Страница 93 из 112
I
Они и в самом деле пришли. Еще не рассвело, когда я проснулся от сильной канонады. Я быстро вышел из хижины и в свете наступающего дня увидел две подводных лодки, ставших на якорь недалеко от берега. На них часто вспыхивали молнии — орудия изрыгали огонь, а со стороны селения строчили автоматы и пулеметы. Мне все стало ясно. Ночью японцы высадили десант на остров далеко от селения и теперь наступали со всех сторон. В самом селении слышались грохот взрывающихся снарядов и визг женщин и детей, вернувшихся с гор после того, как накануне ночью подводная лодка исчезла. А пожары, которые ночью угасли, сейчас снова бушевали и освещали темные воды океана багровыми языками пламени.
Боамбо разделил стрелков на два отряда: один сражался на восточном конце селения, а другой — на западном. Сражение продолжалось недолго: туземцы были принуждены отступить перед более сильным врагом. Правда, они дрались храбро и отступали шаг за шагом, но все же отступали, а на рассвете отошли в горы.
И я собирался бежать с ними, но перед тем решил зайти в хижину Смита. В его кассетке лежал дневник Магеллана. Японцы, наверно, обыщут хижину и найдут кассетку. Дневник попадет в их руки. При этой мысли я забыл об опасности, угрожавшей мне, и бросился к хижине плантатора. Но ее уже не существовало. Осталась куча пепла... Я сообразил, что никакой пожар не мог уничтожить огнеупорную кассетку, но мне некогда было рыться в горячем пепле. Каждый момент могли появиться японцы...
Я побежал в хижину Арики. В ней застал главного жреца и Смита.
— Ваша хижина сгорела! — крикнул я плантатору.
Тот вскочил с нар и испуганно на меня уставился.
— Сгорела? В самом деле?
— Да, от нее осталась куча пепла.
— О, значит, я последний бедняк! — Смит схватился за голову. — Вы слышите, сэр? Последний бедняк!
— Но ведь кассетка не сгорела? — спросил я.
— О, сэр! — воскликнул плантатор, и глаза его вдруг радостно засверкали. — Вы совершенно правы! Кассетка выдержит. Никакой огонь не может ее уничтожить, уверяю вас! А в ней мои драгоценности и чековая книжка!
— И дневник Магеллана, — прибавил я.
— Да, и дневник Магеллана. Все в порядке, сэр... Мы найдем кассетку и скроем от японцев.
— Да, но я не собираюсь оставаться у японцев.
— Вот как? Значит, останетесь до конца верным племени?
— Да.
— Воля ваша. — Смит посмотрел на меня с сожалением.
— Вы найдете кассетку, не так ли? — спросил я.
— Разумеется найду и спрячу.
— Хорошо. Но помните, что дневник Магеллана не только ваш.
— К чему вы мне это напоминаете, сэр? — обиженно пробормотал Смит. — Неужели вы допускаете, что я злоупотреблю доверием, оказанным мне вами и Стерном? Кстати, а где он? Где мой капитан?
— Не знаю.
— Может быть, убить?
— Не думаю. А что собирается делать Арики? Он хочет остаться у японцев?
Смит утвердительно кивнул головой.
— Это верно? — обратился я к главному жрецу. — И ты остаешься у пакеги, которые сожгли хижины племени и убили много женщин и детей?
Арики почесывал грудь и глядел в землю. Он прекрасно понимал что делает и не смел смотреть мне в глаза.
— Да, — проговорил он наконец и, указав рукой на Смита, прибавил: — Он говорит, что пакеги — хорошие люди и не сделают зла Арики. Пакеги будут уважать Арики больше тебя...
Я махнул рукой и вышел. Смита можно было понять, но не оправдать. Он предпочитал плен острову Тамбукту, потому что хотел во что бы то ни стало возвратиться в Англию к своему богатству. Но с какой целью остается Арики у врагов своего племени?
