Страница 6 из 28
Я кашлянул. В доме отца Антуана было довольно холодно. Казалось, он экономил не только на топливе, но и на электричестве: в комнате было так темно, что я а трудом различал его фигуру. Единственное, что я отчетливо видел, это серебряное распятие на его груди.
— Я не могу понять, зачем он нам был нужен? Что он делал для нас, американцев? — спросил я.
— Он никогда подробно не объяснял, мсье. Он был связан какой— то клятвой о неразглашении. Но все равно, я думаю, он сам точно не понимал своей миссии.
— Но танки… черные танки…
Старый священник повернулся ко мне, и я заметил странный блеск в его глазах.
— Черные танки — это то, о чем я не могу говорить с вами, мсье. Я делал все, что мог, эти долгие тридцать лет, чтобы танк был убран из Пуан— де— Куильи, и мне все время говорили, что вывезти его отсюда тяжело и неэкономично. Но мне кажется, что на самом деле они слишком боятся трогать его.
— Почему боятся?
Отец Антуан открыл стол и достал маленькую серебряную табакерку.
— Вы нюхаете табак? — спросил он.
— Спасибо, нет. Но не отказался бы от сигареты.
Он протянул мне коробку с сигаретами, а себе в ноздри положил две щепотки табака.
Я закурил испросил:
— Есть что— нибудь у этого танка внутри?
Отец Антуан подумал и сказал:
— Возможно. Не знаю. Тейлор ничего не говорил об этом. Когда они заваривали башню, никому из жителей не разрешали находиться у танка ближе чем на полкилометра.
— Они давали какие— нибудь объяснения?
— Да, — ответил отец Антуан. — Они сказали, что внутри очень мощное взрывчатое вещество и существует опасность взрыва. Но конечно, ни один из нас в это не поверил. Зачем им понадобилось, чтобы викарий отпускал грехи нескольким пудам «ти— эн— ти»?
— Вы верите, что танк — это средоточие неких злых сил?
— Это нельзя назвать верой. Я не встречал никого, кто был бы скептиком более, чем солдат. Зачем в армию был призван священник? Благословлять оружие? Я могу только предполагать, что все, связанное станком, не соответствует законам Бога.
Я не совсем понял, что он имел в виду. Но он произнес эти слова медленно и шепотом в этой темной, мрачной комнате. Меня пробрала дрожь, и я почувствовал какое— то подобие страха.
— Вы верите в голоса? — спросил я.
Отец Антуан кивнул:
— Я сам их слышал. Любой достаточно храбрый человек, подойдя к танку после наступления темноты, может их услышать.
— Вы слышали их сами?
— Да, я ходил туда втайне от всех.
— Один?
Старый священник поднес к носу платок.
— Это моя работа. Последний раз я был около танка три или четыре года назад и провел там несколько часов, непрерывно молясь. Это обострило мой ревматизм, но я теперь уверен, что этот танк — орудие злых сил.
— А вы слышали что— нибудь особенное? Я имею в виду, чьи это были голоса?
Отец Антуан осторожно подбирал фразы:
— Это были, по— моему, не человеческие голоса.
Я уставился на него:
— Не понимаю.
— Мсье, как мне объяснить вам? Это были голоса не человеческих духов или человеческих призраков.
Я не знал, что на это ответить. Несколько минут мы сидели в тишине, а снаружи угасал день. Небо приобрело едва заметный зеленоватый оттенок, что предвещало снег. Отец Антуан, казалось, был глубоко погружен в свои мысли. Но потом он поднял голову и спросил:
— Это все, мсье? У меня есть что еще сказать.
— Да, это необходимо. Все это непонятно и загадочно.
— Пути войны всегда загадочны, мсье. Я слышал много рассказов о странных и необъяснимых случаях на нолях битвы или в концентрационных лагерях. Иногда это святые чудеса, когда являются посланники от Бога. Я разговаривал с человеком, который сражался при Сомме, и он уверял, что каждую ночь во сне к нему являлась Святая Тереза. Но опять же, мсье, и существа из ада тоже не дремали и искали свои жертвы; Говорили, что Генрих Раутманн, один из руководства СС, держал у себя собаку, принадлежащую дьяволу.
