Страница 14 из 28
В последние десятилетия румбу, столько раз преданную ее собственными творцами, сменила у афрокубинцев в первую очередь конга. Тянец, вообще говоря, очень старинный, о чем свидетельствует как его название, напоминающее о создателях конги, афрокубинцах, — черных рабах, говорящих на разных языках банту, которые пришли на Кубу из Конго, и его шаг, напоминающий неуклюжую походку скованных рабов, ноги которых отягощали большие железные шары.
«Сон» из ориенте, господа…
Я запомнил конги, под которые маршируют компарсас — танцевальные ансамбли во время гаванского и главным образом сантьягского карнавала. За ними в ритме конги идет шесть километров чуть ли не все население Сантьяго. Здесь веселый карнавал является кульминацией года. Конга и доныне правит сантьягским карнавалом; именно здесь, вокруг Сантьяго, в провинции Ориенте, где доныне музыкальный фольклор кубинцев является наиболее живым, царит другой танец — излюбленный «сон». Да, «сон»! Ибо…
«Coн» из Ориенте, господа,
Слыхали, что такое «сон»?
Когда мулатка пляшет,
Ay madre mla!
Это уж не сон!
Циклов ее вздымает тело,
И гром грохочет!
Когда мулатка пляшет «сон»…
Действительно, никакому другому из подлинно африканских танцев, и конго тоже, кубинцы не отдаются и не отдавались за последние полвека так полно и безоговорочно, как «сону». «Сон» — это, собственно, танец мулатской Кубы. Смешанная культура этого острова — мулатская. Основа, корни ее лежат в Африке. Но каждый новый инструмент, новый импульс, пришел ли он из Испании или соседнего, ранее французского Гаити, мог вступить и вступил в эту новую мулатскую культуру. Эту особенность мы наблюдаем в ритме «сона» и в построении мелодии. В начале «сонам» аккомпанировала только традиционная испанская гитара, потом афрокубинцы прибавили двойной барабанчик-знаменитый бонго, бонго дополнили еще своей маримбулой, потом вдобавок так называемыми бетеас, этакими простыми тимпанами, которые восточнокубинские негры изготавливают из нижних частей металлических бочек. В конце концов, вместо одного теперь стало уже семь инструментов, которые вместе составляют ныне обычный «соновый» оркестр.
«Сон» — это дитя белой и черной Кубы, этот мулат, как и многие другие гибриды, был, конечно, сперва осуждаем и даже проклинаем. Белым господам он казался слишком вульгарный, слишком негритянским, правоверным же неграм, наоборот, казалось, что «сон» изменяет добрым традициям их исконной культуры.
Вначале, в XVII и XVIII веках, «сон» был только несложной танцевальной песенкой, в которой негр рассказывал об обычнейших вещах своей повседневной жизни. К несложной песенке он потом присоединил и вторую, а потом и третью часть, пока не сложил, не скомпоновал «сон», который доныне танцуют в кубинских горах. Горы по-испански montes, поэтому этот «сон» зовется «сон монтуно».
А потом танец афрокубинцев с плантаций сахарного тростника завоевал и города и снова обогатил себя. «Сон» даже перестал быть танцем и cтaл каким-то акробатическим упражнением, доказательством ловкости танцора и хороших физических данных. На улицах городов стали появляться некие акробаты «сона», их называли байладорес де вентана — танцоры перед окном. Они проходили главными улицами Гаваны и Сантьяго, обращали на себя внимание и потом, когда в окнах или на балконах собиралось достаточное число зрителей, начинали танцевать свой акробатический, драматический «сон», собирали несколько монет и опять шли дальше. Некоторые из этих «танцоров перед окном», например Бамба и Гарабатео, которых уже давно нет в живых, навсегда вошли в память кубинцев.
А те последние, анонимные кубинские танцоры «сона», а также румбы, меренге и конги, несут, однако, традицию, живую традицию своих танцев дальше. Живую, зажигательную, искрометную, как они сами, эти гибкие танцоры и танцовщицы «сона», как та мулатка из Ориенте, о которой рассказывает песня…
«Сон» из Ориенте, господа,
Слыхали, что такое «сон»
Koгдa мулатка пляшет.
