Страница 57 из 112
У Магеллана осталось три корабля. Он отправляется с ними по Тихому океану, по этой бескрайней водной пустыне. Целых сто шесть дней плывут корабли, не встречая ни единого острова, кроме нескольких голых скал, без воды и растительности, без людей и животных. Много матросов умирают от голода и жажды. Наконец 6 марта 1521 года «Тринидад», «Консепсьон» и «Виктория» приближаются к группе неизвестных островов и бросают в заливе якорь.
Матросы готовятся сойти на берег утолить голод и жажду, но жители островов опережают их: к судам несутся быстрые маленькие каноэ, паруса которых сделаны из пальмовых листьев. Туземцы, совершенно голые и наивные дети природы, ловко карабкаются на корабли и крадут все, что им нравится. Больше всего им нравятся разные блестящие предметы, которые можно воткнуть в курчавые волосы. Потом они спускаются с кораблей и отправляются вспять, веселые и довольные. Они не могут понять, что совершили кражу, потому что на их языке не существует такого слова. Магеллан назвал эти острова Ландронскими островами — островами воров.
Это название несправедливо, ибо украденные туземцами мелочи — лишь детские игрушки в сравнении с намерениями испанского короля, пославшего Магеллана в это путешествие с единственной целью захватить для короля все новооткрытые острова вместе с людьми и животными, которые их населяют. В сравнении с этим грабежом, благословленным самим папой, воровство туземцев с Ландронских островов — ничто. Сейчас Ландронские острова называются Марианскими островами.
17 марта 1521 года Магеллан прибыл на остров Массава, из группы Филиппинских островов, встреченный самым радушным образом вождем племени — Каламбу. Через несколько дней Магеллан отправляется на остров Себу, находящийся на 124° восточной долготы и на 10° северной широты. Вождь этого острова Хумабон встречает его, как родного брата. Гостеприимные племена просто не знают как угодить своим белым гостям, которых видят впервые. До тех пор эти дети природы не знали, что на свете существуют и другие острова, а еще менее могли знать, что на свете существуют белые люди.
Магеллан бесконечно счастлив, но скоро его счастье омрачается вождем одного соседнего с Себу островка. Этот островок называется Матан, а его вождь — Силапулапу. Этот человек с таким смешным именем оказывается гордым и неприступным. Когда несколько Магеллановых матросов отправляются на маленький остров Матан, жители встречают их враждебно. Они не восхищаются их белой кожей, не соблазняются пестрыми бусами и блестящими зеркальцами, в которых — о чудо! — человек может видеть свое отражение. Нет, эти люди держат наготове луки с натянутой тетивой, и матросы принуждены оставить Матан и вернуться на Себу.
Магеллан решает наказать непокорного Силапулапу в назидание другим вождям этих прекрасных островов, что белые люди не шутят с теми, которые им не подчиняются. Как смеет этот смешной Силапулапу прогонять белых людей со своего острова. Если Магеллан оставит его ненаказанным, другие вожди могут последовать его примеру, и тогда испанский король не получит ни одного из этих цветущих островов. Даже и благословение римского папы ему не поможет.
Однако Магеллан не хотел проливать крови. Он послал своего раба Энрике к Силапулапу с предложением принять покровительство испанского короля и согласиться стать его покорным вассалом. В противном случае он и его люди будут убиты страшными стрелами, которые гремят как гром. Силапулапу гордо ответил:
— Ну что ж, и у нас есть стрелы. Они не похожи на стрелы белых людей, не испускают грома и молнии, но зато закалены на огне и каждый, кто вступит на остров Матан, живым не уйдет.
