Страница 13 из 88
— Буду спать в машине на заднем сиденье.
— Но это невозможно! — завопил худосочный Тюаль. — Там вещи!
«Ах, да! — подумала Тамара. — Там же примуса, вонючие кастрюли с остатками кислой похлебки, птичьи крошки, которыми питается этот придурок».
— Буду спать на переднем. Открывай машину! — приказала она.
Тюаль, громко бурча себе под нос, достал ключи.
— Тебе будет неудобно, ты замерзнешь!
— Не волнуйся! Лезь в свою палатку!
Тамара надела парадно-выходную теплую австрийскую кофту, цена которой равнялась цене билета Ленинград — Париж, и, горестно вздохнув, примостилась на сиденье. Через несколько минут за стеклом возникла виновато-злая физиономия Ксавье.
— На, возьми одеяло. Ночью будет холодно.
«Если это одеяло, то я... императрица Екатерина», — раздраженно подумала молодая женщина, натягивая на себя дырявый старый плед.
Слезинки жгучей обиды заскользили по ее лицу.
«Приехала во Францию, чтобы в шикарной кофте сидя спать в машине, укрываясь пыльной тряпкой... Вот бы все «друзья-подруги» порадовались, глядя на меня...»
Ночью было так холодно, что Тамаре казалось, будто ее уже покрыл иней. Утром, выйдя из машины, она очутилась по щиколотку в ледяной росе.
«Хочу домой! Домой! — вертелось у нее в голове. — Не выдержу больше».
А вокруг уже резвились дети, ходили легко одетые женщины.
— Никогда бы не подумала, что французы такие закаленные.
Тамара чувствовала себя среди них оранжерейным цветком, случайно вынесенным на улицу: либо привыкнет и выживет, либо погибнет.
«Не хочу привыкать и не хочу погибать! Не хочу здесь жить! — Тамара сама удивилась таким мыслям. — Ведь мне же не нравится этот кемпинг, еда, которой меня потчует Тюаль... но ведь не все французы такие, не все так живут».
Молодой женщине вспомнились сводившие ее с ума французские фильмы с шикарными домами, отели с великолепными ресторанами и, конечно, элегантными, воспитанными мужчинами.
«Тут что-то не то... Господи, да что не то... — словно озарило Тамару. — Ведь Тюаль — всего-навсего жадненько-бедное существо с минимально выдаваемой в стране зарплатой, а мне-то нужен... с максимально выдаваемой!..»
Представляя Францию по фильмам, косметике, которая иногда продавалась в Ленинграде, украшая город гирляндами очередей, страждущих получить хоть немного красоты в пластмассовой коробочке с золотой розой; по восторженным откликам счастливчиков, побывавших в столице мира, Тамара, как и все советские люди, была уверена, что если есть рай на земле, так это Франция. Теперь же, познакомившись с жизнью обыкновенных французов, она была неприятно поражена. Оказывается, не все француженки одеваются у Пьера Кардена или в бутиках «Кристиан Диор», не все даже могут позволить себе кружащие головы советских женщин знаменитые духи «Шанель №5», не все француженки выглядят, как очаровательная Мишель Мерсье или как потрясающая Милен де Монжо, а мужчины уж точно не Алены Делоны. Но тем не менее Франция — удивительная, восхитительная страна: разочаровывая Тамару одним, она покорила, вскружила голову ей уже тем, что она — Франция.
Тамара решила взять себя в руки и попытаться разобраться — хотя в океане противоречивых впечатлений что-либо понять было просто невозможно.
«Ладно, — размышляла она, — Ксавье беден. Но хороша бедность. Двухэтажный дом, машина, видеотехника, о которой я, дочь зажиточных родителей, могла только мечтать. Но, с другой стороны, при отсутствии продуктов в России русские питаются намного лучше, чем французы уровня Тюаля». Когда Ксавье посмотрел гардеробчик Тамары, то, прищелкнув языком, сказал:
— У нас так одевается буржуазия...
И опять Тамара вернулась к мысли...
«Я просто попала не в тот круг... Но как выйти из него? О чем я думаю? — перебила она сама себя. — Не как выйти, а для начала как остаться! У меня всего три недели, и я должна заставить этого худосочного придурка сделать мне предложение. Иного выхода нет».