— А этот танк?
Он развел бледными костлявыми руками:
— Кто знает, мсье? Это выше моего понимания.
Я поблагодарил и собрался уходить. Его комната напоминала темный таинственный склеп. Напоследок я спросил:
— Как вы думаете, это опасно?
Он не обернулся.
— Проявления зла всегда опасны, мой друг. Но величайшей защитой от него была и будет святая вера в Господа нашего.
Я на секунду задержался у двери, пытаясь разглядеть во мраке его фигуру:
— Вы правы.
Я вышел на холодную лестницу, ведущую к выходу, а затем на улицу.
В семь часов, после утомительной поездки по грязным деревням, мимо ферм и необитаемых домов, мимо неподвижных деревьев и замерзших курящихся полей, я добрался до фермы Пассерелей и въехал во двор.
Вечер уже почти угас, когда я вылез из «Ситроена» И подошел к двери дома. Какая— то собака залаяла на другой ферме, на противоположном конце равнины; но здесь было все спокойно. Я постучал в дверь и стал ждать.
Дверь открыта Мадлен. Она была одета в грубую голубого цвета ковбойскую куртку и джинсы. Казалось, она только что закончила копаться у трактора.
— Добрый вечер, — сказала она, но в ее голосе не было удивления. — Вы что— то оставили здесь?
— Нет. Я вернулся из— за вас.
— Из— за меня?
— Можно войти? Здесь холодно, как на Северном полюсе. Я хотел кое— что у вас спросить.
— Конечно, — ответила она и распахнула дверь шире.
На кухне было тепло и пусто. Я сел за старый деревянный стол, изрезанный ножами и носящий множество отпечатков горячих кастрюль и сковородок. Она достала из буфета чашку, наполнила ее бренди и поставила передо мной. Затем села напротив и спросила:
— Вы все еще думаете о танке?
— Я уже повидал· отца Антуана.
Она слабо улыбнулась:
— Я так и подумала.
— Меня очень легко вычислить?
— Вовсе нет. — Она вновь улыбнулась. — Но вы мне представляетесь тем человеком, который не любит останавливаться на половине пути. Вы рисуете карты, значит, в вашей жизни не было ничего таинственного или мистического. А в этом случае, конечно, есть нечто особенное.
Я отхлебнул немного бренди.
— Отец Антуан сказал, что собственными ушами слышал голоса.
Она смотрела на стол. Ее пальцы скользили по отпечатку, оставленному горячим судком.
— Отец Антуан очень стар, — прокомментировала она.
— Вы думаете, он потерял разум?
— Не знаю. Но его проповеди изменились. Возможно, он нафантазировал все это.
— Возможно. Но вот это я и собираюсь выяснить.
Она взглянула на меня:
— Вы хотите сами их услышать?
— Конечно. И кроме того, хочу записать на кассету. Кто— нибудь раньше пытался это делать?
— Дан, не так уж много людей собирались хотя бы услышать голоса.
— Да, я знаю. Но именно это я сегодня и сделаю. И надеюсь, вы пойдете со мной.
Мадлен не сразу ответила, ее глаза блуждали по кухне, как у человека, думающего над какой— то трудной задачей. Ее волосы были собраны сзади в большой узел, который не очень шел ей, но я полагал, что она из тех девушек, которые не сильно заботятся о своей привлекательности, находясь в коровнике. Почти бессознательно она осмотрела себя, а затем взглянула на меня.
— Вы действительно хотите идти?
— Конечно. Тогда появятся хоть какие— то объяснения.
— Американцам всегда требуются объяснения?
Я допил бренди и пожал плечами:
— Полагаю, что это национальная особенность. Во всяком случае, я родился и вырос в Миссисипи[3] .
Мадлен сжала губы.
— Предположим, я попрошу вас не ходить туда.
— Можете попросить. Но я все равно пойду. Послушайте, Мадлен, это же совершенно фантастическая история. Какие— то странные вещи происходят вокруг старого танка, и я должен знать, что это такое.
— С' est malin, — ответила она. — Это опасно.
Я облокотился на стол и положил свои руки на ее.
3
Жители штата Миссисипи отличаются любопытством, это даже вошло в поговорку