Покорение

Заред сжала виски ладонями, словно пытаясь унять тревожные мысли. Всю жизнь братья принимали за нее решения. И Роган, и Северн придут в такую ярость, узнав, что Говард захватил их сестру, что с радостью его прикончат. Может, отправиться к братьям и рассказать о случившемся? Подлить масла в огонь их ненависти? Заново возродить все былые обиды?

Но ведь она сама виновата во всем. И Северн, и Роган много раз предупреждали ее, что люди Говарда скрываются поблизости.

Она обязана вернуться! Перевязать рану этому человеку и не допустить войны. Возьмет у него меч и, если понадобится, свяжет руки и ноги. Сделает все возможное, чтобы не дать войне разгореться!

Тирл с сожалением смотрел вслед девушке. Наверное, он никогда больше ее не увидит. Перегрины и Говарды так редко общаются!

Он слабо улыбнулся, оглядел себя и поднял тунику, чтобы осмотреть рану. Клинок ударился о ребро, так что рана, оказалась скорее царапиной, и он был рад, что девушке, вероятно, не слишком часто приходилось пускать в ход кинжал. Поэтому она и не сумела искалечить его по-настоящему.

Оглядев поляну, он сообразил, что она ускакала на его лошади. Неужели теперь придется пешком добираться до замка брата? Сколько времени понадобится людям Оливера, чтобы сообразить, что он пропал, и сообщить обо всем хозяину? И сколько времени потребуется, чтобы снарядить отряд и отправиться на поиски?

Четыре часа. Не меньше четырех. За это время брат должен примчаться сюда. А пока что можно отдохнуть и дать кровотечению время уняться.

Он растянулся под деревом и скоро заснул.

Заред спешилась на некотором расстоянии от поляны и с кинжалом в руке подкралась к тому месту, где оставила Говарда.

Увидев его распростертым на земле, она посчитала, что он мертв. Уже умер… а она опоздала его спасти.

Тирл издали услышал шаги, слишком легкие, чтобы быть мужскими, и сразу понял, кто это. И едва сдержал улыбку. Вот тебе и жестокие бесчеловечные чудовища, о которых вечно толковал брат! Эта Перегрин, как оказалось, весьма сострадательна. Сейчас главное не вспугнуть ее. Нужно притвориться беспомощным и удерживать ее рядом как можно дольше.

Тирл слегка пошевелился и застонал, словно от боли.

Заред испуганно подскочила, но тут же облегченно вздохнула: значит, враг все-таки жив.

Она осторожно двинулась вперед, подкралась ближе и, держа кинжал наготове, толкнула мужчину ногой. Он снова застонал.

— Священника! Приведи мне священника!

Услышав такое, Заред мигом потеряла всякую осторожность.

Опустившись на колени, она разрезала его тунику и исследовала рану. Лезвие ударилось о ребра, но все же трудно сказать, насколько глубоко проникло. И он вовсе не жирный — сплошные мускулы, вот только потерял очень много крови. Глаза закрыты, а лицо искажено болью. Неужели он настолько слаб, что умрет от таких царапин? Она видела, как братья с такими же точно ранами продолжали сражаться целый день, не давая наложить перевязки. А этот призывает священника из-за простого пореза.

Она оторвала длинную полосу от его полотняной рубашки и попыталась перевязать уже подсохший порез.

Он, похоже, был без сознания и так тяжел, что поднять его оказалось невозможно — с таким же успехом она могла бы ворочать мертвую лошадь. Девушка обняла его за шею и потянула, стараясь приподнять. При этом она упиралась плечами в его грудь, но он продолжал лежать, безразличный к ее присутствию.

— Очнись! — скомандовала она.

Он пошевелился, но глаз не открыл.

Заред отвесила ему несколько звонких пощечин, и он наконец поднял веки.

— Я пытаюсь перевязать тебя. Приподнимись немного.

— Ты должна помочь мне, — хрипло прошептал он.

Она окинула его брезгливым взглядом, но все же нагнулась и помогла сесть. Но он был очень слаб и судорожно прижал ее к себе. Заред с трудом обхватила его и, напрягая спину, принялась перевязывать. Кое-как ей это удалось.

— Теперь ложись, — велела она. До чего же он глуп! Приходится разъяснять самые простые вещи!

Она снова уложила его на землю, но он, похоже, не хотел отпускать ее, и Заред едва сумела отдернуть руки.

