Страница 21 из 59
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
КАЛЛИСТЯНЕ
Ночь, тайн созданья не тая,
Бессчетных звезд лучи струя,
Гласит, что с нами рядом – смежность
Других миров, что там – края,
Где тоже есть любовь и нежность
И смерть и жизнь…
ГЛАВА ПЕРВАЯ
КАЛЛИСТО
Горячим, ослепляющим блеском лучей Рельоса был пронизан воздух над оранжево-красной травой огромного поля. Безоблачное небо сияло нежной желтизной. Белые стены построек дышали зноем. Человеку Земли трудно было бы на них смотреть – так ярко отражали они белый свет Рельоса. Но узкие, пропускавшие мало света глаза каллистян привыкли к этому сиянию.
Позади зданий необъятным синим простором раскинулся океан. При полном отсутствии ветра он казался огромным зеркалом, так неподвижна и гладка была его беспредельная поверхность.
Близко от берега, почти у самых причалов набережной, выстроенной из красного камня, стояло судно. Его длинный и узкий корпус, окрашенный в серебристый цвет, был покрыт сверху прозрачным колпаком, сквозь который можно было видеть палубу, лишенную надстроек. Несколько каллистян, одетых в легкие, почти прозрачные одежды, находились на судне и пристально всматривались в небо.
Туда же были устремлены взоры других, стоявших у входа в большое здание, назначение которого выдавали огромные кольца, точно вложенные друг в друга, – это была бьеньетостанция. Вход представлял собой широкую арку. Ее фронтон, сделанный из материала, похожего на мрамор, был украшен по бокам двумя скульптурными группами, по шести фигур в каждой, в которых без труда можно было узнать экипаж звездолета, улетевшего к далекой Мьеньи. Суровое лицо Диегоня выделялось на скульптуре слева от входа, лицо Мьеньоня, которому художник сумел придать характерное для старшего инженера корабля спокойное выражение, – справа.
Скульптуры были высечены из черного камня, и строгие скупые линии рисунка создавали впечатление, что вся группа вот-вот оторвется от земли и устремится вверх.
Над головами статуй, высоко в воздухе, на длинных прозрачных стрелах висели два белых шара. Даже при блеске дня они слабо светились изнутри. Будто именно к ним, как к символам небесных тел, стремились фигуры Диегоня и его спутников.
Здание было очень высоким, но имело только один этаж. Огромные окна не имели ни рам, ни стекол. Фронтон арки со скульптурами и низкая узорная решетка по краю плоской крыши служили единственными архитектурными украшениями. Кольца бьеньеты в блеске Рельоса сверкали, как хрусталь, и казались почти что нереальными.
Возле арки стояло шестеро каллистян. Они были немолоды, с лицами, покрытыми морщинами и седыми волосами. Только у одного волосы не были еще седыми. Пятеро были одеты очень легко, в брюки, похожие на лыжные, и прозрачные рубашки разного цвета. Один, высокого роста старик, был одет гораздо теплее. Его костюм был сделан из плотной ткани, с мехом на воротнике. Он стоял, опираясь на толстую трость.
Все шестеро смотрели в небо, полное блеска.
Расплавленным и раскаленным добела золотом раскинулась бездонная глубина. Как из доменной печи изливался на Каллисто горячий свет Рельоса, висевшего в небе снежно-белым шаром. Земля и небо, трава и стены дома – все дышало зноем, но каллистяне не замечали этого.
Высокий старик повернул голову и обратился к каллистянину, стоявшему рядом.
– Если расчет Диегоня правилен, – сказал он, – звездолет должен уже показаться.
– Как же он может быть неправильным?
Старик улыбнулся.
– Вы не допускаете, что ваш отец мог ошибиться?
– А разве вы, Женьсиньг, допускаете это? – вместо ответа спросил Вьег Диегонь. – Мой отец всегда был точен. Раз он сообщил, что они прилетят в определенное время, то так и будет.
Он вдруг подался вперед и протянул руку.
– Вот они!
Что мог он увидеть в расплавленном, сверкающем мириадами искрящихся точек небе?..
Но, очевидно, не один он что-то увидел.
– Летят, летят! – раздались взволнованные голоса.
