Остров Тамбукту

Такого рода мысли проносились у меня в голове, когда я стоял перед Габоном, положив руку ему на плечо. Он, не глядя на меня, отстранил мою руку.

— Габон! Старый друг! — повторил я, но ответа не последовало. — Ты сердишься на меня, я знаю... Но я не виноват. Я не виноват, — повторил я и снова положил руку ему на плечо.

— Ты был с ними! — скорбно проговорил он.

— С кем? Когда?

— Вчера ты был с нашими врагами, когда они напали на нас. Я тебя видел. Потом ты убежал, а они схватили меня...

Бедный Габон! Он видел Смита и принял его за меня. Тут всегда может случиться такая ошибка. Наши белые лица были одинаковы для туземцев. Они с трудом нас распознавали и часто принимали одного за другого, особенно на расстоянии.

— Ошибаешься, Габон, — сказал я. — С ними был другой пакеги. Я был против нападения, но никто меня не послушал.

Он опять посмотрел на меня и возразил:

— Лжешь! Ты мне не друг! Анге бу!

«Анге бу» значило, что разговор окончен. Габон, считая меня своим врагом, не желал со мной разговаривать. Потрясенный, я вышел из хижины. Сторожа заперли дверь.

Я подошел к Боамбо, который ждал меня невдалеке в тени хлебного дерева.

— Этот человек — мой приятель, — сказал я. — Ты должен его освободить.

— Это невозможно, — заявил вождь. — Он наш пленник. На третий день праздника мы принесем его в жертву Дао.

Я хотел во что бы то ни стало спасти Габона и был очень настойчив, но Боамбо не уступал. Он долго и подробно объяснял мне, почему не может освободить плененного врага — так он называл Габона. Дело оказалось гораздо сложнее, чем я думал. Прежде чем сжечь пленника на костре, Арики с торжественной церемонией принесет деревянного идола с хижины вечного огня и поставит на площадке. Идол должен видеть, как сгорит жертва. Тогда Дао останется доволен племенем и целый год будет ему покровительствовать, до следующего большого праздника. Все это время будет обильно плодами и рыбой в океане. И, самое важное, ни одно враждебное племя не сможет победить племени занго, потому что Дао будет ему помогать в каждом сражении. Это суеверие было связано не только с благоденствием племени, но и с его защитой, и никто не смог бы убедить людей в том, что это заблуждение.

Дольше настаивать было бессмысленно. Боамбо ни за что на свете не согласится освободить несчастного Габона.

— Я помогу ему бежать! — заявил я вождю.

Он строго на меня посмотрел и тихо, внушительно сказал:

— Стража не допустит. И не советую тебе даже пытаться, потому что пострадаешь!

— Что же вы мне сделаете?

— Не знаю... Но пострадаешь, я тебе говорю. Ты видел, что вчера было? Ты хорошо сделал, что вовремя ушел. И все же ты потерял...

— Что я потерял?

Боамбо не ответил.

Из хижин начали выходить вооруженные туземцы. Сейчас их лица не были выкрашены в черную краску и исчерчены белыми полосами, как вчера. Может быть, поэтому они не выглядели так воинственно и страшно, как накануне.

— Люди собираются, — заметил Боамбо, вставая. — Идем на охоту.

— Как, опять? — вздрогнул я. — Неужели сегодня опять нападете на племя бома?

— Нет, — отмахнулся Боамбо. — Идем на охоту на кабанов. Нам надо убить много кабанов для большого праздника. Идем с нами. Люди обрадуются, если пойдешь, и простят тебе вчерашнюю глупость.

Хотя я и не считал вчерашний мой поступок глупостью, я решил пойти на охоту на диких свиней. Сторониться людей было не в моих интересах. Кроме того, не было смысла приходить в отчаяние от вчерашней неудачи. Гораздо полезнее было поступать согласно нашей поговорке, которая гласит: «Если тебе не удалось сразу, попробуй опять...»

Я зашел в хижину за ружьем и застал поджидавших меня Смита и Стерна.

— Мы зашли за вами, — сказал плантатор. — Мы идем на охоту на диких свиней. Надеюсь, что на этот раз вы не откажетесь, а? И Стерн идет с нами.

— На такую охоту всегда с готовностью, — усмехнулся капитан. — Но в охоте на людей никогда бы не участвовал. Это опасная штука! Только бегство может спасти человека. — И он многозначительно мне подмигнул, кивнув головой в сторону Смита.

Плантатор понял иронию, но не обиделся.

