Сальватор

Изо всех уст вырвался крик ужаса.

– Молчите! Молчите! – закричали со всех сторон молодому фанатику. – Вы погубите его!

– Говорите! Говорите! – воскликнул Сарранти. – Я хочу, чтобы меня защищали именно так!

Зал взорвался аплодисментами.

– Жандармы, очистите зал от публики! – крикнул председатель суда.

Затем, обернувшись к адвокату, произнес:

– Мэтр Эммануэль Ришар, я лишаю вас слова!

– Это теперь не имеет никакого значения, – ответил адвокат. – Я выполнил данное мне поручение. И сказал то, что хотел сказать.

И, повернувшись к господину Сарранти, добавил:

– Вы удовлетворены, мсье? Я правильно повторил ваши слова?

Вместо ответа господин Сарранти заключил своего защитника в объятия.

Жандармы бросились было исполнять приказание председателя суда, но по толпе пробежал такой рев недовольства, что председатель понял: он поставил перед жандармами не только невыполнимую, но и опасную задачу. Ибо могли возникнуть беспорядки, во время которых господин Сарранти мог быть похищен.

Один из членов суда, склонясь к председателю, что-то шепнул тому на ухо.

– Жандармы, вернитесь на место. – произнес председатель. – Суд призывает аудиторию к соблюдению порядка.

– Тихо! – раздался чей-то голос в толпе.

И толпа, словно привыкшая повиноваться этому голосу, смолкла.

Теперь вопрос стоял однозначно: с одной стороны, был заговор, основанный на вере в империю, на верности принесенной ей присяге, что являлось не то чтобы щитом, а венцом самого преступления. С другой стороны – правительство, решившее сделать из господина Сарранти не государственного преступника, не участника заговора против короля, а уголовника, виновного в краже ста тысяч экю, в похищении детей и в убийстве Урсулы.

Защищаться против этих обвинений значило бы согласиться с ними. Опровергать их одно за другим означало бы допустить то, что они имели под собой почву.

Эммануэль Ришар по требованию господина Сарранти не стал даже ни единым словом отвечать на это тройное обвинение королевского прокурора. Он предоставил публике самой оценить эту необычную ситуацию, когда обвиняемый признался в совершении того преступления, которое ему не вменялось в вину и которое не только не могло облегчить его участь, но и грозило отяготить наказание за то, в чем его обвиняли.

И публика вынесла свой приговор.

При любых других обстоятельствах после заслушивания защитника заседание обычно прерывается для того, чтобы дать возможность отдохнуть судьям и присяжным заседателям. Но после того, что произошло в зале, всякое промедление было опасно, и министерство юстиции решило, что лучше бы поскорее покончить с этим делом, которое грозило перерасти в бурю.

Поэтому королевский прокурор, поднявшись в тишине, которая обычно бывает на море между двумя шквалами, попросил слова.

С первых же его фраз всем присутствующим стало ясно, что дело пытались низвести с острых поэтических высот политического Синая в бездну уголовного процесса.

Словно бы и не было ужасного по своей смелости выступления адвоката господина Сарранти, словно бы тот полузабытый отвагой титан и не покачнул трон Юпитера в Тюильри, словно бы и не были ослеплены все присутствующие молниями взгляда императорского орла, пролетевшего над толпой и воспламенившего сердца людей. Королевский прокурор сказал:

– Господа. На протяжении нескольких месяцев внимание общественности было приковано к тем нескольким преступлениям, которыми активно и пристально занималось судопроизводство. Преступлений этих, являвшихся порождением чрезмерной концентрации растущего населения и, возможно, закрытия некоторых предприятий, а также роста цен на продовольственные товары, не было больше, чем обычно, они являются данью, и ее вынуждено общество платить порокам и праздности, требующим, подобно древнему Минотавру, определенное число жертв!

Было ясно, что королевский прокурор, говоря это, очень рассчитывал произвести на публику определенный эффект, поскольку, произнеся это, он сделал паузу и окинул глазами это людское море, которое было тем более бурным на глубине, чем спокойнее казалось на поверхности.

Публика оставалась бесстрастной.

