Мы нижеподписавшиеся

Шиндин. Ну, правильно... Конечно, я поступил по-идиотски! Поэтому я вас и прошу. Именно вас! Теперь я уже вижу, с кем дело имею! Я вас очень прошу, уговорите Юрия Николаевича выслушать меня!

Нуйкина. Это невозможно!

Шиндин (меняет тактику, требовательно). Тогда вам придется меня выслушать, Виолетта Матвеевна! В таком случае! Я не могу это так оставить! Это не мое личное дело! Я сейчас вам все расскажу!

Нуйкина (перебивает). Не надо мне ничего рассказывать! Подождите здесь. Я попробую... (Уходит в купе.)

Шиндин закуривает. Из купе выходит Алла – теперь у неё совсем другое выражение лица: агрессивное, злое.

Шиндина. Лёнечка, я не хотела тебя огорчать, но придется.

Шиндин. Что такое?

Шиндина. Не надо изображать из себя святого! Ты только для нас с Вовкой пальцем не двинешь! Ничего не попросишь! Потому что тебе на нас наплевать! А свои интересы ты не забываешь. Своего не упустишь! И твои отношения с Егоровым не такие уж бескорыстные! Я слышала ваши разговоры, вашей компании, когда вы выпивали! Егоров пойдет вверх, а вы за ним, Егоров станет министром сельского строительства, а ты заместителем министра! Въедете в Москву на белом коне! Поэтому ты не смеешь его тревожить по мелочам? Боишься, прогонят? Потеряешь шанс в жизни? Боишься испортить о себе впечатление? Ты очень хитрый человек, Лёнечка, очень хитрый и наглый! Ты вцепился в Егорова мертвой хваткой!

Шиндин. Это всё, что ты хотела мне сказать?!

Шиндина. Да, всё. Можешь продолжать пресмыкаться! (Уходит.)

Шиндин (догоняет, резко поворачивает к себе). Если я услышу от тебя ещё один звук – ты немедленно слетишь с моей фамилии! Ясно тебе?

Шиндина. Ух ты! А что такое твоя фамилия? Ты кто – генерал, профессор, дипломат? Ах да, прости, пожалуйста, – ты же будущий помощник будущего министра!

Он её держал за рукав кофточки – она резко высвободилась, посмотрела на него брезгливо и скрылась в купе. Из другого купе выходят Нуйкина и Девятов.

Девятов (строго). Я слушаю. Только попрошу коротко.

Шиндин. Юрий Николаевич, а я вам ничего говорить не буду. Все равно вы мне не верите. Вы думаете, мне интересно унижаться? Могу вам доложить: не интересно! А от того, подпишете вы этот акт или не подпишете, я лично ничего иметь не буду! Пожалуйста, не подписывайте! Уничтожайте человека, которому когда-нибудь памятник поставят! Виолетта Матвеевна вам говорила, кого я имею в виду? Я ему не друг. И о нем нельзя судить по мне, понимаете! Я просто служу ему, как могу. А могу, как видите, плохо!

Девятов. Вы можете говорить конкретно?

Шин дин. А я ничего говорить не буду! У меня только одна просьба к вам.

Девятов. Какая просьба?

Шиндин. Мы через полчаса приедем в Едино. Я очень прошу вас – тут же пересесть в другой поезд и вернуться обратно в Куманёво. В пять утра мы будем в Куманёве и прямо с вокзала пойдем на квартиру к Егорову. И вы с ним поговорите. Я хочу, чтобы вы все услышали от него, а не от меня. Потому что ему вы поверите. Вы только увидите его лицо, его глаза и будете верить каждому его слову. Я вижу, вы порядочный человек. Так поддержите другого порядочного человека. Вы от него услышите такое, что у вас волосы встанут дыбом!

Девятов. Никуда я ездить не собираюсь.

Нуйкина. Пусть ваш Егоров сам приедет к Юрию Николаевичу, если это так важно. Позвоните ему из Елино, пусть завтра приедет.

Шиндин. Хорошо! (Девятову.) Но вы можете дать мне слово, что пока вы не переговорите с Егоровым, вы не будете докладывать руководству, что хлебозавод не принят?

Девятов. Никаких слов давать вам я не собираюсь. И что бы мне ваш Егоров ни рассказал, это не может повлиять на судьбу акта. Пока не будут устранены все до одной недоделки, акт подписан не будет. Ещё что-нибудь вы имеете сказать?

Шиндин насупился, молчит.

Нуйкина. Вы же хотели рассказать Юрию Николаевичу. Что же вы молчите?

