

– Хреновый ты воспитатель, – заметил Лысый, возясь с резинкой, которой стягивал хвост на затылке. – Мальчик-то вырос. Не хочет быть на вторых ролях.

– Не-а, – мотнул головой Мастер. – Он не вырос. Он испортился.

– Не надо… – с трудом выдавил Саймон сквозь зубы, сжатые чуть ли не до судороги. Костяшки у него на кулаках совсем побелели.

– Глупенький мальчик, – безмятежно сказал Лысый, опуская руки. – Тебя же провоцируют. Это же Мастер, не поддавайся ему… – Бормоча эти слова, Лысый плавно смещался вправо – так, чтобы между ним и Мастером образовался прямой угол с Саймоном в основании. «Теперь, если Саймон вздумает кинуться на Мастера, пусть распрощается с левой почкой. А если он попробует лягнуть меня каким-нибудь каратешным ударом в бок, Мастер так ему засветит в грудину, что мальчик рухнет прямо затылком на батарею. Главное, что достать нас он сможет только по одному…» Лысый как бы невзначай подобрал согнутые руки почти в боевую позицию. Он полностью доверял Мастеру и действовал не рассуждая, автоматически. Только где-то на окраине сознания пульсировала фраза: «Вот это да! Вот это да…»

– Не надо, говоришь? – спросил Мастер. – Ну, не надо – так не надо. Проходи. – Он шагнул назад, развернулся к Саймону вполоборота и сделал приглашающий жест. Встал, слегка наклонив голову, фактически подставив шею для рубящего удара. Лысого пробрал озноб. Он видел, что Саймон доведен до крайней точки кипения и Мастер ведет слишком опасную игру. Это было очень не похоже на Мастера, который никогда попусту не рисковал и всячески мешал рисковать другим. Но с Саймоном у них отношения почти родственные, и, видимо, иначе нельзя. «А вот убьет тебя сейчас этот парнишка – и пожалеть не успеешь о том, что сдуру изобразил средневекового рыцаря». Нужно было бы шагнуть к Саймону поближе, но Лысый стоял как вкопанный, боясь нарушить план Мастера. Кожу словно кололи мелкие иголочки – напряжение в образованном людьми треугольнике было дикое. И нагнетал его Саймон. Мастер не шевелился – голова наклонена, рука на отлете разрешает пройти. Лысый медленно, очень медленно опустил руки и постарался расслабиться. Но иголочки кололи все чаще. Тогда Лысый так же медленно завел правую за спину и взялся за торчащую сзади из-за пояса рукоятку. Пистолет он месяц не чистил, зато в стволе был патрон.

И вдруг напряжение разрядилось. Саймон глубоко вдохнул, сунул руки в карманы и, опустив не только голову, но и плечи, шагнул в предложенном Мастером направлении – прямо между двумя старшими. Сделал еще шаг, еще, попытался обернуться, но только зябко шевельнул плечами. И пошел, наращивая скорость, а затем побежал вдаль по коридору. Свернул за угол. Исчез.

Лысый вынул из-за спины руку с пистолетом и уставился на «ТТ» так, будто впервые увидел такую странную вещь. Потом он посмотрел в глубь коридора. Потом – на Мастера. Тот стоял, неприязненно поджав губы, и часто-часто моргал. Одновременно он крутил носом, дергал щекой и вообще вел себя как человек со связанными руками, с размаху попавший лицом в паутину. Лысый и представить себе не мог раньше, что кого-то может до такой степени разобрать нервный тик. Он деликатно отвернулся, сунул оружие на место, достал сигареты, закурил и пускал дым в стену, пока не услышал, как клацнула зажигалка Мастера.

– Извини, пожалуйста, – сказал Мастер, и в голосе его Лысый прочел глубокое смущение.

– Да ладно… – Лысый обернулся. Мастер стоял по-прежнему, сложив руки на груди, и немилосердно жевал сигаретный фильтр. Впрочем, лицо у него уже не дергалось.

– Нет, действительно, я приношу тебе извинения. Ты не в курсе дела, и это хорошо. Окажись на твоем месте информированный человек, он бы просто Саймона пристрелил. Даже ты был недалек от этого…

– Я за тебя испугался. Зачем ты ему шею подставил?

– А видишь, как он надломился в итоге?

– Он надломился, а я чуть не сломался. – Лысый снова уселся на подоконник. Мастер заложил руки за спину и принялся ходить перед ним туда-сюда, по-прежнему жуя сигарету и роняя под ноги пепел. Лысый ждал. Свое право на информацию он заработал. И право вдоволь поскандалить из-за того, что его до сих пор держали в стороне, – тоже.

Мастер остановился.

– Как же я устал, – пробормотал он. – Карма… куда я ее дел? – и сорвался с места в том же направлении, что и Саймон, – на псарню. Лысый ошарашенно глядел ему вслед.

Проект своих людей не обижал ни деньгами, ни всяческими льготами. У Мастера к моменту прихода в Школу отношения с родителями окончательно испортились, и он был рад принять от работодателей симпатичную квартирку в тихом районе. Постепенно из этой жилплощади получился настоящий дом – особенно после того, как в нем выросла Карма. При всей их обоюдной любви Мастер вовсе с собакой не носился – просто выполнял ежедневный минимум операций по уходу, который обычно знаком только выставочным животным. Всегда тщательно расчесанная, сытая, здоровая, красивая зверюга придавала квартире Мастера уют, не свойственный холостяцкому жилищу. Впрочем, Карма царила в этом доме не безраздельно. Но подруги Мастера приходили и уходили, а она оставалась. И что уж совершенно не лезло ни в какие ворота, ни разу ни одну из своих временных хозяек не укусила.