Дьяволы судного дня

Грэхем Мастертон

Дьяволы судного дня

Глава I

Передо мной расстилалась туманная и серая, как на фотографии, местность, красное солнце светило из— за покрытых лесом холмов. Стоял суровый декабрь, редкий для Южной Нормандии.

Я увидел их на расстоянии мили: две маленькие фигуры на велосипедах, с повязками на головах, медленно движущиеся среди покрытых снегом деревьев. Кроме меня и едущих сюда двух французов, на дороге никого не было. Мой инспекторский столик на трех ножках стоял на покрытой инеем траве, «Ситроен» был припаркован немного в стороне. Было чертовски холодно, и я уже почти не чувствовал своих рук и носа, к тому же всерьез опасался, что если я сдвинусь с места, то мои подошвы, наверняка примерзшие к земле, оторвутся.

Мужчины подъехали еще ближе. Это были уже немолодые люди, у одного из них на спине висел военный рюкзак, из которого торчал длинный французский батон. На покрытой инеем дороге четко печатались следы их велосипедов. В этих местах не было никакого транспорта, а по дороге вообще мало кто ездил. Здесь, в глубинке Южной Нормандии, проезжали лишь случайные машины — грузовики или легковушки, — правда, со скоростью не менее чем девяносто миль в час.

Я окликнул: «Bonjour, messieurs». Один из французов притормозил и слез с велосипеда. Подойдя к моему столику, Он ответил:

— Bonjour, monsieur, Qu'est que vous faites?[1]

— Я плохо знаю французский, может быть, вы говорите по— английски? — спросил я.

Мужчина кивнул.

— Отлично. — Я окинул взглядом равнину и задержался на посеребренных инеем холмах. — Я составляю карту. Uпе carte.

— Аh, oui. — Мужчина наклонил голову. — Une carte.

Его спутник, все еще сидящий на велосипеде, стащил повязку с лица и стал энергично растирать нос.

— Это для прокладки новой дороги? — спросил он у меня. — Нового шоссе?

— Нет, нет. Это для одного исторического исследования. Необходима полная карта всей этой местности для книги о Второй мировой войне.

— АЬ, la guеrrе, — понимающе кивнул первый человек. — Une carte de la gueгre, hunh?

Один из них достал голубую пачку сигарет «Титан» И протянул мне. Я обычно не курю французские сигареты, отчасти из— за высокого содержания никотина, отчасти из— за их запаха, чем— то напоминающего горелую конскую шерсть. Но я не хотел казаться неучтивым и поэтому без тени неудовольствия взял сигарету.

Мы некоторое время курили и глупо улыбались друг другу, как обычно улыбаются два иностранца, не очень хорошо понимающими друг друга. Потом старик с батоном сказал:

— Они пересекли эту равнину, затем спустились к реке Орне. Я это очень хорошо помню.

Его спутник вмешался.

— Все верно. — Он махнул рукой. — Здесь и здесь. Американцы пришли со стороны дороги из Клеси, и немцы тогда снова отступили на равнину Орне. Здесь была очень тяжелая битва, помнишь, за местечко Пуан— де— Куильи? В тот день у немцев не было ни малейшего шанса на победу, американские танки, выступавшие из— за моста у Ла— Вей, окончательно разгромили их.

Я бросил сигарету и затоптал окурок. Уже порядочно стемнело, и я с трудом различал гранитные глыбы у Пуанде— Куильи, где Орне изгибалась перед тем, как исчезнуть за дамбой у Ла— Вей. Тишину нарушал только звук журчащей воды и звон колоколов какой— то церкви, находящейся где— то в далекой деревне. Казалось, что вокруг нет никого и ничего, кроме холода, и что мы одни во всей Европе.

Старик с батоном проговорил:

— Это была очень жестокая битва, ничего подобного я никогда не видел. Помню, мы захватили тогда трех немцев, но это оказалось несложно. Чтобы остаться в живых, они были рады попасть в плен. Я помню, как один из них сказал: «Сегодня я повстречал самого дьявола».

Второй старик поддакнул:

— Der Teufel. Вот что он сказал. Я тоже там был, мы с ним — двоюродные братья!

Я улыбнулся им обоим, не зная, о чем с ними разговаривать.

— Ну вот, — начал старик с батоном, — нам пора двигаться.

