Десять «за»… (ЛП)

Третий поцелуй имел место сегодня вечером, когда лорд Ньюбури впечатался в нее своим телом, а потом проделал то же самое своим ртом.

Внезапно та давняя история с языком Лоренса Фенстона перестала казаться такой уж забавной.

Лорд Ньюбури поступил точно так же, попытался пропихнуть свой язык прямо ей в рот, но она сжала зубы так крепко, что чуть не сломала себе челюсть. А потом удрала. Она всегда приравнивала бегство к трусости, но сейчас, после того, как пришлось спасаться бегством самой, поняла, что порой это единственно правильный и мудрый поступок, даже если в результате оказываешься одна на пустоши, а влюбленная парочка преграждает тебе единственную дорогу, ведущую назад в бальный зал. Ситуация почти комическая.

Почти.

Она надула щеки, потом резко выдохнула, все еще медленно двигаясь в противоположном от дома направлении. Что за ночь! Вовсе не волшебная, а…

— Ой!

Ее ботинок за что-то зацепился… («Господи, что это, нога?!»)… и она упала. И единственная мысль, которая пришла ей в голову (до чего же мрачным стало ее отношение к жизни!), была: «А вдруг я споткнулась о чей-то труп?»

По крайней мере, она очень надеялась, что это труп. Мертвое тело, вне всякого сомнения, меньше повредило бы ее репутации, чем живое.

Себастьян был терпеливым человеком и вовсе не возражал подождать минут двадцать, чтобы разница во времени их с Элизабет возвращения в бальный зал стала вполне респектабельной. Ему было наплевать на собственную репутацию, а вот очаровательная леди Селларз обязана была следить за своей. Не то, чтобы их связь являлась для кого-нибудь тайной. Молодая и красивая, Элизабет уже успела снабдить мужа двумя сыновьями, а лорд Селларз — если информация Себа верна — гораздо больше интересовался своим секретарем мужеского пола, чем собственной женой.

Никто не ждал от леди Селларз верности. Решительно никто.

Но приличия — дело святое, поэтому довольный Себастьян остался лежать на одеяле (которое контрабандой доставил ему предприимчивый лакей) и глядеть в ночное небо.

Здесь на пустоши было непривычно тихо, хоть ветер и доносил порой звуки бала. Он не стал забираться слишком далеко за границы владения Троубриджей. Элизабет не настолько горела жаждой приключений. Но он все равно чувствовал исключительное одиночество.

И самое странное, ему это нравилось.

Он редко наслаждался таким уединением. По правде говоря, почти никогда. Но было нечто восхитительное в том, чтобы вот так лежать на пустоши под открытым небом. Это напоминало ему о войне, обо всех тех ночах, когда над его головой не было иной крыши, кроме, разве что, кроны дерева.

Как же он ненавидел те ночи!

Нечто, вызывающее воспоминания о войне, способно сейчас принести ему такое удовольствие — в этом нет никакого смысла! Правда, в мыслях, пролетавших у него в голове, как правило, и не было никакого смысла. Так что, похоже, бессмысленно даже задумываться, почему с ним это происходит.

— Ой!

Кто-то треснул Себа ногой по левой икре, и он открыл глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как рядом падает женщина.

Прямехонько на одеяло.

Он улыбнулся. Боги все так же благоволят ему.

— Добрый вечер, — сказал он, приподнимаясь на локте.

Женщина не ответила — совершенно неудивительно, — она, наверняка, все еще пыталась понять, каким образом внезапно приземлилась на задницу. Он наблюдал, как она пытается снова встать на ноги. У нее не слишком-то получалось. Земля под одеялом была весьма неровной, а она, если верить учащенному дыханию, явно была не в себе.

Интересно, подумал он, у нее тоже здесь свидание? А вдруг где-то рядом на темной пустоши затаился еще один джентльмен, прижался к земле и вот-вот ка-а-ак выпрыгнет!

