Братья Ждер

Вместе с Михаилом-спэтаром в Яссы должен был ехать Симион Ждер с двумя сотнями вершников. Осень стояла погожая, на стеблях дурнопьяна в приморских равнинах блестели паутинные нити.

Отстояв утреню в храме Иоанна Нового, царевна Мария выехала из Белгорода восьмого сентября. Испросив защиты у святого мученика и у пречистой девы, царевна в этот светлый день рождества богородицы простилась с генуэзскими купцами, хозяевами каравеллы, которые собирались плыть обратно в Кафу. Она передала через них поклон своим любезным родителям и благоуханным садам Мангупа. Никогда она уже не увидит цветущих роз на берегах Понта Эвксинского. А с отцом своим Олобеем и матерью Марией предстояло ей соединиться лишь в селениях праведных, сияющих вечным светом.

Проливая слезы, царевна Мария простилась со своими провожатыми, возвращавшимися в ее родной край. Вытерев заплаканные глаза шелковым платком, она вздохнула и увидела перед собой пустынные осенние просторы и северное небо. Далеко в той стране находилась Сучавская крепость и суженый ее, которого она еще совсем не знала.

Белгородский пыркэлаб Лука выстроил своих ратников. На стенах зазвучали трубы; государево знамя взвилось над самой высокой башней. Колымага в четыре конные упряжки тронулась в путь. Рядом с невестой сидели служительницы в златотканых покрывалах. Сама царевна тоже носила это восточное одеяние и персианские, розового цвета, вышитые туфельки. Грудь ее украшали длинные жемчужные ожерелья. По сторонам колымаги и позади ее, сидя в высоких седлах с короткими стременами ехало шестеро татарских воинов в шлемах и с копьями. Дальше широким кругом скакали господаревы ратники. Ближе всех по левую сторону ехал верхом пыркэлаб Лука, дававший царевне пояснения на единственном понятном ей греческом языке.

Поезд двигался быстро. Первый привал сделали в Выртежень. Встречать княжескую невесту вышло восемьдесят молодых рэзешей Лэпушны на белых конях. Капитан рэзешей Лека Тэтэрану поднес царевне хлеб- соль.

Девятого числа поезд остановился в городе Лэпушне. Там к княжьему поезду присоединились отец Варлаам, настоятель Зографского монастыря на Святой горе, и сопровождавшие его монахи. Настоятель Варлаам благословил царевну и преподнес ей тоненькую щепочку от креста Христова, обернутую в золотую фольгу.

Третью остановку сделали в городе Фэлчиу. Епископ Инокентий вышел навстречу во главе клира и многочисленных толп, кадя и благословляя царевну, и воздал хвалу всевышнему за то, что удостоился лицезреть господареву невесту. Царевна отправилась отдохнуть в епископские палаты. Как только колымага остановилась, перед ней предстал его милость Мирча, ворник Нижней Молдовы, чей двор находился в Бырладе. С ним были двое тиунов и сотня бырладских ратников. К ушам коней были, как серьги, привешены цветы.

Царевна с великим удовольствием наблюдала эту картину с высоты красного крыльца. Всадники и толпы народа, махая шапками, радостно шумели. Никто из присутствующих не мог пояснить гостье, что кричат люди. Пыркэлаб Лука, провожавший царевну в течение двух дней, вернулся в Белгород. А честной ворник Нижней Молдовы, не будучи умудрен святым духом, хоть и нещадно теребил бороду, ничего не мог вымолвить на языке царевны. Да и молдавские слова, которые он бормотал, мудрено было понять. В конце концов царевна заулыбалась, засмеялась. Засмеялся и ворник. Веселье передалось и всем, кто стоял на крыльце епископского дома. Заметив такое приятное расположение духа, народ еще пуще развеселился, зашумел. По приказу ворника по двору разъезжало восемь телег, нагруженных бочками с молодым вином. Одни служители раздавали кружки. Другие наливали вино, вытекавшее из четырех кранов каждой бочки.

Следующий привал сделали в Яссах в господаревом замке. Там навстречу царевне вышел Симион Ждер с двумя сотнями воинов в блестящих латах на вороных конях. Один Симион гарцевал на белом скакуне. Вид ратников, вмиг соскочивших на землю, лязг их оружия были столь грозны, что сердце царевны забилось от страха.

