Холодное блюдо мести

— Неужели ты совсем не узнала голос? — удивилась подруга; ей казалось, что, не будь я такой невнимательной, преступление можно было бы раскрыть, как говорится, не отходя от кассы.

— Могу сказать только одно: это был не мой муж.

— Вот видишь, число подозреваемых сразу уменьшилось до шести.

— Ничего не уменьшилось! Где гарантия, что Елену отравил именно говоривший? Может, они поговорили, да и разошлись, довольные друг другом? Быстрова так мало считалась с людьми, что могла наплодить кучу врагов.

— Может быть, — задумчиво кивнула Ольга. — Предлагаешь начать сначала — узнать, кому из гостей смерть Быстровой больше всего выгодна?

— Я уже думала об этом. Может быть, всем, кроме меня. Вернее, если мой муж и Елена имели какие-то отношения, вполне могла и я… в припадке ревности…

— Не говори ерунду… Значит, основной версией будем считать все же ту, согласно которой убил говоривший. А попутно проверим остальных. Ведь добавить яд в кофе мог и кто-то из женщин. Так сказать, обидевшись за своего мужчину. Предлагаю все-таки нас из списка подозреваемых исключить. И твоего Сергея тоже.

— А твоего мужа? — изумилась я.

Ольга побледнела, но улыбнулась:

— Я же говорю, есть кое-какие несообразности в его поведении.

— Тогда и Сережка на таком же положении.

— С мужьями каждая из нас разберется отдельно. Строгий допрос с пристрастием, по возможности избегая всяких там эмоций. Итого: нам надо проверить четырех мужчин и двух женщин. Причем, учитывая разговор Быстровой с мужчиной, которого она, похоже, шантажировала, начнем с мужчин. Выбирай, кто первый?

— Андрей! — выпалила я. — Вообще, на мой взгляд, и он, и его жена наиболее подозрительны. Чего, скажи, они так суетились? А уж Елену восхваляли — спасу нет!

— Подозрительные — вовсе не значит виновные, — философски заметила Ольга. — Закон жанра.

— Только вот как мы сможем с подозреваемыми поговорить начистоту? Заявимся в дом и станем расспрашивать? Или возьмем твой газовый пистолет, под угрозой применения оружия свяжем да попытаем горячим утюгом?

— Хохмачка! — неодобрительно покачала головой Ольга. — Послушай, а операм ты это рассказала?

— Что — это?

— Ленкин разговор.

— Признаться в том, что люблю подслушивать? Мало ли с кем она могла говорить…

— Все ясно, из-за таких несознательных граждан у работников милиции низкие показатели раскрываемости преступлений.

— Да ладно тебе! Может, мне Сергею сказать?

— Поздно, Рита, пить боржом.

— Ох и настучит мне Сережка по башке, если узнает!

— Не дрейфь, будет туман — прорвемся!.. Забудь про своего сурового полковника, временно, конечно, а я забуду про своего, с ушами, и давай вместе думать. Итак, наша первая цель — сладкая парочка. Андрюша и Галочка.

— Ага, цель! Мы даже их фамилии не знаем.

— А для чего люди изобрели телефон? — сказала Ольга. Сняла трубку и набрала номер. — Лешенька, сердце мое, как идут дела? — Прикрыла рукой трубку и шепнула мне: — Он сегодня в нашем филиале сидит, на Дорожной… Ну почему сразу — что-то нужно? Разве я не могу проявить нежность? Нет, я не подлизываюсь… Ну хорошо, подлизываюсь. Мне нужен сущий пустяк: ты, случайно, не знаешь фамилию Галины? Ну, той, с мужем которой ты вчера разговаривал? С этими всеми делами я забыла дать ей мой телефон. Она интересовалась компьютерами. Непохоже, говоришь? Вот и я удивилась… Гаврилов Андрей… А отчество? Константинович. Ее отчества ты не знаешь? Ну ладно, спросим у мужа… Ничего я не задумала. Це-лу-ю!

— Ох и здорова же ты врать, Кривенко!

— Моя фамилия Кононова.

— А происхождение дает о себе знать.

— На себя посмотри.

— Так есть у них телефон или нет?

— Он не знает. Ничего, по телефонному справочнику узнаем.

— Хорошо бы Гавриловых оказалось в нем поменьше. Гавриловых в телефонном справочнике было всего шестьдесят восемь… Мы отобрали несколько номеров абонентов с теми же инициалами. В конце концов нам повезло. Трубку взяла Галина. Говорила с ней Ольга, но и я слышала каждое слово.

