Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 109

А. И. Верховский видел, как все его попытки укрепить армию путем её эсеро-меньшевистской «демократизации», при помощи Советов и солдатских комитетов отвергаются и реакцией, и массами. Реакция боялась солдатских организаций и Советов и требовала их, ликвидации. Массы не верили в «демократизацию», которая проводилась руками офицеров и при сохранении их власти, в условиях продолжения империалистической войны. Верховский с грустью отмечает, что он предлагал офицерам поделиться своими привилегиями, но те делиться не захотели и решили поставить дело «на нож».

Еще более беспощадно Верховский раскрывает суть своей тактики в следующих словах: «Надо идти на все уступки, но оставаться с народом и сохранить главное — власть! При этом условии мы сможем вернуть все потерянное сторицей».

В многочисленных конфликтах, возникавших в это время в Севастополе, автор справедливо видит столкновение двух сил — помещичье-буржуазного офицерства и солдатско-матросских масс, вышедших из крестьян и рабочих. С этих позиций он приводит описание таких интересных эпизодов, как расследование причин гибели «Императрицы Марии», рассказывает о бесчисленных требованиях матросов убрать реакционных офицеров и т. д. Много интересных данных приводит Верховский, рассказывая об обысках во дворцах великих князей в Крыму.

Вопрос о дальнейшей судьбе русской армии в условиях растущей революции встает перед А. И. Верховским, когда он в начале июня 1917 года был назначен командующим войсками Московского военного округа. Здесь, на этом новом посту, весьма туманные взгляды Верховского на «демократизацию» армии, на единство действий солдат и офицеров, на совместную работу с эсеро-меньшевистскими советами должны были пройти суровую проверку и потерпели крах.

В Московском военном округе Верховский пытался [11] сколотить «новую», «демократическую» армию. Но, как он сам признает, из двухсоттысячнрго войска округа ему удалось отобрать не более 5–6 тысяч человек, «на которых можно было положиться на случай быстрых и решительных действий». Очень скоро выяснилось, какой характер могут носить эти «быстрые и решительные» действия. В июле 1917 года во многих местах Московского военного округа начались революционные выступления солдат. Особенно значительными были выступления солдат в Нижнем Новгороде, Твери и других гарнизонах. И «либеральный» командующий Московским военным округом берет на себя функции Кавеньяка.

В своем приказе по Московскому военному округу от 11 июля 1917 года А. И. Верховский писал: «...Я пушками и пулеметами беспощадно подавил восстания и так же поступлю со всеми, кто пойдет против свободы, против решений всего народа...» В Нижний Новгород А. И. Верховский «вошел» как завоеватель. На улицах города были развешаны объявления, в которых говорилось: «Запрещаю кому-либо подходить к прибывшим со мной войскам ближе, чем на сто шагов. Те, кого я вызываю к себе, должны подходить с белым флагом и группой не более десяти человек. По всем приближающимся группам более десяти человек будет открыт огонь из пулеметов и пушек». В своих воспоминаниях Верховский не приводит этих документов и всячески подчеркивает «мирный» характер карательных экспедиций против восставших в июле 1917 года гарнизонов. Однако в воспоминаниях правдиво показано, как логика борьбы привела командующего Московским военным округом, поскольку он оставался в лагере Керенского — Корнилова, к применению насилия над массами. «Я применил насилие, — пишет А. И. Верховский, — только насилию массы уступили. Борьба в рамках демократии кончилась».

