Ория (сборник)

То и дело вспоминался разговор на берегу тихой Горс-клы. Хальг Олавсон — мастак шутить, но шутки его не столь просты. Седой конуг считает Лайва жадным. Почему? Только ли потому, что Торунсон не желает отдавать Белый Кром? Но это не жадность, а трезвый расчет. Кто владеет столицей — владеет страной.

Но все же Хальг прав — Торунсон жаден. Згур помнил, какой стала Полуденная Сурь, попавшая под власть скан-дов Лайва. Торунсон грабил, безжалостно забирал последнее — и теперь ему нелегко будет найти даже хлеб: разоренные, испуганные селяне не сеяли озимых. Не то Хальг — Олавсон быстро поладил не только с боярами и «крестовой людью», но и почти со всеми, кто живет на полночи. Значит, Лайву остается выбор — либо уходить, заключив непрочный мир, либо броситься на Лучев, чтобы прокормить своих «рогатых».

Но была еще месть. Не сумев защитить свою землю, конуг потерял лицо. Его проклянут уцелевшие — и навеки ославят его род. Торунсону осталось одно — смыть кровь кровью. Итак, никакого мира! Только битва — быстрая, победная, чтобы на развалинах Лучева справить тризну по убитым родичам и друзьям.

Сейчас Лайв отступал, но этот отход напоминал движения зверя, готовящегося к последнему прыжку. Как только полторы тысячи «рогатых» соберутся возле Урома — зверь прыгнет, чтобы вцепиться в горло врагу стальными клыками.

Сотни Гусака и Сажи стояли за Певушей, там же притаились в засадах и секретах Ярчуковы лучники. Лучевские сотни — Долбилы, Вересая и третья, недавно собранная из молодых добровольцев, сторожили броды. Еще три сотни, присланные соседями, стояли у самого города. А в лесах, чуть дальше на закат, притаились латники Асмута Лутови-ча, вернувшиеся из дальнего набега. Это было все, что мог собрать Згур, не считая необученных посадских, от которых в бою толку мало. Эти покуда охраняли свои города и ближние поселки.

Оборона была построена так, как объясняли наставники в Учельне: в три полосы, с опорой на каменные городские стены. Но Згур понимал — этого мало. Стальной скандский кулак — полторы тысячи опытных воинов — прорвет тонкую линию «катакитов», разгонит неопытных горожан и расшибет старые лучевские вежи.

Да, Лайв ударит! Должен ударить! Обязан! И если он еще не сделал этого, то только потому, что ждет помощи от

своего друга конуга Хальга!..

Згур понял — ждать нельзя. Хотелось поговорить, посоветоваться. Но с кем? Кнесна, любившая надевать кольчугу и выезжать перед строем, в жизни не командовала и десятком. Ее бояре? Смешно и думать! Гусак и Сажа — просто хорошие рубаки, а Чудика уже нет…

Оставался один человек, без которого Згур не мог обойтись, хотя менее всего ему хотелось слушать его советы. Асмут Лутович уже два дня как вернулся в Лучев. Он даже прислал коротенькое письмецо, на которое Згур не стал отвечать…

— Согласен, — великий боярин кивнул, отхлебнул из тяжелого кубка. — Ждать Лайва нельзя, Згур Иворович!

Надо бить самим!

В знакомом очаге, несмотря на теплую погоду, по-прежнему горели дрова, но теперь пламя играло темпо-баг-ровыми отсветами. От углей тянуло резким пряным духом. Згур даже не решился спросить, чем на этот раз решил развести огонь чернобородый.

— Если он ударит, нам придется укрыться за стенами. Их полторы тысячи, и город не удержать. Даже если отобьемся, сканды уничтожат все в округе: села, посевы…

— Значит, вперед?

Згур старался не смотреть в лицо Асмуту. Все время казалось, что боярин знает — и о беседе на берегу Горсклы, и

об Ивице…

…Девушки в городе не было. Асмут отправил ее в Жи-

рицы — маленькое село на закат от Лучева. Только однаж-457

ды Згур сумел тайком съездить туда. Ивица поправлялась медленно, даже вставала с трудом. При воспоминании об этом руки сами сжимались в кулаки…

— Да, Згур Иворович, вперед. И сейчас же. Честно говоря, я думал, ты уже отдал приказ…

Отдать приказ было просто. Но для такого боя нужны все силы, а часть сотен еще стоит по городам…

Боярин поставил кубок на резную крышку маленького столика, откинулся на спинку кресла.

