Страница 44 из 112
— Почему молчишь? — повторила Ладао. — Завтра люди спросят: «Стал пакеги хе-ноу-ла ренгати?» — А я скажу: «Нет, пакеги отказался стать хе-ноу-ла ренгати».
Горе и отчаяние звучали в ее голосе.
— Что значит хе-ноу-ла?
— Ты не понимаешь? Хе-ноу-ла значит родственник по жене.
Я вспомнил о случае с капитаном Джонсоном на Соломоновых островах. Может быть, и тот вождь племени желал, чтобы капитан стал ему хе-ноу-ла, но он отказался и тем нанес смертную обиду вождю. Что же, повторить и мне его неблагоразумный поступок?
Неожиданно ренгати запел и прервал мои размышления. Голос звучал тихо и печально. Мне показалось, что он плачет.
— Почему ренгати плачет? — встревоженно спросил я.
— Он не плачет, — тихо ответила Ладао. — Он поет...
— А почему у него печальный голос?
— Ренгати просит Дао подарить нам ребенка...
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Мечты Амбо и интриги главного жреца. Урок по астрономии. Опасная охота. Рыба, испускающая электрический ток. Зинга в гостях на яхте. Что может наделать бутылка коньяку. Угрозы Амбо. «Ты мне не друг!»
I
На другой день, когда мы возвращались в Букту, Амбо сказал мне, что люди в Калио остались довольны мною. Они даже хотели, чтобы я остался в их селении, пока не вылечу всех больных.
— А что скажет Арики? — спросил я.
— О, он лопнет от злости!
Я рассказал Амбо, как меня запугивал Арики, когда позвал к себе, но промолчал о предложении главного жреца сделать меня рапуо и наследником семи поясов мудрости. Вообще я не верил, что Арики всерьез хочет сделать меня его наследником и видел в этом предложении скрытую хитрость. Да и я бы не согласился стать главным жрецом — я, который всегда был против какого бы то ни было религиозного заблуждения. Разве я мог бы сказать туземцам, что Дао — великий благодетель, а рапуо в семь раз мудрее любого человека на острове? Но все же угрозы главного жреца тревожили меня, и я удивился, что Амбо смотрит на них легко. Он считал, что Арики ничего не может мне сделать, но все-таки посоветовал до большого праздника остерегаться его. А на празднике я стану сыном их племени, а Амбо станет даго Канеамеи и возьмет Арики за горло.
— Даго Канеамеи? — изумился я.
— Даго Канеамеи, — подтвердил Амбо, и счастливая улыбка озарила его лицо.
— А она согласна?
— Согласна.
— А Арики?
— И Арики согласен.
Я был удивлен. Не врет ли сын вождя? Я остановился и посмотрел ему прямо в глаза. Нет, он не лжет. Он был счастлив, что станет даго Канеамеи. Может быть, он радовался и семи поясам мудрости, и белым листам, которые унаследует после смерти Арики — не знаю. Но у меня не было причин радоваться. Да ведь Арики и мне обещал и семь поясов мудрости, и белые листы... А теперь то же самое обещал и Амбо. В чем тут дело? «Хочет нас поссорить, — подумал я. — Хочет провалить нашу дружбу с Амбо, сделать нас врагами». Сейчас я ни на минуту не сомневался в намерениях главного жреца. Он хотел сделать Амбо моим врагом. Но тут была замешана и дочь Арики. Почему Канеамея обещала стать его женой, а после то же самое обещала и мне? И почему она меня попросила никому об этом не говорить? Неужели и она участвует в интригах ее отца? Или она его жертва?
Я не хотел делиться мыслями с моим приятелем. Зачем мне его огорчать и унижать Канеамею? К тому же я не был уверен в том, что она виновна. Она просто была принуждена делать то, что ей прикажет отец...
Сейчас же, по возвращении в Букту, я пошел к Боамбо. Хотелось ему рассказать, что я делал в Калио.
Он сидел на нарах перед своей хижиной, заглядевшись в синие воды океана. Волны с оглушительный ревом набегали на скалистый берег, откатывались назад, словно желая набраться сил, и снова, еще яростнее набрасывались на серый гранит. Яркое солнце пекло невыносимо. В чистом голубом небе летали пестрые попугаи и крупные гамраи. Листья на деревьях висели вяло и неподвижно.
