Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 44 из 61



Глава 25

После того, как Вадим ушел, она еще долго бродила по пустой квартире. Все-таки три комнаты — слишком много для человека, особенно когда он остается в них один. Сразу чувствуешь себя одиноким и никому не нужным. Как там английская королева, бедненькая! Одна в огромном дворце! С ума сойти можно! Если бы ее, Алену, поселить хотя бы в отдельном доме, она бы на следующую же ночь повесилась! Для полного счастья ей бы вполне хватило одной небольшой комнатенки. Она обставила бы ее по своему вкусу и не чувствовала себя такой одинокой, как сейчас.

Алена прислонилась к стене в прихожей и закрыла глаза. И вдруг вспомнила то утро, когда квартира в последний раз выглядела по-настоящему обжитой — мать что-то кричала отцу из спальни, кажется, не могла найти брошь и страшно переживала, что так и уедет в Вену без этой безделушки. Отец же тогда был совершенно спокоен. Впрочем, спокойствие — отличительная его черта, именно своей невозмутимостью глушил он излишнюю импульсивность и жены, и дочери, а Алена стояла тогда так же, как сейчас, прижавшись спиной к стене. Она хорошо помнила раздражение, охватившее ее, раздражение, которое в любой момент могло выразиться в громком крике: «Да свалите вы наконец отсюда?!» Именно поэтому она с силой прижималась спиной к стене — чтобы не закричать.

— Алена! Алена, ну где ты, помоги! — истерически взвизгнула мать, — вынужденная отлепиться от стены Алена побрела в спальню, желая лишь одного: чтобы утренний кошмар закончился, чтобы родители уехали и у нее началась настоящая жизнь. Она полагала: вот захлопнется за предками дверь — и конец детству, начнется нечто совершенно новое, шумное, праздничное, интересное, прежде запретное. Долой фразы типа: «Чтоб была дома в одиннадцать!» Или: «Не забирайся с ногами на стул, когда сидишь за обеденным столом». Все эти до идиотизма правильные фразы она слышала сотни раз, с самого рождения. Теперь же в доме должна была наступить долгожданная тишина, и она сможет лопать картошку из «Макдоналдса», сидя в гостиной прямо на полу, сможет читать лежа, сможет приглашать кого угодно домой и — господи боже! — оставлять на ночь!

— Алена! — снова крикнула мать. — Где же ты копаешься?!

— Ну чего?! — Дочь распахнула дверь и, пунцовая от злости, уставилась на мать.

Та шарила в ящике трюмо, продолжая выговаривать, словно напоследок. Алене захотелось заткнуть уши.

— Где же ты таскаешься? Мать с отцом уезжают, а тебе помочь трудно?! Никак не могу найти эту дурацкую брошь, чтоб ей провалиться! В чем же я буду на первом приеме в посольстве?! Не вздумай прогуливать лекции, потом обязательно завалишь экзамен. Не ходи в Измайловский парк, там много бандитов, не лови машину на улице, лучше пользуйся метро. И ради всего святого, звони тете Тае. И обещай звонить мне каждый второй вечер, а то я с ума сойду! Куда же могла задеваться брошь, ведь все драгоценности всегда лежали вот в этом ларце! — Схватив ларец слоновой кости, она повернулась к дочери и встряхнула его. Но, увидев Алену, осеклась, потом бросила ларец на кровать. Губы ее задрожали, и, вероятно, она побледнела, но бледность скрывал макияж.

— Доченька моя! — тихо прошептала мать и опустилась на кровать, прямо на ларец.

Ее большие глаза с длинными и слишком уж щедро накрашенными ресницами наполнились слезами.

— Сейчас потечет, — Алена села рядом и подала матери платок. Ей стало грустно.

И сейчас, спустя годы, ей снова грустно. Она думала, что детство ее кончится, когда захлопнется за родителями дверь, но ошиблась. Прошло много времени, прежде чем Алена наконец поняла: она больше не ребенок. Да, она вступила во взрослую, самостоятельную жизнь и теперь имеет право требовать от нее всех удовольствий. Но, с другой стороны, взрослая жизнь имеет обыкновение поворачиваться к человеку неприглядной стороной, и с этим ничего не поделаешь. Взрослая жизнь не прощает ошибок ни с Буниным, роман с которым она до сих пор не может закончить, ни тем более с этим убийцей, за которым она принялась гоняться, чтобы развеять скуку. Не простит и ошибки с Вадимом, который ей очень нравится — ведь она изводит его от сознания собственной неуверенности. Теперь взрослая жизнь Алене не нравилась, но таковы уж ее законы: нравится — не нравится, а рассчитывай на себя. И как она раньше этого не учла?