Тюаль возился около машины, укладывая свои нехитрые пожитки. Тамара подошла сзади и, положив ему руку на плечо, нежным голосом сказала:
— Ксавье, я вчера была чересчур раздражительна, но, ты пойми меня, я не могу спать в палатке, я заболею. Лучше, знаешь что... давай вернемся к тебе домой и каждый день будем куда-нибудь ездить. У вас здесь столько интересного...
— Нет, я же хочу тебе показать всю Бретань, если, конечно, получится.
«Вот осел упрямый! Зачем мне Версаль, если я буду жить в хижине! — теряя самообладание, думала молодая женщина. — Еще одна такая ночь, и я за себя не ручаюсь...»
Она хотела спокойно убедить его, где хитростью, где лаской, но злость фурией вырвалась из нее:
— Знаешь что? Я хочу домой. Отвези меня в аэропорт! — закричала Тамара, а спохватившись, подумала: «Что же я делаю?»
Но в ней происходило какое-то раздвоение: она понимала, что должна приложить все усилия, чтобы остаться во Франции, а это зависело только от того, сможет ли она покорить Тюаля, но делала она совсем другое: злилась, капризничала, требовала...
Ксавье испугался ее ультимативных слов. Она нравилась ему, как ни одна женщина... он был согласен сносить ее взбалмошный характер, лишь бы хоть изредка видеть сверкающие жемчужины зубов, слышать ее грудной смех и погружаться в страшно притягательный омут темных глаз.
— Нет-нет, Тамара, — заволновался Тюаль, — ты не поняла. Мы будем жить в отеле.
— В отеле? — смилостивилась капризная гостья. — Хорошо. — И принялась помогать ему укладывать пожитки.
После бессонной ночи она ужасно хотела спать и есть и, достав свои деньги, сказала Ксавье:
— Пойдем позавтракаем, я заплачу.
На что тот с готовностью согласился.
«Конечно, я могу спустить все свои деньги на еду, — размышляла тем временем Тамара, — но ведь я ему столько подарков привезла... Мог бы и отдарить... К тому же как я вернусь домой без сувениров?.. И себе кое-что хочется купить...»
Но открывшаяся панорама отвлекла ее от практических мыслей. Было время отлива океана. Вода отступила, и Тамара, выскочив из машины, побежала по влажному песку, который еще несколько минут назад был океанским дном. Это было восхитительное ощущение... Опьяненная соленым воздухом, нежным песком, ласкающим ступни ног, солнцем, празднично сияющим в вышине на нежно-голубом небе, она пустилась танцевать. Закрутилась в фуэте, плавно перешла в шене и, словно Одилия из «Лебединого озера», замерла в гордой позе. Ксавье был сражен.
— Ты танцуешь, как балерина!
— Я этому училась... в детстве... а потом бросила...
* * *
Отель оказался небольшим двухэтажным домом, похожим на пансион.
«Это все же лучше палатки», — подавляя вздох разочарования, подумала Тамара.
— Заказать номер с одной большой кроватью или двумя маленькими? — спросил ее Тюаль.
— Конечно, с двумя! — недоуменно взглянув на него, ответила молодая женщина.
Они поднялись на второй этаж, открыли дверь и... посредине комнаты стояла одна огромная кровать. Тамара пристально посмотрела на Ксавье. Тот заюлил своими жиденькими ножками в широких штанинах шорт.
— Все номера заняты, только этот...
— Черт с тобой, — зло прошептала Тамара. — Но здесь нет и ванной!
— Ванная рядом, в коридоре...
— А туалет?
— Туалет — внизу... как спустишься по лестнице...
Тамара, буквально лопаясь от кипевшего в ней негодования, приправленного жгучей обидой обманутых ожиданий, подошла к окну, чтобы хоть как-то успокоиться, а не взорваться, сметая всех и вся на своем пути.
«Это надо же, приехать во Францию, чтобы жить в такой гостинице, в какой я в Союзе и на минуту не осталась бы. Туалет под лестницей, ванная — в коридоре, обед — воздух, хлеб — облака... и вдобавок ко всему еще эта тонконогая букашечка...»
Услужливые слезы уже подбежали к ее глазам, но усилием воли Тамара вернула их назад.
«В конце концов — это не тюрьма, а срок — не вечность, к тому же Тюаль делает что может... Только, к сожалению, его возможности даже на один миллиметр не могут приблизиться к моим желаниям...»