— Спасибо за то, что остановились, — поблагодарил я его. — Вы немного скрасили мое одиночество.

— Так вас интересует война? — переспросил второй старик.

Я покачал головой:

— Не особенно. Я — картограф, иначе говоря, человек, который составляет карты.

— Есть много интересных историй о войне. Некоторые из них напоминают сказки. Вообще здесь, в округе, ходит много легенд. Очень недалеко, где— то в километре от Пуан— де— Куильи, стоит на пьедестале старый американский танк. Люди даже близко не подходят к нему вечером. Говорят, что там, во тьме, слышно, как мертвые стонут и разговаривают друг с другом.

— Это забавно.

Старик поправил повязку на голове и закрыл ею лицо так, что были видны одни глаза. В таком наряде он походил на араба или на человека с ужасной раной. Он натянул свои вязаные перчатки и, приглушив голос, добавил:

— Здесь кругом сплошные истории. Каждое поле битвы тоже имеет одного или нескольких своих духов, я так полагаю.

Два старика— кузена поклонились, затем сели на велосипеды и медленно покатили вниз по дороге. Вскоре они свернули и исчезли среда деревьев в тумане, и я вновь остался один, проклиная холод и мечтая поскорее убраться отсюда и где— нибудь пообедать. Солнце давно уже скрылось за холмом, и в наступившей темноте я с трудом различал свои вытянутые руки, не говоря уже о камнях на расстоянии.

Я собрал и уложил все мое имущество в багажник «Ситроена», залез на водительское место и попусту потратил пять минут, пытаясь завести машину. Чертова колымага вела себя как норовистая лошадь, поэтому я и поступил с ней как с лошадью — вылез и дал хорошего пивка по переднему бамперу. Машина завелась с первого раза. Я включил фары, выехал на середину дороги и двинулся назад к Фалайсе, где находилась моя гостиница.

Я проехал полмили, когда заметил знак с надписью «Пуанде— Куильи, 4 км». На часах было всею половина пятого, и я подумал, что сумею еще быстро съездить и взглянуть на тот подбитый танк, о котором говорили кузены. Если он мне понравится, то завтра днем я его сфотографирую, и Роджер, возможно, поместит эту фотографию в свою книгу. Роджер Кельман — это парень, который пишет книгу о войне и для которого я рисую все эти карты.

Я свернул налево и тут же об этом пожалел. Дорога была в рытвинах и ухабах, кружила между деревьями и огромными глыбами, местами покрылась льдом, тут и там чавкала полузамерзшая грязь. Маленький «Ситроен» подбрасывало и швыряло из стороны в сторону, и лобовое стекло начало запотевать от моего разгоряченного дыхания. Я открыл боковое стекло, что тоже было не особенно приятно: на улице было морозно.

Вокруг стояли молчаливые, темные фермы с закрытыми окнами и захлопнутыми трубами, далее виднелись коричневые поля, на которых застыли коровы, прижавшиеся друг к дружке, и надеющиеся таким образом спастись от холода. Я видел, как слюна, застывая в воздухе, срывалась с их волосатых губ. Я проезжал мимо таких же безжизненных, как и фермы, домов и замерзших полей, спускающихся к темной реке. Единственный признак жизни, который я заметил, был трактор с колесами, так заляпанными глиной, что их размеры казались вдвое больше обычных. Он стоял у края дороги с заведенным мотором, Но рядом никого не было.

Наконец дорога привела меня к мосту у Куильи. Я мельком увидел танк, о котором говорили старики. Но в следующее мгновение я потерял из виду и мост, и танк. Затормозив, я попытался развернуться, но мотор заглох, и пять минут прошли в бесплодных попытках завести эту тупую машину. Из ворот ближайшей фермы выглянула женщина с серым лицом и с удивлением уставилась на меня. Но затем дверь захлопнулась снова. Наконец— то мне удалось завести свой драндулет, и я выбрался на дорогу.

Как только я выехал из— за поворота, то сразу же увидел танк, но решил отъехать на несколько ярдов в сторону, чтобы вновь не засесть в грязь на моем «Ситроене». Выйдя из машины, я сразу вляпался в кучу коровьих лепешек. Пришлось остановиться и почистить ботинки о придорожный камень, и лишь затем я отправился осматривать танк.

1

Добрыйдень, мсье. Чем вы занимаетесь? (фр.)