Дьяволы судного дня

Я помог ей поставить инвентарь в багажник машины. Она сказала:

— Я взяла все: ламы, молотки. Все, что ты велел.

— Отлично. Что сказал отец?

— Сказал, раз мы решили сделать это — пусть так и будет. Он такой же человек, как и все. Все хотят, чтобы танк был вскрыт, на сами сделать эта боятся.

Я взглянул на отца Антуана. Он задумчиво проговорил:

— Я думаю, так поступило бы большинство отцов. Он терпел годами. Наконец, это работа священника, и никого больше.

Я открыл заднюю дверь, чтобы впустить Мадлен, и вдруг услышал крик Элоизы с кухни. Она вышла во двор, придерживая подол своей длинной черной юбки, чтобы не запачкать его в грязи. В руках был какой— то предмет.

— Мсье, вы должны взять это!

Она подошла ближе, увидела сидящего в машине отца Антуана и почтительно склонила голову.

— Добрый день, святой отец.

Отец Антуан поднял руку в приветствии. Элоиза подошла ко мне и прошептала:

— Мсье, вы должны это взять. Отец Антуан может возражать, поэтому не показывайте ему. Это поможет вам защититься от созданий ада.

В моей руке оказалось колечко волос, которое было на модели собора в комнате Огюста Пассереля. Я сжал его и сказал:

— Что это? Не понимаю.

Элоиза с опаской взглянула в сторону священника, но тот не смотрел на нас.

— Это волосы первенца, принесенного в жертву Молоху века назад, когда дьявол угрожал людям Руана. Это подтвердит чудовищам, что мы уже заплатили им.

— Я не думаю… — начал я.

Элоиза сжала мои руки своими костлявыми пальцами:

— Неважно, что вы думаете, мсье. Просто возьмите это с собой.

Я сунул локон в карман куртки и залез в машину, ничего больше не говоря. Элоиза смотрела на меня через засыпанное снегом окно, пока я трогал с места. Она все еще стояла во дворике, когда мы выезжали из ворот на дорогу, ведущую к танку.

Танк казался еще более громоздким. Но мы знали что— то ждет нас внутри. Мы вышли из «Ситроена», взяли фонарь и инструменты. Ни один из нас не мог отвести глаз от грозной проржавевшей железяки.

Отец Антуан перешел через дорогу и достал из— под рясы большое серебряное распятие. В другой руке он держал Библию и начал читать молитвы по латыни и по— французски. Широкие поля его шляпы стали белыми, полы рясы развевались на ветру. Распятием он крестил воздух.

— Именем трех святых, о жестокий дух, изыди! Бог наш Отец, именем его заклинаю, оставь нас! Бог — сын, его именем заклинаю, придите, силы, ко мне! Именем Святого Духа, очисти это место от своего присутствия. Именем Иисуса из Назарета, кто подарил нам наши души. Именем Святой Девы Марии, подарившей нам его, именем светлых ангелов, из коих ты был изгнан. Я повелеваю тебе вернуться туда, откуда ты явился. Аминь!

Мы стояли и ждали, дрожа от холода, пока отец Антуан склонял голову. Затем он повернулся к нам и сказал:

— Можете начинать.

Взяв сумку с инструментами, я забрался на танк. Потом подал руку Мадлен, помогая ей влезть. Отец Антуан остался там, где стоял, с поднятым в одной руке распятием, а другой прижимая к себе Библию.

Я осторожно подошел к башне. Черви, которых я вчера выпустил из своего желудка, разумеется, исчезли без следа, как будто они были не более чем ужасной галлюцинацией. Я опустился на колени, открыл сумку и достал длинное стальное долото и ломик. Мадлен, тоже встав на колени рядом со мной, сказала:

— Мы еще можем вернуться.

Я смотрел на нее несколько мгновений, потом наклонился вперед и поцеловал.

— Если ты должна встретиться с этим демоном лицом к лицу, значит, встретишься. Даже если мы сегодня вернемся ни с чем, все равно придем в другой раз.

Я вновь повернулся к башне и пятью ударами загнал конец долота под распятие, укрепленное на люке. Годы значительно ослабили крепления, и после пяти минут непрерывной работы крест оторвался. Затем, на всякий случай, я сбил молотком начертанные здесь слова из Священного Писания.

Тяжело дыша, я замер на несколько секунд и прислушался.

