Остров Тамбукту

— Стрела была моя, — признался Амбо.

— Значит, ты хотел меня убить?

— Если бы хотел убить, не пустил бы стрелы над твоей головой.

— Я тогда наклонился, и стрела пролетела над головой.

— Не смеши меня, — мрачно сказал Амбо. — Я нарочно пустил стрелу, когда ты наклонился.

— Почему?

— Потому что хотел тебе напомнить, что я хороший стрелок. Ты это забыл.

— Ты можешь убить друга из засады?

— Нет! Я не пакеги. Я сын занго, — гордо ответил Амбо.

— Да, я не сын вашего племени. Я пакеги. Но я до сих пор никого не убил и не собирался убивать кадитами.

Амбо поморщился.

— Понимаю, — сказал он смущенно. — Я хотел убить Арики. Но почему? Опять-таки из-за тебя!

Он был прав и, так как мне нечего было возразить, я мягко сказал:

— Чего мы спорим? Что нам делить? Чем я тебя обидел? Скажи!

Амбо заговорил о той бурной ночи и о Канеамее. Он видел, как она вошла в мою хижину и ждал, спрятавшись за деревьями, пока она не выйдет.

Канеамея хотела стать его сахе, но я ее соблазнил, и она отказалась от него. Я хотел, чтобы она сделалась моей сахе, но Арики не соглашался. Да, да — Арики не был согласен, и я никогда не стану главным жрецом. Никогда!

— Это Арики тебе так сказал?

— Да, Арики. Он тебя ненавидит.

— Арики лжет. Я никогда не хотел стать даго Канеамеи. Никогда! — повторил я, повысив тон.

— Арики говорит правду. Ты лжешь. Ты хочешь стать рапуо. Нет, нет! Этого никогда не будет!

Я решил прекратить этот неприятный разговор и сердито сказал:

— Чего ты хочешь в конце концов? Скажи!

— Я хочу, чтобы ты оставил Канеамею в покое.

— Канеамею? — через силу усмехнулся я. — Чего ты заботишься о ней? Она не из твоего рода. Ты не имеешь права ее защищать.

Амбо снова смутился. По обычаям племени только член рода Канеамеи имел право требовать у меня отчета, если я ее действительно чем-нибудь обидел. А сын вождя не был из ее рода. Кроме того, я ничем не обидел Канеамеи и не понимал, почему Амбо поверил лжи Арики. Неужели ему неизвестно, что главный жрец способен поссорить самых лучших друзей?

— Ты видишь, что ты не прав, — мягко сказал я ему. — Подумай хорошенько и, когда закончится большая охота, мы опять поговорим.

— Нет, сейчас поговорим! — злобно процедил сквозь зубы Амбо.

— Чего тебе от меня надо? — раздраженно крикнул я.

— Только одного: убить тебя!

— Ну что ж! Вот я! — и шагнул к нему. — Стреляй!

— Нет, — отступил он шаг назад. — Я убью тебя как человека, а не как собаку. Я не хочу драться на копьях или стрелах, потому что ты не умеешь обращаться с ними. Но зато, хорошо стреляешь из ружья. Чего молчишь? Или ты испугался? О, Арики прав! Ты трус!

Я почувствовал, как в горле у меня пересохло и кровь ударила в голову. Амбо был действительно дерзок.

— Кто будет стрелять первым? — спросил я его.

— Как хочешь. Решай...

— Хорошо, я буду стрелять первым. Согласен? Или отказываешься?

Но Амбо и не думал отказываться. Он знал, что я хороший стрелок, и все же согласился на то, что бы я стрелял первым. Это было равносильно самоубийству.

— Иди вон к тому дереву и приготовься, — сказал я. — Считаю до трех и стреляю. Если я тебя не убью, ты считай до трех и стреляй.

Я думал, что в последний момент он испугается и откажется от поединка, но ошибся. Амбо быстро подошел к дереву и поднял голову, словно хотел сказать: «Стреляй, ненавистный пакеги, я не боюсь тебя!»

Я прицелился прямо в голову.

— Раз!

Руки у меня дрожали. Амбо молчал.

— Два!

Расстояние между нами было невелико. Я прицелился. Оставалось надавить на собачку, и сын вождя упал бы мертвым.

— Три! — крикнул я, поднял ружье вверх и выстрелил в воздух.

Я почувствовал слабость, ноги и руки у меня дрожали от пережитого сильного волнения. Я оперся на ружье и сказал:

— Теперь твоя очередь. Стреляй!

— Нет! — крикнул Амбо. — Ты не стрелял как следует. Ты издеваешься надо мной, но ты от меня не уйдешь! Сейчас мы будем с тобой драться, как охотники. Скроемся в лесу в различных местах и будем друг друга подкарауливать. Каждый из нас будет стрелять в другого, как только его найдет. Ты можешь опять стрелять в воздух, но знай, что я тебя убью, как только найду, берегись! Большая охота начинается!

И он исчез в лесу, прежде чем я опомнился. Я стоял как вкопанный и не знал что мне делать. Прятаться в лесу и подкарауливать друг друга, как звери подкарауливают свою добычу — это было ужасно!

— Берегись! — услышал я голос Амбо. — Большая охота начинается.

В ту же секунду раздался выстрел, пуля просвистела у меня над головой, и перебитая ветка упала к моим нотам. Я поспешно подполз к стволу ближайшего дерева. Очевидно, сын вождя не шутил. Он залег в чаще и подкарауливал меня. Через минуту опять раздался выстрел и пуля попала в ствол дерева, за которым я спрятался. Амбо стрелял точно туда, где я прятался. Нужно было поскорее уйти с этого опасного места.

Я пополз через зеленые кусты к другому дереву, потом перешел в густой кустарник и притаился, затаив дыхание. Кругом было тихо. Сердце у меня громко стучало. В горле пересохло; я чувствовал нестерпимую жажду, но не мог ее утолить, хотя река была близко. Нужно было остерегаться. Амбо меня подкарауливал и малейшая неосторожность могла мне стоить жизни.

Я лежал в кустах и прислушивался. Высоко надо мной на ветку сел пестрый, хохлатый попугай. Я нечаянно пошевелился, попугай испугался и вспорхнул. Раздался выстрел, и пуля просвистела над моей головой. Птица меня выдала, и я опять пополз дальше. Открыл одну ямку и залег в ней. Я притаился и ждал неподвижно.

Через некоторое время я услышал шорох, который приближался. Я взял ружье на изготовку и замер. Неужели Амбо откроет меня в этой почти непроходимой чаще? Я снова пополз и вылез на берег реки. Тут, по крайней мере, Амбо не мог напасть на меня со стороны реки, а только со стороны леса. Но все же мне следовало быть настороже. Во время охоты туземцы пробираются через лесную чащу настолько бесшумно, что даже преследуемые звери не чуют их присутствия. А, как известно, у зверей гораздо более острый слух, чем у людей, и более развитое обоняние.

Насторожившись, я вдруг услышал голос Зинги, которая звала меня, затем и голос Канеамеи. Они, вероятно, искали меня и Амбо, но я не решался откликнуться, боясь, чтобы меня не обнаружил сын вождя. И он, наверно, слышал голоса девушек, но молчал.

— Андо! Андо! — звала меня Зинга. — Где ты, Андо!

Я молчал. Через минуту позвала и Канеамея:

— Амбо, где ты? Откликнись, Амбо!

Дочь главного жреца и сестра Амбо искали нас. Они прошли совсем близко от кустов, в которых я притаился, но не видели меня. Тогда я выпрямился, и они подошли ко мне.

— Где Амбо? — спросила меня Канеамея. Она была растревожена.

Я промолчал. Обе девушки с удивлением смотрели на меня.

— Тана Боамбо сказал, что вы пошли в эту сторону. Мы слышали выстрелы!.. Где Амбо!

— Я здесь! — неожиданно откликнулся Амбо и показался в кустах всего шагах в десяти от нас.

Я содрогнулся, увидев его. Как это ему удалось так близко подкрасться ко мне? Если бы не пришли его сестра и дочь главного жреца, он бы, наверно, обнаружил, меня. Его лоб и грудь были покрыты крупными каплями пота. По всему было видно, что и он пережил ужасные минуты.

— Иди сюда! — позвала его Канеамея. — Слышишь, Амбо? Иди сюда!

Когда сын вождя подошел к нам, она продолжила:

— Я знаю, ты сердишься. И на меня, и на Андо. Но знай, что Андо не виноват.

— Нет, виноват! — возразил Амбо, мрачно глядя себе под ноги. — Арики все мне рассказал.

— А сказал он тебе, зачем я ходила в хижину Андо в ту бурную ночь?

— Нет, не сказал. Он не знает, что ты ходила.

— Знает! — подчеркнуто сказала Канеамея. — Я сама ему сказала. Но не сказала, зачем ходила. Не сказала, потому что боялась его. Если бы он узнал правду, он бы убил и меня, и Андо. Но правды я ему не сказала. А тебе скажу, хочешь? — Амбо, нахмурившись, молчал. — Хочешь? — повторила Канеамея. — В ту проклятую ночь, я сама ходила в хижину к Андо и принесла ему белые листы.