Описанный автором эпизод достаточно ярко рисует, в чьих интересах было применено насилие. После «операции» по подавлению выступления солдат в Нижнем Новгороде нижегородские купцы преподнесли Верховскому букет красных роз с запиской такого содержания: «От благодарных купцов Нижнего Новгорода революционному командующему». Случай этот заставил Верховского серьезно задуматься. «Неужели для них делалось все это?..» — задает он себе вопрос. [12]

В дни корниловского мятежа А. И. Верховский оказался среди той части офицерства, которая не пошла с Корниловым. И он рассказывает о своих разногласиях с Корниловым и корниловцами, которые привели его к разрыву с реакционным офицерством, а затем и к выходу из состава Временного правительства. Антикорниловская позиция Верховского того времени не вызывает сомнений, она отмечена Лениным в его письме от 24 октября 1917 года. Как известно, Ленин расценивал выход Верховского из состава Временного правительства, как результат натиска корниловцев, как показатель подготовки второго корниловского заговора{*1}.



Верховский приводит много интересных фактов, разоблачающих подготовку корниловского заговора, особенно в период Государственного совещания. Правда, в рассуждениях Верховского о Государственном совещании и корниловщине многое идет еще от его позиций 1917 года. Он не понимает, где проходил подлинный водораздел между революцией и контрреволюцией, и пытается искать его в самом Государственном совещании, где народ не был представлен. «Казалось, — пишет он о Государственном совещании, — между правой и левой стороной, между Чхеидзе и Родзянко лежит пропасть, которую невозможно перешагнуть...». «Пропасть» действительно существовала, но не между Чхеидзе и Родзянко, которые оказались по одну сторону баррикады, против народа. Эту пропасть нужно было искать за стенами Государственного совещания.

Как же получилось, что командующий Московским военным округом, который в июле 1917 года подавлял солдатские выступления, в августе отказался присоединиться к корниловскому мятежу?

Верховский разглядел в корниловцах силу, которая ведет к полной реставрации старого строя, несет с собой торжество самой черной реакции. Он увидел, что страна не может продолжать войну, и пришёл к выводу о необходимости скорейшей демобилизации армии. Вместе с тем как кадровый офицер Верховский по-своему любил русскую армию и мечтал о возрождении её могущества и силы. Между тем он понимал, что корниловщина ведет не только к торжеству реакции, но и к углублению пропасти [13] между офицерством и солдатами, к усилению ненависти солдатской массы к офицерскому корпусу, а следовательно, к распаду армии. Таковы были мотивы, которые поставили Верховского на антикорниловские позиции. Помимо этого, был еще, конечно, и откровенный страх, что поражение Корнилова откроет дорогу большевикам.

Однако Верховский преувеличивает свою роль в борьбе с корниловским заговором. В воспоминаниях неоднократно подчеркивается, что штаб Московского военного округа был форпостом борьбы с корниловщиной. И в то же время факты, рассказанные Верховским о событиях конца августа 1917 года, раскрывают перед нами несколько иную картину. Мы видим, как Верховский и его штаб вплоть до 29 августа занимают пассивную, выжидательную позицию. Мы видим его растерянность, попытки примирить Корнилова с Керенским. Такой же рисует он и позицию эсеро-меньшевистских руководителей Московского Совета, которые не сумели и не хотели организовать сопротивление Корнилову. Вместе с тем и помощи Корнилову, поддержки этой генеральской авантюре Верховский не оказал. И только когда судьба Корнилова более или менее обозначилась, когда в действие были приведены пролетарские батальоны Красной гвардии, возглавляемые большевиками, тогда определилась и позиция Верховского. Он откровенно рассказывает, как трудно было ему принять это решение, выступить против «своих», близких ему по происхождению и положению людей. Но решение было принято — Верховский выступил против Корнилова.

Это в значительной мере предопределило и дальнейшую судьбу А. И. Верховского.

В начале сентября 1917 года А. И. Верховский получает звание генерал-майора и пост военного министра в правительстве Керенского. Автор объясняет это назначение своей антикорниловской позицией и стремлением Керенского подчеркнуть свой разрыв с Корниловым. Но Верховский забывает, что, кроме этого, в его «активе» было и подавление солдатских выступлений. Вот почему новому военному министру представители буржуазии предлагают десятки миллионов «на восстановление армии». К чести Верховского, от этой «помощи» он отказался. [14]