— Теперь все в порядке, — бросила она. — Рана неглубокая. Оставайся здесь и отдыхай. Твой брат скоро появится. Он вечно вертится на землях Перегринов.

Она хотела было подняться, но он схватил ее за руку.

— Ты покидаешь меня? Я умру здесь в одиночестве.

— Не умрешь, — отрезала она, презрительно морщась. Может, младшего Говарда отослали во Францию вовсе не по причине порочности? Просто он такой тюфяк и тряпка, что семья его стыдится!

— Вина… — попросил он. — В седельной сумке есть фляга с вином.

Заред скрипнула зубами. Братья, вне всякого сомнения, уже обыскивают округу, а она нянчится с этим трусом!

Девушка нерешительно отправилась к тому месту, где оставила лошадь, вынула кожаную флягу и подала ему. Но он оказался не в состоянии сидеть без поддержки Заред, и даже не смог поднести флягу к губам.

Это и есть враг? Трусливый, бессильный, дрожащий, большой ребенок? Это его следует бояться?

Она отняла флягу от его губ.

— Мне нужно идти. Оставлю вино здесь и…

— Останься, — взмолился он, сжимая ее руку. — Пожалуйста, останься со мной. Я боюсь.

Заред возмущенно закатила глаза.

— Я умру, если ты не останешься.

— Не умрешь! — сказала она. — Постарайся хоть немного держать себя в руках! Кровь больше не идет, и, кроме того, я должна уехать. Братья меня ищут, и будет лучше, если не найдут… здесь.

— Хочешь сказать, в компании Говарда. Ты знаешь, что я Говард?

— Мы многое знаем о Говардах. Ты наш враг.

Тирл вздохнул и снова прислонился к ней.

— Но я, разумеется, не могу быть твоим врагом.

— Если ты Говард, значит, враг всех Перегринов.

— И все же ты вернулась за мной.

— Только для того, чтобы предотвратить войну. Умри ты, и твой брат напал бы на замок.

Она пыталась выбраться из-под него, но он придавил ее всей тяжестью своего тела.

— Ты вернулась только из-за своих братьев?

— Почему же еще? — искренне удивилась она.

Он поднес ее руку к губам.

— Возможно, ты все знаешь о нас, но, похоже, мы о Перегринах знаем далеко не все. Оказывается, ты не мальчик, а девушка, причем прелестная и молодая. — Он стал целовать ее пальцы. — Может, ты вернулась из-за того поцелуя?

Она не сразу поняла, о чем идет речь, но, поняв, расхохоталась. Все еще смеясь, она вывернулась из-под него, встала и покачала головой:

— Воображаешь, я помню этот поцелуй? Думаешь, поцелуй Говарда может заставить меня забыть четырех братьев, убитых твоей семьей? Считаешь, что я настолько легкомысленна и глупа, что предам семью ради чего-то, что может дать мне Говард? Я с радостью перерезала бы тебе горло, но твоя смерть означает открытую войну, а этого я не хочу. — Постепенно она наполнялась гневом и, не в силах сдержаться, процедила: — Вы, Говарды, ничего для меня не значите! Разве я не показала, что думаю о твоем поцелуе? — Она кивнула в сторону окровавленной повязки, отступила и пренебрежительно поморщилась. — Я приму поцелуй от мужчины, а не от безвольной тряпки! Оливер Говард, должно быть, ужасно тебя стыдится, и не зря!

Подойдя к лошади, она вскочила в седло и крикнула на прощание:

— Я отпущу твоего коня, когда доберусь до опушки. Не хочу, чтобы братья увидели меня на лошади Говардов! Я не скажу им об очередном подлом предательстве и о том, что ты посмел дотронуться до меня. Мои братья убивали людей по гораздо менее важному поводу. Впрочем… впрочем, даже Говарды не заслуживают такого ничтожества, как ты.

Не успела она подбежать к лошади, как Тирл вскочил. Но Заред уже умчалась, прежде чем он успел схватиться за узду.

Краска гнева окрасила его бледное лицо. Ничтожество?! Брату следовало бы стыдиться его? Безвольная тряпка? Он? Он, Тирл Говард, тряпка? Во Франции, еще будучи мальчишкой, он выигрывал турниры! Мог побить любого рыцаря! Женщины бросались ему на шею. Умоляли о поцелуях, а эта… эта девица с мальчишескими повадками заявляет, что получила от него не мужской поцелуй?