Себастьян склонил голову на бок, глядя, как леди отряхивает платье, и решил: «Пожалуй, нет». У нее отсутствовал некий особый бегающий взгляд. Плюс, на ней белое платье, или бледно-розовое, или еще какого-нибудь приличествующего девственнице оттенка. Дебютантку вполне можно соблазнить — правда, сам Себастьян никогда этим не занимался, все же у него имелись кое-какие моральные принципы, хоть никто и никогда не верил в их существование. Но насколько он мог заметить, девственницы требовали, чтобы за ними ухаживали, так сказать, на месте. Ни одну из них не заставишь самостоятельно пропутешествовать через лужайку на пустошь навстречу собственному соблазнению. Даже круглая дурочка успеет прийти в себя задолго до того, как доберется до цели.

Разве что…

Хм… а это может быть интересно. Возможно, эта неловкая леди уже лишилась девственности. Возможно, она как раз направляется на встречу с любовником. Предприимчивый джентльмен, должно быть, чертовски хорошо сработал в первый раз, если ему удалось назначить повторную встречу. Себастьян из надежных источников знал, что девушкам редко нравится их первый опыт.

С другой стороны, очень может быть, что его научная выборка просто не полна. Все женщины, с которыми ему довелось спать, в первый раз занимались этим со своими мужьями. Которые, фактически, по определению, в постели были просто ужасны. В противном случае, с чего бы их женам искать внимания Себастьяна?

Ладно, как бы восхитительны ни были его догадки, эта девушка вряд ли шла на встречу с любовником. Девственность практически единственное достояние молодых и незамужних леди, так что обычно они ею не разбрасываются.

Но тогда что она здесь делает? Одна-одинешенька? Он улыбнулся. Тайны — его слабость. Почти такая же, как хорошие мелодрамы.

— Могу я вам чем-нибудь помочь? — спросил он, поскольку она не прореагировала на его предыдущее приветствие.

— Нет, — ответила она, быстро мотнув головой. — Простите. Я уже ухожу. Я, право же, не могу… — Тут она взглянула на него и сглотнула.

Она что, его знает? Безусловно, она выглядела так, будто узнала его. Или просто сразу поняла, что он из себя представляет — эдакого распутника, с которым не стоит оставаться наедине.

Винить за такую реакцию ее никак нельзя.

Сам он ее никогда раньше не видел, в этом он был уверен. Он редко забывал лица, а уж это точно бы запомнил. Она была прелестна. Несколько дикой красотой, будто принадлежала этому месту, этой самой пустоши. Волосы у нее были темные и, пожалуй, кудрявые. Несколько выбившихся из прически прядей кольцами ниспадали ей на шею. Похоже, она любила смеяться. Губы ее готовы растянуться в улыбке даже сейчас, когда она явно смущена и испугана. Но прежде всего, она выглядит… теплой.

Ему стало любопытно, с какой это стати ему в голову пришло именно такое сравнение. Он не помнил, чтобы использовал его раньше, особенно по отношению к совершенно незнакомому человеку. Но она выглядела теплой, словно он знал, что теплота — основа ее существа, что у нее теплый смех и горячее сердце, и такой же будет ее дружба.

И в постели… в постели она тоже окажется весьма горяча.

Не то, чтобы он что-то такое планировал. Несмотря на весь свой жар, она буквально лучилась невинностью.

А это значит, что она для него она недоступна.

Что она из тех самых женщин, которые его не интересуют. Нисколько. Даже дружить с девственницами он не мог, поскольку кто-нибудь да обязательно неверно истолковал или неверно понял бы их отношения, что повлекло бы за собой взаимные обвинения или, того хуже, ожидания, и ему пришлось бы спешно бежать куда подальше, в какой-нибудь охотничий домик в Шотландии.

Себастьян отлично знал, что должен сделать. Он всегда знал, что должен делать. Сложность — во всяком случае, лично для него — состояла в том, чтобы сделать именно то, что он должен.

Он мог, как истинный джентльмен, коим собственно и являлся, встать, указать ей, где находится дом, и отпустить с миром.

Мог. Но в чем прелесть всех этих действий?!

Глава 4

Как только труп произнес «добрый вечер», Аннабель пришлось взглянуть в лицо мрачной истине: он вовсе не так мертв, как ей бы того хотелось.