Шиндин (запинаясь, искренне). Я не очень умный человек, Юрий Николаевич, и я это понимаю. Но я думающий дурак! Есть умные люди, которые не хотят думать: по лени или они считают, что не имеет смысла думать, и так все ясно... А я стараюсь понять... себя, людей... вообще жизнь... Тут мафия, понимаете? Во главе с Грижилюком! Без убийств, конечно, не так, как в Италии... но затоптать человека, если он не угоден, – это запросто! Глазом не моргнут —… затопчут! (Махнул рукой.) Да что я буду рассказывать! Я вас прошу – поедемте в Куманёво, вам надо поговорить с Егоровым! Вы будете потом меня благодарить, что познакомились с этим человеком!..

Нуйкина (перебивает). Опять двадцать пять! Вы по сути расскажите Юрию Николаевичу... Что вы тянете резину?

Шиндин. Мой отец, Юрий Николаевич, был довольно высокопоставленный человек. Но я не хотел, чтобы родители устраивали мою судьбу. Я хотел сам...

Нуйкина (перебивает). Ну зачем вы это рассказываете?

Шиндин (словно её реплики не было). Потом он умер, и я действительно должен был надеяться только на себя. Я кончил техникум в Москве и работал в Москве... нормально работал, даже был небольшим начальником. Но у меня все-таки хватило ума задуматься: а кто я такой? К чему я способен? К чему лежит моя душа?..

Девятов (теряя терпение). Ну и что?!

Шиндин. А то, что я понял в один прекрасный день, что я, Лёня Шиндин, по природе – знаете кто? Денщик! Адъютант! Я могу проявить себя только при ком-то! Должен быть некий человек, а я при нём! Никакой самостоятельной ценностью я не обладаю! Но у меня есть своя гордость! Способностей на ординарца, а гордости на генерала! Вот так смешно меня природа устроила! Я готов быть на побегушках, кем угодно, и я это умею делать, я люблю это делать – но только я хочу служить настоящему человеку!

Девятов (перебивает). Меня не интересует ваша духовная биография. Что вы собой представляете, я уже понял.

Шиндин. Юрий Николаевич, но вы же видите, что я как-то стараюсь, чтоб вы мне поверили! Поэтому рассказываю все с самого начала... Я нашел такого человека – это Егоров!

Девятов. В общем, я пошел. (Направляется в купе.)

Шиндин. Подождите! Вы, сами того не ведая, прикоснулись к очень сложной истории! Так уж будьте добры выслушать! Всего лишь – выслушать!

Девятов (возвращается). Хорошо. Только не надо ничего рассказывать! Вы будете сейчас отвечать только на мои вопросы. Что там за конфликт между вашим кумиром Егоровым и управляющим трестом Грижилюком? Вы смысл слова «конфликт» понимаете? Или объяснить?

Шиндин. Да уж понимаю!

Девятов. Так вот расскажите мне, что Егоров делает такого, что не нравится Грижилюку?

Шиндин. Грижилюку не нравится всё, что делает Егоров. У них цели разные. Да они вообще люди разные! Егоров архитектор! Он философ сельского строительства! Я человек городской, а он родился в деревне и приехал сейчас навсегда жить в деревню. И так построить здесь всё, чтобы не стыдно было прожить всю жизнь рядом с тем, что он построил! Вы что, не знаете, что у нас нет деревенской архитектуры – современной! Её нет! Но есть Егоров! А Грижилюку это всё до лампочки, ему нужны показатели, первое место! Вверх, вверх, вверх – вот его девиз! А Егоров не хочет вверх – он хочет жить на земле. Чтобы вы поняли, что такое Егоров, я вам расскажу, как я оказался возле него: полтора года назад я случайно с ним познакомился в Москве на дне рождения у моей родственницы...

Девятов (перебивает). Опять день рождения!

Шиндин. Ну, я же просил уже прощения, Юрий Николаевич! Ну, так получилось, по-идиотски! Я же сам себя наказал в конце концов. Ну что, ноги вам целовать, на коленях проползти из конца в конец по этому коридору, чтоб вы меня простили? (Возвращается к прерванному рассказу.) На этом дне рождения... На том дне рождения!.. я первый раз увидел Егорова. Он уже тогда получил сюда назначение. Было нас там, в тот вечер, девять человек строителей. Кроме меня, все инженеры. Так вот семеро из них приехали сюда с ним работать! Это в результате двухчасового общения с Егоровым! Ну, вот есть этот... вернее, был... педагог... Сухомлинский! Так вот Егоров – тот же тип! Но только не в педагогике, а в сельском строительстве! Пройдет десять лет, и люди со всей страны будут приезжать в Куманёво учиться, как надо строить на селе! Если, конечно, Грижилюк сейчас с ним не расправится!