Я пошел по тропинке, ведущей в горы. Неожиданно за спиной раздался незнакомый голос, заставивший меня обернуться. Я увидел на опушке леса двух японцев с направленными на меня автоматами. Оба были невысокого роста, но довольно широкоплечие, с желтыми лицами и косыми узкими глазами. Один, поменьше, был в тяжелых подкованных сапогах и белых гетрах, а другой, повыше, — в высоких сапогах почти до колен. Солдат в белых гетрах крикнул что-то по-японски и прицелился в меня. Я поднял руки и замер в ожидании. «Неужели этот дурак будет стрелять?» — промелькнуло у меня в голове.
Но он не выстрелил. Как только я поднял руки, японец опустил автомат и подошел ко мне.
— Инглиш? Американ? — спросил он, глядя на меня черными глазами.
— Болгарин, — ответил я.
— Бюльгар? — удивился маленький солдатик в белых гетрах.
Я кивнул головой:
— Бюльгар.
Солдатик недоверчиво осмотрел меня с головы до ног и что-то забормотал на своем языке, но я только пожимал плечами и молчал. В это время другой, в высоких сапогах, вошел в хижину главного жреца и вывел оттуда Смита и Арики.
Маленький солдатик оставил меня и подошел к Смиту.
— Инглиш? Американ? — спросил он.
— Инглиш, — ответил Смит. — Подданный его величества английского короля!..
— Инглиш! — заорал солдатик в белых гетрах и толкнул плантатора прикладом автомата.
Смит не ожидал такого отношения. Как всякий богатый человек он жил до сих пор с сознанием своего превосходства над другими. Благодаря этому, он был самоуверен, даже надменен в отношениях с людьми. Кроме того, чрезмерно большая вера в могущество Англии создала у него убеждение в том, что достаточно произнести слово англичанин, чтобы все упали перед ним на колени. Поэтому удары прикладом были для него полной неожиданностью.
А об Арики и говорить нечего. Он тоже не был в восхищении от японцев. Оказывалось, что они далеко не такие, какими их рисовал Смит.
Солдаты погнали нас к бухте. В разных местах на тропинке лежали убитые мужчины, женщины и дети, раненые напрасно протягивали к нам руки за помощью. Кругом бушевали пожары.
В бухте царило оживление. Японцы перевозили ящики со снаряжением и выгружали на берег. Они пользовались узкими пирогами туземцев, которые не были приспособлены для перевозки больших грузов, но все же делали свое дело.
Тут был и капитан Стерн. Он так обрадовался, увидев нас, что чуть не упустил тяжелый ящик, который нес на спине. Он, как и я, отстал от туземцев и был захвачен японцами в плен, не успев бежать в джунгли.
— Неужели, Стерн? — воскликнул Смит и остановился в изумлении. — Неужели они вас заставляют таскать эти тяжелые ящики?
— А что же вы думаете, я делаю это по собственному желанию? — ответил Стерн, осторожно опуская ящик на песок.
— Как можно! — возмутился Смит.
— Можно, можно!
— Удивляюсь, Стерн...
— А вот я так ничуть не удивляюсь.
— Но вы сказали им, что вы капитан дальнего плавания?
— Сказал.
— И несмотря на это...
— Несмотря на это, — перебил его Стерн, — а может быть, именно потому меня заставили таскать эти тяжелые ящики.
Солдатик с белыми гетрами куда-то ушел и вскоре вернулся с офицером. Офицер был такой же маленький, как солдат, с черными косыми, узкими глазками, а широкое желтоватое скуластое лицо было густо покрыто веснушками. Он что-то сказал на своем певучем языке и показал на пироги, нагруженные ящиками. Мы поняли, что надо приниматься за работу.
Ящики были действительно чертовски тяжелые. Смит пыхтел под их тяжестью и проклинал японцев, но, конечно, про себя. Маленький солдатик внушил ему, что самураи не шутят. Они даже для старого Арики нашли работу, несмотря на то, что он был кожа да кости. Видя, что он не может носить ящики, офицер заставил его выгребать воду из пирог.
Днем с подводной лодки приехал офицер и сказал нам на ломаном английском языке, что их командир желает с нами поговорить. Это было как раз кстати, потому что мы изнемогали под тяжестью ящиков и от неимоверной жары. Мы сели в пирогу и двое матросов нас доставили на подводную лодку. Командир — маленький, коренастый здоровяк с загорелым желтоватым лицом и выдающимися скулами — ожидал нас на палубе, широко расставив ноги и заложив руки за спину.