Кроме моего дыхания, не было слышно ни звука. Вдалеке уже было невозможно рассмотреть деревья и крыши ферм, снег падал сплошной непроницаемой стеной, но отец Антуан стоял неподвижно, похожий на снеговика, он все еще держал серебряное распятие в вытянутой руке.

Я пнул ногой башню и спросил:

— Есть там кто— нибудь? Есть кто— нибудь внутри?

Ответа не последовало. Внутри гудело эхо, вызванное ударом по железу.

Я вытер вспотевший лоб. Мадлен с запорошенными снегом волосами постаралась весело улыбнуться.

— Ну, — сказал я, — это уже хорошо.

Вооружившись более мощным долотом, я начал рубить по кругу, стараясь разрушить грубый сварочный шов. Получалось не очень хорошо. Я описывал уже седьмой круг по периметру люка, когда вдруг долото легко вошло в металл и проделало дыру около дюйма в диаметре.

Даже в такой сильный мороз, даже при непрерывном снегопаде мы услышали свистящую струю зловония, исходящего из танка. С такой вонищей я никогда не сталкивался. Пахло протухшей едой, к этому примешивался «аромат», который сразу напомнил мне логово крокодилов в зоопарке. Я не смог удержаться от спазма, и грубое красное вино мадам Саурис немедленно подкатило к горлу. Мадлен отвернулась и произнесла:

— Боже мой!

Но мне удалось справиться со своим желудком. Я повернулся к отцу Антуану и сказал:

— Я уже проделал дыру, отец. Пахнет оттуда каким— то невообразимым гнильем.

Отец Антуан перекрестился.

— Это знак Ваала, — сказал он. Его лицо посерело на холоде. Он поднял распятие выше. — Я заклинаю тебя именами Люцифера, Вельзевула, Сатаны, Джаконилла, их силой и могуществом заклинаю мучить и терзать этого демона, а также повиноваться мне и слушать мои приказания. Изыди, изыди, изыди, аминь!

Мадлен прошептала:

— Дан, мы должны заварить снова эту дыру. У нас еще есть время.

Я взглянул на чернеющее отверстие, из которого все еще вырывался со свистом воздух.

— Это существо убило твою мать. Если ты действительно в это веришь, мы должны избавиться от него раз и навсегда.

— Ты веришь в успех? — прошептала она, ее глаза расширились.

— Не знаю. Я только хочу выяснить, что там внутри. Хочу узнать, что же это такое, что заставляет человека выворачиваться наизнанку.

Я вновь взмахнул молотком. Затем стал наносить удары по башне один за другим, расширяя отверстие.

Через двадцать минут дырка стала размером с большую сковородку.

Отец Антуан, все еще стоящий на снегу, спросил:

— Вы видите что— нибудь, друг мой?

Я осторожно заглянул в дырку:

— Пока ничего.

Взяв в руки лом, я залез на самую верхушку башни и подсунул один конец лома под крышку. Затем налег на лом всей своей массой. Крышка начала медленно подниматься, как у банки с томатами, когда ее вскрывают ножом. Наконец, когда шов окончательно разошелся, крышка откинулась без усилий. Я стоял, задыхающийся и вспотевший, но работа наконец— то была закончена. Я сказал Мадлен:

— Дай мне фонарь.

Когда она передавала фонарь, я заметил, что лицо ее было бледным. Я направил луч внутрь «шермана». Высветились командирское место, орудие, место стрелка. Я заскользил лучом в другую сторону и наконец увидел это. Черный мешок, пыльный и грязный, зашитый, как почтовая сумка. Он был размером с чемодан средней величины.

Мадлен коснулась моего плеча.

— Что это? — испуганно прошептала она. — Что ты видишь?

Я выпрямился.

— Не знаю. Какой— то черный мешок. Я думаю, нужно спуститься вниз и вытащить его.

Отец Антуан прокричал:

— Мсье! Не надо залезать в танк!

Я взглянул на мешок еще раз:

— Иначе не достать.

Я не хотел спускаться в этот проклятый танк и брать мешок, но понимал, если мы подцепим его ломом или какой нибудь палкой, то можем повредить его. Он выглядел довольно старым и прогнившим, может быть, ему было лет тридцать, может, даже больше ста. Один рывок — и то, что внутри, могло высыпаться наружу.

Пока Мадлен придерживала крышку. я осторожно взобрался на башню и спустил ноги вовнутрь. Хотя ноги у меня основательно замерзли, возникло странное ощущение, что кто— то внутри танка собирается схватить их. Я как можно бодрее сказал: