Остров Тамбукту

Да, главный жрец был опасным человеком. Он знал, что я могу убить крокодила из ружья и поспешил объявить его священным. Зачем? Что он опять надумал?

А крокодил со дня на день делался все более нахальным и опасным. Он не мог найти для себя достаточно пищи в маленькой бухте, и голод все чаще и чаще принуждал его вылезать на берег, а пение птиц и крики обезьян привлекали его в лес. Однажды туземцы видели, как он подкарауливал жертву в кустах, в другой раз встретили на тропинке, идущей от бухты в селение. Как раз на этой тропинке крокодил сожрал одну свинью. Тогда народ еще больше испугался. В селении наступила паника. Все заперли детей по хижинам и не пускали их наружу.

В это время Арики распустил слух, что крокодилу нужна жертва. И не какая-нибудь, а человеческая жертва. Сожравши ее, хищник сам вернется в большие воды, откуда пришел.

Так говорили Арики «белые листы». Те самые «белые листы», которые мы с капитаном выкрали из хижины главного жреца и вместо них положили вахтенный журнал яхты — так вот, эти «белые листы» ему сказали, что крокодилу нужна жертва! Не то плакать, не то смеяться на такую глупость?

Так или иначе слух о том, что крокодилу нужна человеческая жертва быстро распространился по селению. Подтвердил его и Амбо, сын вождя. Однажды он пришел ко мне встревоженный и взволнованно сказал:

— Уин-уин, Андо! Арики опять взбесился. Только что я слышал, как он говорил людям, что крокодил желает жертву. Люди его спросили, кому же быть жертвой, а Арики ответил: «Андо! Андо, пакеги гена, пусть будет жертвой. Так говорят «белые листы!..»

«Белые листы» сообщили еще, что я против Дао и не слушаю советов главного жреца. Арики много раз жаловался на меня Боамбо, но вождь защищал меня, потому что хотел сделать сыном племени и женить на своей дочери. Люди слушались Боамбо и не обращали внимания на слова Арики, а тот долго терпел и ждал повеления Дао. И вот теперь идол разгневался и решил наказать людей. Он наслал на них крокодила. Если они хотят отделаться от него, то должны крепко меня связать веревкой и положить на берегу. Крокодил сожрет меня и вернется в океан...

Я содрогнулся в ужасе от подлости Арики и спросил моего друга:

— А что говорят люди?

— Люди молчат, — ответил Амбо.

— А ты как думаешь — они согласятся подбросить меня крокодилу?

— Не знаю, — задумчиво ответил Амбо. — Все напуганы. Не решаются выйти на пирогах в океан за рыбой. Все голодают...

Черт побери! Опять я виноват в несчастье, которое постигло туземцев. Что бы ни случилось, все я виноват! Этот лукавый главный жрец умело использовал невежество других. Теперь я понял каким образом в Средние века духовенство могло безнаказанно сжигать на кострах живых, ни в чем неповинных людей...

Амбо мрачно глядел перед собой. Потом он поднял голову и неожиданно меня спросил:

— Что ты скажешь о Шамите?

— Что тебе сказать?

— Хороший он человек? Любит он тебя?

— Не особенно...

— А послушает тебя, если ты его о чем-то попросишь?

— Как сказать...

Амбо немного помолчал, потом проговорил:

— Шамит дает Арики малоу. Каждый день, каждый вечер... Арики пьет малоу, голова у него затуманивается, и он замертво падает на землю. Скажи Шамиту, пусть он всыпет в питье несколько капель яда из дерева смерти. Тогда Арики заснет и никогда уже не проснется.

Амбо снова пришел к мысли ликвидировать главного жреца при помощи яда. Не так давно он хотел подбросить в его хижину очковую змею, но она укусила его отца. Сейчас он придумал более верное и безопасное средство — яд анчара...

— Нет! — возразил я. — Не стоит! Ты уже раз хотел отравить главного жреца кадитами, но я был против — помнишь? И сейчас я против.

— Арики должен умереть! — повысил голос Амбо, и глаза у него засверкали. — Он хочет принести тебя в жертву крокодилу! Ты подумай!

— Мне нечего думать. Арики — подлец: это я неоднократно утверждал. Но нам не следует уподобляться ему.