Преосвященный владыка Тарасий Романский благословил царевну. Более того, при нем разомкнулись ее уста ибо он разумел по-эллински. Подошел и отец Варлаам Афонский. Разговор зашел о ратной мощи Штефана-водэ, свидетельством которого были эти воины. Симион-постельничий подошел к колымаге, опустился на левое колено и поклонился. Между тем воины, держа коней под уздцы, стояли недвижно, словно каменные изваяния. Затем по знаку постельничего топнули ногой и так лихо вскочили в седла, подняв коней на дыбы, что царевна снова оробела. Но воины пришлись ей по душе, и она пожелала узнать, кто их начальник.

— Господарев постельничий, и звать его Симион Ждер, — ответил владыка Тарасий.

— А рядом с ним я вижу другого боярина, помоложе, с белым султаном на шлеме, — полюбопытствовала царевна.

— Славная царевна, то меньшой брат постельничего, — ответил владыка.

Невеста улыбнулась юноше с дерзкими глазами.

Стояли тихие сумерки, вдали виднелись рыжие осенние леса на косогорах, а в низине между лесами текла речка. У стен замка вливалась речка в широкое Княгинино озеро, по которому скользили рыбачьи парусники. Ясский пыркэлаб велел, чтобы непременно изловили либо неводом, либо острогой восемнадцатифунтового карпа для трапезы царевны.

Впервые, с тех пор как царевна Мария вступила на землю Молдовы, она испытала чувство покоя и безмятежности. Господаревы конники разошлись по ратным избам, и младший брат постельничего расставил сторожевых на стенах. У кухонь возились слуги. По обрывистому берегу озера поднимались рыбаки, неся карпов, и рыбья чешуя сверкала в лучах заходящего солнца. С противоположного берега, где был город, доносился далекий голос пристава, оповещавшего купцов, ремесленников и простой люд, что пыркэлаб повелел им радоваться прибытию ее светлости царевны Марии. Как только умолк голос пристава, над замком стали стремительно пролетать станины диких уток, несшихся с востока с заводей Жижии в сторону заката, горевшего в небе пожаром. Некоторые опускались косым лётом на гладь озера. Парусник, подгоняемый вечерним ветерком, медленно плыл к далекой кромке леса.

Последнюю остановку перед Сучавой царевна сделала в городе Ботошань, отныне принадлежащем ей. Колымага остановилась у дворца княгини под охраной все тех же ратников постельничего, на которых она взирала с особым удовольствием. Мелинте, старший дворецкий, преклонив колени, поднес царевне на серебряном подносе ключи.

— Кто этот боярин и что ему надо? — с улыбкой осведомилась царевна.

Старший дворецкий был необыкновенно толст и натужно пыхтел, стоя на коленях.

Преосвященный Тарасий пояснил:

— Матушка-княгиня, то честной Мелинте, твой старший дворецкий. Ибо город этот, где мы сделали привал, отныне принадлежит тебе. Тут живут добрые купцы и искусные сборщики мыта. Армянские купцы возят товары в ляшскую землю. Ляшские и немецкие евреи привозят сукна и кожу и покупают взамен мед, шерсть, скот. Мытники твои удерживают со всех княжескую пошлину. А местные жители несут в каморы твоей светлости положенную долю урожая с полей и садов.

Тут-то и поняла царевна Мария, отчего столь тучен дворецкий, и попросила присутствующих помочь боярину подняться на ноги.

Четырнадцатого сентября путники увидели Сучавскую твердыню. Мост был опущен, ворота широко открыты. На стенах виднелась стража. Отряд пышно одетых всадников поскакал навстречу поезду. Во главе на белом жеребце ехал господарь. Он был в стальных латах и в шлеме со страусовым пером.

На расстоянии полета стрелы оба поезда остановились. Сперва спешились бояре. Как только князь коснулся ногой земли, сановники окружили его. Царевна, выйдя из колымаги, стояла, не поднимая шелковой фаты. Князь торопливо направился к ней. Сняв шлем, передал его отроку. Затем, отстегнув латы и передав их другому отроку, остался в своем вишневом бархатном наряде с золотым крестом на нагрудной цепи. Он приблизился к царевне.