– Итак, господа, – продолжал королевский прокурор, – отвага некоторых обвиняемых открыла им путь для новой карьеры, к которой мы еще не привыкли. Она беспокоит нас своей новизной и смелостью поступков. Но я должен с радостью признаться, господа, что то зло, с каким мы вынуждены бороться, не столь уж велико, как думают некоторые. Просто кому-то нравятся преувеличения. Распространяются тысячи заведомо ложных слухов, источником и причиной которых является недоброжелательность. Едва родившись, эти слухи с жадностью подхватываются, и с каждым днем россказни о так называемых ночных преступлениях вселяют ужас в души людей легковерных, охлаждают доверчивые головы.

Присутствующие на суде люди начали недоуменно переглядываться, не понимая, куда клонит королевский прокурор. И только завсегдатаи судебной палаты, кто ходит туда, чтобы найти там то, чего им не хватает зимой, то есть накаленную обстановку и зрелище, которое перестает быть для них чем-то новым, а становится привычкой и даже потребностью, только те завсегдатаи, привыкшие уже к фразеологии господ Берара и де Маршанжи, не волновались по поводу того, что пока было неясно, к чему же подводит дело королевский прокурор. Они-то знали, что не зря пословица гласит: «Все пути ведут в Рим», поскольку при определенном правительстве и в определенную эпоху ее можно перефразировать на манер Дворца правосудия: «Все пути ведут к смертной казни».

Королевский прокурор продолжал, сделав величественный и покровительственный жест:

– Успокойтесь, господа, криминальная полиция стоглава, как Аргус. Она бдит, она найдет современных Какусов в самых потайных местах, достанет их из самых глубоких нор. Для нее нет ничего невозможного, а судьи отвечают на гнусную клевету тем, что как никогда рьяно исполняют свой долг.

Да, мы не станем отрицать того, что у нас были совершены ужасные злодеяния. Но мы, как твердая длань закона, сами потребовали самых различных наказаний за эти совершенные преступления. Ибо никто, господа, смею вас в этом уверить, не сможет избежать карающего меча закона. И пусть общество не волнуется: самые отчаянные возмутители спокойствия уже находятся в руках правосудия, а те, кто еще гуляет на свободе, вскоре тоже получат по заслугам за совершенные ими преступления.

Поэтому те, кто, спрятавшись у канала Сен-Мартен, превратил его окрестности в арену своих ночных нападений и сидит теперь за решеткой, напрасно стараются отрицать улики, которые собрало против них следствие.

Испанец господин Феррантес, грек господин Аристолос, баварец господин Вальтер, овернец господин Кокерилья были арестованы позавчера ночью. И хотя ничто не выдавало их присутствия, ничто не смогло и не сможет укрыть их от зорких глаз правосудия. Истина и правопорядок уже сумели вырвать признания из их перепуганных душонок…

Публика в зале суда продолжала недоуменно переглядываться и задавать себе вопрос, какое отношение господин Феррантес, господин Аристолос, господин Вальтер и господин Кокерилья могли иметь к господину Сарранти.

Но завсегдатаи продолжали кивать головой с видом, который говорил: «Увидите, скоро всё увидите!»

Королевский прокурор продолжал:

– Ужас и возмущение общественности вызвали и еще три преступления, совершенные злодейской рукой. Один труп был найден около Лабриша: это труп бедного солдата, отпущенного на побывку домой. В то же самое время от ударов, полученных на полях Вильеты, умер молодой рабочий. И, наконец, спустя несколько дней после этого на дороге из Парижа в Сен-Жермен был убит каретник из Пуасси.

Прошло совсем немного времени, господа, и рука правосудия настигла людей, совершивших эти преступления, почти у границ Франции.

Но слухи только этим не ограничились: говорилось о сотне других преступлений. То какой-то несчастный был зарезан ножом на улице Карла X, то позади Люксембургского сада нашли окровавленного кучера, то на улице Кадран было совершено грязное надругательство над какой-то несчастной женщиной, то на почтовую карету было совершено два дня тому назад вооруженное нападение с целью ограбления слишком нам всем известным Жибасье, чье имя уже неоднократно звучало в этом зале и вы должны были его слышать.