Далеко-далеко, на самом горизонте, подобно яркой звезде, блестел подлетающий межзвездный корабль.
На крыше здания произошло движение. Несколько каллистян торопливо возились у небольшого аппарата.
– Вы готовы? – крикнул им Женьсиньг.
– Готовы! – ответили оттуда.
Гигантский шар медленно приближался. В белом свете Рельоса исчез голубоватый оттенок, так хорошо заметный на Земле, и звездолет казался ослепительно белым.
– Одиннадцать лет тому назад, – сказал Женьсиньг, – двенадцать героев улетели с Каллисто. Мало кто верил в успех. И вот они вернулись, и вернулись с победой. Мы переживаем сейчас одно из самых замечательных событий в истории нашей планеты.
Звездолет опускался.
И вот белый шар коснулся земли и замер неподвижно.
– Они опустились на том же месте, где стоял корабль одиннадцать лет назад, – сказал Вьег Диегонь.
* * *
Три земных месяца, а не пятьдесят дней провели звездоплаватели на Кетьо.
Находясь на этой планете, отдаленной от Рельоса на восемьдесят миллионов километров дальше, чем Каллисто, Широков в полной мере оценил предусмотрительность каллистянских ученых. И он и Синяев первые недели чувствовали себя очень плохо. Хотя и значительно менее горячие, чем на Каллисто, лучи Рельоса – Сириуса были все же слишком жаркими для людей, привыкших к климату северных областей земного шара. В полдень температура воздуха доходила до шестидесяти градусов Цельсия, несмотря на то, что звездолет опустился не на экваторе, а в средних широтах планеты.
Синьг и Гесьянь, постоянно консультируясь с учеными Каллисто (на Кетьо было несколько бьеньетостанций), заставили людей Земли пройти детально разработанную программу постепенной тренировки, которая должна была приучить их к каллистянскому солнцу. Пятидесяти дней оказалось мало, и экипаж корабля безропотно остался на Кетьо еще на месяц.
Широков и Синяев беспрекословно выполняли все указания врачей, терпеливо дожидаясь конца этой скучной процедуры. Мучило сознание, что из-за них страдают друзья.
– Нельзя рисковать, – отвечал Синьг на просьбы ускорить подготовку. – Иначе, прилетев на Каллисто, вы будете вынуждены сразу же покинуть ее.
Гесьянь на такие просьбы не отвечал ничего и только хмурился. Что-то ему не нравилось, чувствовалось, что какая-то мысль его тревожит.
Однажды Широков прямо спросил молодого каллистянина, с которым его связывала уже тесная дружба, о том, что его беспокоит.
– Не меня одного, – ответил Гесьянь. – Синьг также тревожится, но лучше меня умеет скрывать это. Нам не нравится состояние вашего организма. Что-то не так. Очевидно, между Рельосом и Мьеньи разница не только в количестве тепла. Но, к сожалению, мы слишком мало знаем о вашем солнце.
– Поговорите с Георгием, – сказал Широков. – Он хорошо знает Мьеньи.
– Сейчас это бесполезно. Такой разговор обязательно будет, но только на Каллисто. Нужны астрономы, хорошо знающие особенности Рельоса и могущие определить, в чем разница между ним и Мьеньи.
– У нас есть Вьеньянь.
– Наука не стоит на месте. Вьеньянь отстал за одиннадцать лет точно так же, как Синьг в медицине. Они это и сами знают. Хотели же доставить вас на Каллисто без подготовки. Все равно нельзя допустить, чтобы ваш полет оказался безрезультатным. В любом случае вы должны попасть на Каллисто.
– Мы готовы рискнуть.
– Мы тоже. Это нужно для науки. Но надо сделать все, чтобы этот риск уменьшить.
Очень скучными показались людям и каллистянам эти три месяца.
Чувствовалась относительная близость цели – планета Каллисто.
Она блестела по вечерам низко над горизонтом, притягивая к себе, тревожа и волнуя.
Очень медленно шло время!
Все три месяца почти безотлучно провели на звездолете. Огромные кетьры и хищные гисельи Сетито были менее опасны, чем дикие обитатели Кетьо.