Какая дерзость по отношению к людям, сеющим смерть своими страшными мушкетами и арбалетами! Этот дерзкий Силапулапу должен быть наказан. Магеллан, твердый, закаленный в бурях мореплаватель, не терпящий ни малейшего противоречия человек, велит шестидесяти матросам одеть кольчуги и приготовиться к предстоящему сражению. Сам Магеллан садится в маленькую лодку и во главе своих матросов отправляется на остров Матан. И тут на этом маленьком острове находит смерть величайший мореплаватель Ренессанса. Сражение, в котором он погибает, описано Пигафеттой:
«Мы выскочили из лодок, — пишет Пигафетта, — в воду, по пояс, и должны были пройти вброд до берега расстояние в два выстрела из лука, а в это время наши лодки не могли следовать за нами из-за рифов. На берегу мы нашли человек пятьсот туземцев, разделенных на три отряда, и они с ужасными криками набросились на нас. Два отряда напали на нас с флангов, а третий — во фронт. Наш капитан разделил матросов на две части. Наши стрелки полчаса стреляли из мушкетов и арбалетов с лодок, но ничего не добились, так как пули не могли пробить деревянных щитов туземцев с такого расстояния и, в лучшем случае, ранили врагов в руки. Ввиду этого, капитан громко скомандовал прекратить стрельбу, но наши не слышали его. А туземцы, видя, что наши выстрелы почти не причиняют им вреда, не отступали. Они все яростнее и яростнее орали, перебегая из стороны в сторону, чтобы избежать наших выстрелов, все больше приближались к нам, прикрываясь щитами, стреляли в нас из луков, бросали закаленные в огне копья, камни и грязь, так что мы едва успевали отбиваться. Некоторые из дикарей даже бросили копья с железными остриями в нашего капитана.
Чтобы испугать туземцев, капитан послал несколько человек из наших поджечь их хижины. Но это их еще больше разъярило. Некоторые из них бросились к месту пожара, охватившего двадцать или тридцать хижин, и убили там двух наших солдат. Остальные набросились на нас с еще большей яростью. Сообразив, что наши тела защищены кольчугой, но ноги остаются непокрытыми броней, они начали целиться главным образом в ноги. Одна отравленная стрела пронзила правую ногу капитана, и он дал приказ отходить шаг за шагом назад. Но теперь почти все наши люди обратились в бегство, так что всего человек семь осталось с капитаном, который и без того с давних пор был хромой и явно задерживал отступление. Сейчас со всех сторон нам угрожали копья и камни, а мы не могли уже оказывать никакого сопротивления. Бомбарды, находившиеся в лодках, ничем не могли нам помочь, потому что мель их держала на расстоянии. Мы стремились уйти с острова и отступали с боем шаг за шагом. Мы были уже только на выстрел от берега, но туземцы упорно нас преследовали, собирая копья, брошенные в нас раньше — так что они метали в нас по пять-шесть раз одни и те же копья. Они были недалеко от нас, узнали капитана и начали яростно целиться в него. Два раза они сбили шлем с его головы. Но он как храбрый рыцарь остался на своем посту с несколькими из нас, и мы дрались больше часу, не отступая ни шагу назад, пока стрела туземца не попала в лицо капитану. В гневе Магеллан тут же пронзил копьем грудь нападающего, но копье застряло в теле убитого и когда капитан попытался обнажить меч, он успел его вытащить только до половины, потому что удар копьем обессилил правую руку. Видя это, все враги набросились на него и один из них нанес ему копьем такую рану в левую ногу, что Магеллан упал на землю. Мгновенно на него налетели все туземцы и пронзили его копьями и другим оружием, которое имели. Так они отняли жизнь нашему зеркалу, нашему свету, нашей утехе, нашему верному вождю».
Так геройски и все же бессмысленно погибает Магеллан на Филиппинских островах, прежде чем достичь своей крайней цели — Молуккских островов. Остальные испанские капитаны посылают к Силапулапу посредника с предложением передать им тело убитого за соблазнительные для туземцев колокольчики и разноцветные лоскуты, но гордый вождь ничем не может быть соблазнен или подкуплен. Он заявляет, что убитый его трофей и не подлежит продаже. И никто не знает, что сделали с трупом Магеллана люди Силапулапу: бросили на растерзание диким зверям, или съели под удары своих деревянных барабанов — история никогда не узнает истины...
IV