— Как тебя приняли в Калио? — спросил меня Боамбо.
Я рассказал ему все. Он выслушал меня молча, а после сказал:
— Нана — очень хорошо. Раз люди довольны, и я доволен.
— А что думает Арики о моем посещении Калио? — спросил я его.
— Не знаю. Арики никогда не говорит, что он думает. Он набил трубку, закурил и снова стал смотреть на волны. В воздухе у берега мелькали мириады брызг и сверкали на солнце, как алмазы. Я снова заговорил о главном жреце. Ведь он опять меня позовет к себе и черт его знает, что мне наговорит. Наверно, ему опять захочется бросить меня в Большую воду за то, что я лечу людей и облегчаю их страдания...
Боамбо с досадой махнул рукой и заговорил о другом.
— Ты как-то мне сказал, что земля похожа на большой кокосовый орех. Это правда? — спросил он.
Я кивнул головой: правда. В данный момент астрономия не была самой подходящей темой для разговора, но Боамбо продолжал:
— Ну, что ж... Налей воды на кокосовый орех, она стечет с него. А вот ты посмотри, что здесь происходит, — и он показал рукой на океан. — Волны набегают на берег, а вода остается на своем месте. Почему?
Как ему объяснить? На языке племени нет нужных слов. Тогда мне пришла мысль произвести перед ним опыт. Я взял пустую половинку скорлупы кокосового ореха, провертел в ней две дырки, всунул в них веревку и связал оба конца. После этого я наполнил скорлупу водой и сильно завертел ее над головой. Скорлупа описывала довольно большой круг, но вода из нее не выливалась.
— Видишь? — сказал я. — Земля вращается очень быстро, как эта скорлупа, и поэтому вода не выливается.
Боамбо был очень удивлен моим опытом, и, кажется, понял меня.
Солнечный луч прокрался через густую листву дерева, бросавшего тень на нары, и обжег спину Боамбо. Он отодвинулся и заговорил о солнце.
— Ты однажды сказал, что земля вращается вокруг солнца. Я не верю. Луна вращается вокруг земли — это каждый видит. А луна — сестра солнца. Они движутся по одному и тому же пути...
Я постарался ему объяснить, что это не так, но мне это не удалось, потому что я не мог проделать такого опыта, который мог бы наглядно показать, как земля вращается вокруг солнца, а луна — вокруг земли. Потом я опять заговорил об Арики. Боамбо заснул и захрапел или притворился, что заснул. Он слышать не хотел о главном жреце.
II
Прибежал туземец и взволнованно сообщил Боамбо о том, что в заливе появился скат — большая и опасная рыба. Люди не решались на нее напасть и ждали на помощь вождя.
Боамбо взглянул на охотничье ружье, которое я поставил около нар, и сказал мне:
— Идем. Ты убьешь рыбу громом.
Ружье было заряжено мелкой дробью на дичь. А скат — довольно большая рыба, ее можно убить только крупной дробью, и то если попасть в голову. Мелкой дробью можно ее ранить, но не убить. Мне это было известно, но как объяснить Боамбо? Он, как и все остальные туземцы, считал, что «громы» моего ружья большая сила и могут уничтожить чуть ли не целое селение. Как объяснить Боамбо, что я не смогу убить ската? Он мне не поверит.
На берегу собралось порядочно туземцев, молчаливо уставившихся в широкую синеватую спину рыбы, подававшуюся из воды. Это был мраморный скат — очень опасная рыба, испускающая электрический ток, который при соприкосновении может изувечить человека. Рыба была круглая, как колесо, около полутора метров в диаметре, со сплюснутым телом.
Боамбо объявил людям, что пакеги убьет опасную рыбу своей стрелой. Он предупредил, что сейчас прогремит сильный гром, который потрясет землю, как арамру, но они не должны пугаться. Вообще вождь наговорил им столько страшных вещей, что вместо того, чтобы ободрить, он их напугал, и все в один голос начали меня умолять не «производить» громов, а то они убегут в селение. Я обещал, и все успокоились.
Тогда Боамбо велел людям сесть в пироги и преградить скату дорогу со стороны океана. На берегу осталось человек десять туземцев с копьями. Их задача была самая трудная: приблизиться к опасной рыбе и копьями нанести ей смертельные удары, в то время как другие на пирогах погонят ее к берегу.