— Ой, девочки, конечно, приходите! — горячо откликнулась она на нашу просьбу. — Только, если вам удобно, часа в четыре. В двенадцать похороны, я уже в дверях стояла, вернулась… Все-таки мы с Леночкой… — Она всхлипнула, и Ольга быстренько свернула разговор.

— Лар, а ведь эта Галина вовсе не притворяется. Она действительно любила Елену. Вот только за что?

— В каком смысле любила? Как лесбиянка, что ли? Так она замужем. Честно говоря, живьем я ни одной лесбиянки не видела, потому могу судить о них только по американским фильмам. Кстати, и Андрей относился к погибшей не как к посторонней.

— Давай не будем гадать, попробуем все выяснить при встрече, а до тех пор… Не поговорить ли нам еще с кем-нибудь?

— А вот для этого лучше всего тоже пойти на похороны.

— Я не хочу…

— Об этом не может быть и речи — о твоем настроении, нежелании, — этак мы никогда ничего не узнаем. Так ты идешь или нет?

— Что с тобой сделаешь? — недовольно проворчала Ольга, с кряхтеньем выбираясь из-за стола.

— В твоем положении женщины дома сидят.

— Я не такая, как другие.

— Понятное дело, ты особая. Поедем на моей машине?

— Ты еще спрашиваешь! Хочешь усадить беременную женщину за руль?

— Дай Бог, чтобы моя невестка пошла не в свою мамашу, — пробурчала я, усаживая подругу на переднее сиденье.

— Прошу быстро не ехать, а то придется рожать раньше времени.

— Наверняка в твоих романах нет ни слова о беременных следователях… Кого первого допрашивать будем?

— Кого первого поймаем, — беспечно отозвалась Ольга.

Но чуть было не поймали нас. И не кто-нибудь, а наши мужья.

Хорошо, что я решила не сразу подъехать к дому, а сначала издалека понаблюдать. Напротив Ленкиного дома располагалось здание ФСБ, и я припарковалась среди множества машин, не спеша выходить. Подъезд дома был прекрасно виден.

Почти тут же возле него остановился серый «пежо».

— Оля, это не ваша машина? — удивленно спросила я.

— Наша, — ответила она неожиданно хриплым голосом. — И муж из нее выходит мой. Он не говорил мне, что пойдет на похороны.

— А вон тот мужчина, что выходит из подъезда, не кто иной, как мой муж, — медленно проговорила я. — Поздоровался с твоим. Как трогательно. Я думала, он не курит.

— И мой тоже. — Голос Ольги упал до шепота. — Он сказал: «Я брошу курить из солидарности с тобой…» Блин, хоть иди и заявление на развод подавай.

— Ну что ты несешь?! — разозлилась я. — Можно подумать, ты его с другой женщиной застала.

— Не знаешь, что хуже.

— Вот я буду смеяться, если окажется, что один из них убийца.

— А что? Может, ты и права. Говорят, убийц тянет на место преступления.

— Будем к ним подходить?

— Ни в коем случае! Если они поедут на кладбище, мы поехать не сможем… Давай хоть за венком сгоняем, — предложила я, — до двенадцати еще сорок минут. Как раз успеем.

— Пожалуй, ты права, не стоит нам до времени тут светиться.

И я, выводя машину со стоянки, повернула в другую сторону.

Мы успели заказать венок с лентой, на которой было написано: «Елене Быстровой от школьных товарищей». Друзьями назвать себя не повернулся язык.

Когда мы вернулись на прежнее место, у подъезда дома остановился катафалк, и вскоре из него вынесли гроб.

Черный автобус заслонил нам обзор. Кто садился в него, мы не видели и потому решили просто поехать следом.

Хорошо, что мысли не мешают мне вести машину и совершать все необходимые водителю действия автоматически.

За автобусом-катафалком пристроились еще две легковые машины, так что я старалась держаться поодаль. Мы с Ольгой в сутолоке — люди входили в подъезд, выходили из него, да еще этот автобус стоял у самого входа — не заметили, едут ли на кладбище наши мужья, так что до срока решили не объявляться.

Было начало ноября, а деревья еще стояли в желто-багряной листве, — недельки через две, пожалуй, начнутся первые заморозки и листья облетят. Елена Быстрова умерла в свой день рождения, и природа провожала ее в последний путь, бросая на дорогу охапки желтых листьев. Время от времени порывы ветра словно поднимали на шоссе желто-багряную метель.