— О, это было что-то ужасное! — воскликнул он. — Дикари — очень хитрые люди, сэр. Одни попрятались в густых джунглях у тропинки, другие влезли на деревья. Стрелы свистели со всех сторон, а людей не видно. Представляете себе? — обернулся он ко мне. — А если бы вы были на моем месте, вы бы не сбежали? При том и стрелы у них отравленные! Я принес одну, покажу вам. Наконечник намазан соком анчара.

— Значит, и ружье вам не помогло? — спросил я. — А вы так много на него рассчитывали!

— Да, рассчитывал, — кивнул головой Смит. — Но ошибся, признаюсь. Во время войны дикари не соблюдают никаких правил. Они прячутся в лесу — в кого прикажете стрелять? Притом, как только засвистели стрелы, наши дикари разбежались.

— Вслед за вами, — заметил капитан.

— Это не имеет никакого значения, Стерн. Не важно, сбежал ли я первым или последним. Важно то, что остался в живых. Вы были правы, — обратился Смит ко мне. — Тысячу раз правы, когда отказались идти с нами. Я думал, что будем сражаться на открытом месте, на какой-нибудь поляне, и подумал: «Подождите, я им покажу, этим дикарям, как нужно воевать...» А что получилось? Если бы я знал, никогда бы не пошел, уверяю вас...

— Вы пошли с туземцами на войну, желая показать какой вы герой, — упрекнул я его. — Вы воображали, что перебьете племя бома, как связанных кроликов, и вернетесь победителем. Потому вы и Арики привели на площадку, когда я советовал туземцам не предпринимать этого позорного похода.

— Как было мне его не привести? — воскликнул плантатор. — Арики мне заявил, что не усыновит меня, если не буду участвовать в походе. А вы представляете себе, что это значит?

— Это значит, что вы останетесь сиротой, — иронически обронил Стерн.

— Совсем не смешно, Стерн! — упрекнул его Смит. — Нам нужно узаконить наше пребывание на острове. Я люблю порядок и законы — это не слабость, уверяю вас...

Мы пошли на площадку. Там собрались все охотники. Я думал, что после вчерашнего случая люди будут смотреть на меня с недоверием, но ошибся. Они все забыли. И почему бы нет? В хижине на замке сидел Габон, их враг. Они вышли победителями и, в своем ликовании, были готовы простить мне вчерашний поступок.

Мы все тронулись по узкой тропинке через джунгли. Над нами и по сторонам возвышались вековые деревья с толстыми стволами, которые терялись в небе и там разветвлялись, а другие, ниже, переплетались ветками как раз над нашими головами. Все стволы и ветки были покрыты густой сетью тонких лиан. Ни одно дерево не росло свободно вверх. Его душили соседние деревья. Словно остров был слишком тесен для такой буйной растительности, и она вела войну за каждую пядь земли, за каждый кубический сантиметр воздушного пространства. Даже и самые низкие кусты так жались и переплетались, что просто задыхались в собственных объятиях. Свет с трудом проникал через этот буйный хаос. Вечный полумрак царил в джунглях даже в яркий солнечный день. Земля была покрыта опавшими сухими листьями. Тут листья не опадают каждую осень и не появляются новые весной, — нет, листья с вечнозеленых деревьев осыпаются один за другим во все времена года. Старые листья вянут, желтеют, и ветер их отрывает, а на их месте вырастают молодые листочки, и со свежими силами быстро растут, неимоверно быстро... То же самое происходит и с деревьями. Никогда человеческая рука не дотрагивается до их старых стволов, они умирают естественной смертью, в глубокой старости: когда их высохшие, сгнившие стволы не могут уже больше противостоять грозам и валятся под их напором. Тогда в джунглях разносится сильный треск, будто тревожный крик загубленной жизни...

II

Высоко в горах, мы вышли на большую поляну, покрытую высокой травой аланг-аланг. Трава волновалась от ветра, как маленькое желтое море, и тихо шелестела. Боамбо велел охотникам окружить всю поляну. Когда все заняли свои места, вождь бросил горящую головню в сухую траву, и она тотчас вспыхнула. Это был сигнал. Увидя дым, охотники подожгли траву одновременно со всех концов поляны. Ветер крутил и раздувал пламя, а охотники с копьями в руках медленно подвигались за огнем, готовясь их метнуть в зверя, спасающегося от огня. Ни у одного туземца не было ружья, потому что Смит не давал им патронов. Вчера, после похода против племени бома, Смит им заявил, что патроны кончились, и прибрал ружья в свою хижину. Но я был уверен, что у него есть еще много патронов в ящиках. Почему он их прячет? И для кого?