Телефонный звонок вывел ее из задумчивости. Она нехотя подошла к аппарату.

— Качаются ветки печальные… — захрипел знакомый голос.

«Что б ты провалился!» — мысленно воскликнула Алена.

— Ты смотришь глазами отчаяния. Ты никогда ме-е-е-ня не поймешь… — Это звонил не Ивар Скрипка. Пел Ивар, но вряд ли певцу пришло бы в голову включать собственную запись, он любил хрипеть сам.

— Я сейчас положу трубку, и, кто бы вы ни были, вам придется наслаждаться этим шедевром самому! — заорала Алена.

— А я думал, тебе нравится, — разочарованно проговорил Игорь. — Мне казалось…

— Слушай, Игорь, — процедила она, — мне плевать, что тебе казалось. Не смей мне больше звонить!

Алена швырнула трубку на рычаг.

«Пойду английским займусь. По-настоящему, по-взрослому!» Заняться английским «по-взрослому» она решила несколько странным образом, а именно: достала из-за шкафа большой лист ватмана, оставшийся еще со времен сдачи диплома в университете, разложила его на полу, вытащила из ящика письменного стола ножницы, разноцветные маркеры и принялась резать бумагу на прямоугольники. Через час от столь увлекательного занятия ее оторвали. На сей раз звонил Бунин.

— В последний раз мне показалось, что ты на меня надулась, — выложил он без предисловий.

— Тебе не показалось, — заметила Алена.

— Тогда объясни.

— Что объяснять?

— Хм… — Он задумался на мгновение. Когда она уже решила положить трубку, весело проговорил: — Ну что с тобой происходит? В смысле — вообще? Почему, например, ты кидаешься на людей с саблей?



— Ты болен?!

— Болен? Я вполне здоров.

— Тогда я ничего не понимаю. Откуда такие дикие фантазии?

— Два дня назад кто кинулся на шофера Ивара Скрипки с саблей наголо? Что тебе сделал этот миляга?

— Так это была сабля?! — Алена улыбнулась. — Теперь я понимаю, чего он так перепугался и даже не пытался меня остановить. А ты откуда знаешь?

— Откуда! В свете об этом только и говорят! Мне уже четыре человека поведали, что есть в «Обереге» совершенно сумасшедшая журналистка, которая чуть что — хватает и начинает саблей размахивать. Я сопоставил известные мне факты и пришел к выводу, что это ты.

— Преклоняюсь перед твоей сообразительностью, — рассмеялась Алена. На Бунина нельзя было сердиться долго, он этого не позволял.

— Кстати, тобой интересовались редакторы программы «Сделай шаг», знаешь такую на шестом канале? Достань, говорят, телефончик, хотим снять с ней передачу «Сделай шаг с саблей».

— Безумно смешно! Ты хоть знаешь, почему я на него замахнулась?

— Поговаривают, что он тебе парочку изысканных комплиментов отпустил. Спьяну.

— Пусть поговаривают…

— А что произошло на самом деле?

— Сопоставь еще раз факты и поймешь, — отрезала Алена, не желая объяснять.

— Ладно, — сказал Бунин. — А могу я тебя залицезреть?

— Костя! Отвяжись ты от меня! — взмолилась Алена.

— Ну… — Похоже, он слегка смутился, причем впервые в жизни. — Все-таки это не телефонный разговор.

— Да знаю я, чем заканчиваются твои приватные беседы. Я устала. Честно. Я не могу больше.

— Что-то я совсем тебя не понимаю, — проговорил Костя.

— А ты поднапрягись.

— И что же, если я приду, ты и на меня с саблей кинешься?

— Все может быть.

— Посмотрим. Предупреждаю, со мной такие номера не проходят. Это я девушек оставляю. Константина Бунина еще ни одна девица не бросила! — заявил он.

На что Алена, как представительница центристских кругов феминистского движения, не смогла не ответить:

— Индюк надутый.

Она швырнула трубку на рычаг, не давая ему шанса опротестовать это утверждение. Потом сообразила, что Бунин вряд ли от нее отстанет. Поэтому выдернула телефонный шнур из розетки.