— Мои латники будут ждать. И я тоже. Но прежде мы должны договориться…

Он помедлил, словно подчеркивая весомость того, что будет сказано.

— Мы сделали первый шаг, Згур Иворович. Затем второй. Настало время для третьего. Но все имеет свою цену…

Великий боярин не спеша встал, подошел к слюдяному окошку, за которым неярко светило закатное солнце.

— Я был в Белом Кроме. Тайно…

Згур чуть было не присвистнул. Вот как! Асмут тоже не терял времени даром. Только чернобородый оказался откровеннее, чем он. Или просто казался?

— Я договорился — нам откроют ворота. Конечно, если мы сможем разбить Лайва. Лучше всего идти на столицу сразу после битвы, пока не узнает Хальг. Думаю, мы сможем это сделать…

Чернобородый говорил «мы», но в этом слове отчетливо угадывалось гордое «я».

— Многие в Белом Кроме готовы признать Олавсона, поэтому нам следует поспешить. Кое-кого придется повесить сразу, а еще лучше — толкнуть на небольшой мятеж. Несколько сотен трупов — хорошая основа твердой власти. Но это — потом, сначала мы должны войти в столицу…

— «Мы», — не утерпел Згур.

Асмут замолчал. Тишина была вязкой, тяжелой, только дрова продолжали чуть слышно потрескивать, и этот привычный звук почему-то казался зловещим.

— Это и будет третий шаг, Згур Иворович. Мы должны договориться…

Он вновь умолк. Згур тоже не спешил. Странно, но мысль рассказать о разговоре с Хальгом даже не приходила ему в голову. Быть может, лепешка, разорванная у гаснущего костра, оказалась слишком по вкусу.

— Ты — хороший воевода, Згур Иворович. У тебя хорошее войско. Но этого недостаточно, чтобы править всей Сурью…

Згур хотел возразить, что ни о чем подобном и не думал, но почему-то смолчал. Кого уверять? Этого убийцу, уже считавшего трупы, по которым он войдет в Белый Кром?

— Война на полночи будет совсем другой. Там будет нужен не только меч. На полночи бояре сильнее, богаче города. Там нужно договариваться. И делать это должен кто-то свой…

«Кто-то»! Згур невольно усмехнулся. Хальг тоже любит это слово.

Асмут заметил. Темные глаза блеснули.

— Пора сбросить личины, воевода! Я хочу править в Белом Кроме! И я буду там! Великий кнес погиб, погибли его родичи. Я — самый близкий. А мои латники быстро убедят тугодумов!

Згур молчал. Вспомнился первый разговор с бедной девушкой. Да, Ивица была права. Все в Лучеве мечтали только о спасении, а чернобородый уже думал о Венце.

— Ты умный человек, Згур Иворович. А умный должен видеть, что он может, а что — нет. Ты не станешь великим кнесом. Если хочешь, объясню почему.

— Я чужак, — Згур пожал плечами. — Не чту Вознесенного…

— И это тоже. Но главное — тебя не захотят бояре. А без них нам не освободить полночь. Итак — ты не должен думать о Венце…

— АО чем мне думать? — вновь не утерпел Згур. Слишком самоуверенно говорил чернобородый.

— Ты, кажется, хотел вернуться домой? — Асмут впервые улыбнулся. — Тебе, как воеводе, полагается награда, ну и, конечно, подарки от благодарного быдла. Девочки с цветочками, народные гулянья… Но поговорим серьезно…

Улыбка исчезла, превратившись в оскал.

— Ты слишком умен, чтобы просто так уйти, Згур Иворович! Поэтому договоримся так: мне — Белый Кром, тебе — Лучев. Можешь прихватить еще пару соседних городишек — не жалко. Здешнее быдло готово перед тобой ползать на брюхе — пусть ползает. Стоит лишь намекнуть, что кнесне Горяйне нужен супруг, и ты опомниться не успеешь, как станешь кнесом… — -

Намекнуть? Вот, значит, как? Кажется, уже намекнули…

— Горяйна — не та женщина, с которой сладко на ложе. Она, даже лежа под мужем, будет думать о державных делах. Но Горяйна — не единственная девка в городе…

Теперь в словах чернобородого слышалось презрение. Згур вспомнил платок, прикрепленный к шлему, и сцепил зубы. Кажется, Асмут действительно принимает его за обычного наемника! Зря! Хальг думает иначе…