Ay madre mia!
Это уж не сон!
Циклон ее вздымает тело,
И гром грохочет!
Когда мулатка пляшет «сон»…
Сыновья леопардов
Итак, я постепенно познавал на Кубе историю и сегодняшний день ее негров, их танцы, их музыку, знакомился с удивительными музыкальными инструментами афрокубинцев, посещал более или менее тайные религиозные обряды лукуми, конго и другиx групп. Меньшие и большие афрокубинские загадки открывались передо мной одна за другой, только единственная, самая большая, оставалась. Называлась она Абакуа. Самое тайное из тайных мужских обществ, которое афроамериканцы создали в Новом Свете. Тайное общество Абакуа в отличие от других афроамериканских религиозных и других объединений хранило свою великую тайну экуэ с такой безупречной молчаливостью, что прочее кубинское общество не знало об этом тайном обществе, о его отдельных группах или спектаклях почти, собственно, ничего. Хотя в последние десятилетия XIX века несколько раз выходили улицы Карденаса. Матансаса и Гаваны иреме-ньяньиго, или, как называли их кубинцы по-испански, диаблитос (дьяволы). Эти удивительные иреме-диаблитос являются в абакуанских обрядах представителями мира мертвых, мира давно почивших предков. Они — мост между этим миром мертвых и землей живых. Диаблитос существует несколько. Например, анаманги, всегда одетый в черное одеяние, действует при погребальных обрядах абакуа. Акуара мина выступает только при самых тайных частях главного обряда абакуа. Эрибангандо носит в правой руке итон — знак закона, а в левой — пальмовую ветвь — знак послушания. И таким образом точно установленную функцию имеет каждый из двенадцати других абакуанских иреме.
Иреме являются весьма важными участниками абакуанских обрядовых пантомим. Они своего рода артисты, поскольку абакуанские обряды являются в сущности религиозным театром великой драмой, спектаклем о жизни и смерти. Спектаклем-сказкой о нашем мире, стране живых и ее антиподе — стране мертвых. В этой драме, которая играется для поучения всех абанекуa — участников отдельных абакуанских спектаклей, действуют, конечно, не только иреме. Однако на улицы кубинских городов выходят как раз только иреме-дьяволы. Непосвященные сам танец-спектакль, разумеется, не понимают. Дьяволы, которые приближались на улице к людям, чтобы своими выразительными движениями сыграть свою роль, в колониальной Кубе обвинялись в приставании к пешеходам, нападении на женщин и детей и так далее. В 1896–1897 годы колониальная полиция начала депортировать многих абакуа на остров Фернандо По в испанской Африке. Эта депортация продолжалась до конца испанского владычества на Кубе. Вот так некоторые афрокубинцы вернулись обpaтно в Африку. Но какое это было возвращение! Когда-то работорговцы везли их из Африки насильно, скованными, как животных, а теперь снова в цепях и опять несвободными они в свою Африку возвращались.
Абакуа, которые остались на Кубе, тайно собирались и впредь, передавая секреты своим сыновьям и внукам. Сегодня негры Кубы, как и другие ее граждане, считают эту страну своим домом. Но стена между абакуа и остальным миром, строгая охрана священной тайны, осталась как и прежде. Та же молчаливость, та же замкнутость…
Десять месяцев пытался я проникнуть на какое-нибудь из абакуанских действ. Наконец, познакомился с негром, который, как я после узнал, был мосонго — руководителем одной из групп абакуа в городе Гуанабакоа. И от него потом получил приглашение на абакуанский обряд, который можно назвать действом об экуэ.
Большинство из компонентов современной афроамериканской культуры доныне имеет явственно видимых африканских предшественников. Название центрального абакуанского таинства — экуэ — мы находим в Африке, в южной Нигерии, где точно так же называется тайное общество племен экои и ибибио недалеко от бывшего Калабара. На языке эфик абакуанское экуэ означает леопард. А эфикское леопардовое братство является, бесспорно, прямым африканским предшественником представлении и обрядов наиболее тайных из тайных обществ афроамериканцев- существующих еще кубинских абакуа.