— Нет и нет! — закричал Амбо и вскочил разъяренный. — Раз ты не хочешь, тогда я сам расправлюсь с ним!

Он быстро зашагал вселение. Нужно было его остановить, потому что в минуту сильного гнева он и в самом деле мог сделать какую-нибудь глупость. Я догнал его и сказал:

— Послушай меня, Амбо! Оставь Арики в покое. Если ты его убьешь, все племя ополчится против тебя. Ты не понимаешь, что это очень опасно?

— Да ведь он велит людям связать тебя и бросить крокодилу!

— Не допускаю, что кто-нибудь его послушается, — сказал я, сам этому не веря. — Даже если его и послушаются, я сумею выйти из положения. Я от тебя только одного хочу: обещай мне, что ничего не сделаешь Арики.

Я положил руку на плечо моему другу и пристально посмотрел ему в глаза. Это его успокоило, и он тихо промолвил:

— Ладно, послушаю тебя. Но если Арики попытается тебе навредить, он наткнется на острие моего копья. Анге бу!

Я пожал его руку в знак благодарности и он, успокоенный, ушел. Но я не был спокоен. Я серьезно задумался над тем, что мне делать? Если убью крокодила, я буду ответствен за все беды и несчастья, которые могут случиться в будущем с кем бы то ни было. А если я его не убью, он будет продолжать сеять ужас и страх среди людей и, кто знает, может быть, в один прекрасный день, они послушаются главного жреца и согласятся принести меня в жертву хищнику. Как мне выйти из этого трудного и опасного положения?

III

Я решил посоветоваться со Смитом и Стерном и пошел их искать на плантации. Нашел там только Смита. Он вымерял высоту побегов и аккуратно заносил данные в свою записную книжечку. Я рассказал ему об интригах главного жреца. Вместо того, чтобы растревожиться, он небрежно махнул рукой:

— Не обращайте внимания на этого выжившего из ума старикашку, он ничего не может вам сделать.

— Почему вы так думаете?

— Потому что знаю, что дикари вас любят и считают чуть ли не божеством. А его никто не любит.

Он произнес это с такой уверенностью, что она даже мне не понравилась.

— Вы преувеличиваете. Туземцы меня любят, это правда. Но не следует забывать, что я чужеземец, а Арики — их главный жрец.

Смит рассмеялся. Главный жрец — большое дело! До тех пор, пока вождь на моей стороне, мне не угрожает никакой опасности. Без согласия вождя главный жрец не посмеет ничего предпринять против меня.

Так думал Смит, но он упустил из виду некоторые обстоятельства, которые я хорошо помнил. В решительные минуты Арики не считается с волей Боамбо и все делает по-своему. При том никто не мог сказать, как далеко простирается его власть. Вождь был тихий, добрый и разумный человек, никому не навязывавший своей воли, а главный жрец был упрям, строптив, властолюбив и мнителен. Когда ему приходило в голову кому-нибудь причинить зло, он ни перед чем не останавливался. Ведь именно по его настоянию туземцы бросили нас в океан, когда мы впервые появились на острове, а позже он утащил ящики и мешки Смита, вопреки воле вождя. Правда, Смит оказался хитрее его, и ему удалось возвратить свое имущество, но это еще не значило, что Арики безвреден.

— Теперь уж вы преувеличиваете, — сказал, внимательно выслушав меня, Смит. — Я не вижу ничего страшного в дурацкой болтовне главного жреца. Но раз уж вы придаете такое значение его словам, давайте подумаем, что нам предпринять.

Мы пошли к ручью, протекавшему вблизи, и сели в тени вековых деревьев. Тут было прохладно и тихо. Дикие пчелы летали вокруг с легким жужжанием, садились на цветы, собирали пыльцу и сок, и летели к своим гнездам. На стволах и ветках деревьев висели огромные пурпурные орхидеи и эпифитные бромелии — самые крупные и красивые цветы тропиков, которые отвратительно пахли. Смит поморщился, пересел подальше от них и, развалившись на мягкой траве, закурил сигару.

— Вы позволите откровенно сказать, что я о вас думаю? — неожиданно обратился он ко мне.

— Разумеется, — ответил я, несколько удивленный. Его вопрос был неуместен. Так, по крайней мере, мне показалось.