Колдун

- Пойдем, я отбрехалась. Уж извини, людям здесь не рады.

- А черным драконам?

- При чем здесь они?

- Майорин говорил, вы сравниваете нас с ними.

- Майорин болтун.

***

Дракон был молодой, чуть меньше Летты. Как и она, серебристый.

- Ну, Шипом зови. - Представился он, изучая исток. - Сейчас Летте устроят нагоняй, а мы с тобой пока в тепло пойдем.

Драконица фыркнула и покосилась на недружелюбный холм, который продолжал ворчливо её отчитывать.

- Значит предложение как у Летты? Ты мне ваше рыло, я тебе силушку колдовскую?

- Да. А откуда вы знаете велманский?

- А я не знаю. Я просто думаю так, чтобы ты поняла, а ты сама слова подставляешь.

- И Летта так делает?

- Ей проще, она действительно знает ваш велманский. И что хорошего в человеческом рыле?

- Станешь пастухом, уведешь стадо, нажрешься... - задумчиво пробормотала Айрин.

- Ехидная девка.

- Я не знаю, какой вам в этом прок. Летта говорила я должна убедить себе дракона... Но если честно у меня только один довод. Любопытство.

- Хм... Подумай-ка о своих городах. Я посмотрю.

Айрин пожала плечами, прикрыла глаза и стала вспоминать.

Она еще раз бросила взгляд на стены храма, такие же серые, как и небо над ее головой. Стены, покрытые язвами и пигментными пятнами старости. Надо было прийти сюда раньше, еще по возвращению в Вирицу. Надо было...

Но Айрин казалось, что как только матушка Денера увидит ее, она все поймет. Поймет, какое Айрин чудовище.

Не то чтобы она верила в Трех богов и боялась их гнева... Но верила в матушку, и боялась ее... разочаровать.

- Айрин! - одна из сестер, неловко взмахнула пустым ведром, из которого только что выплеснула помои. - Айрин!

- Здравствуй. - Тихо проговорила девушка. - Здравствуй, Галла. Матушка здесь?

- Да. Тебя не было... довольно долго... Куда ты пропала? Мы думали...

- Я... - Айрин помедлила, собираясь солгать. - Я ездила домой.

- Домой? В Инессу? - когда-то Айрин сказала им, что родилась человеком в семье колдунов. И ее бездарную, обучили лечить травами. Это было правдой, просто правдой не всей. - Говорят там сейчас неспокойно.

- Да, неспокойно. - Медленно проговорила Айрин. - Пойдем в храм, Галла. Я давно не была там.

Они прошли вдоль разрушенной храмовой стены, поднялись по обветшалой лестнице. Дома милосердия, где управляла матушка Денера, не пользовались особой любовью у богатых горожан, а бедняки не могли пожертвовать большие деньги... Если вообще могли жертвовать что-то помимо своей жизни. Внутри ничего не изменилось. Все та же беднота и чистота. Тщательно подметенные полы, аккуратно подшитые занавески из дешевой небеленой ткани. Грубо срубленная деревянная мебель на просторной и холодной кухне.

- Айрин? - матушка оторвалась от листа пергамента, на котором писала ровным четким почерком, - очередное прошение Консату - поняла Айрин. Не первое и не последнее и, скорей всего, бесполезное. Матушка посылала эти прошения раз в месяц, не смотря на отсутствие ответов. Один раз Айрин спросила у нее, зачем она тратит пергамент и чернила на того, кто не потрудится даже прочитать ее послание. Тогда матушка ответила ей, что смиренная просьба всегда будет услышана... Но и смиренная просьба может быть настойчивой.

Есть вещи, в которые сложно поверить. Айрин всегда было сложно поверить, что все ее поступки продиктованы чьей-то волей. Что все с ней случается, находится в чьей-то власти.

- На все воля Божия. - Сказала матушка, когда они остались одни и девушка, было, открыла рот, чтобы поведать той о своих прегрешениях. - Ты не тот человек, кому исповедь принесет облегчение. Думаю, мне не нужно об этом знать. Сколько раз ты спорила со мной о значении слова грех? Помнишь?

- Да, матушка.

- Не надо, дочь моя. Не надо каяться. Тебе не надо. Покаяние не принесет тебе облегчения.

- Мало кто в храме скажет подобное. - Пробормотала Айрин.

- Я не стала бы матерью настоятельницей, если бы была слепа. Вера часто слепа, Айрин. Но слепая вера, не годится для целителей.

- И вам свойственна мудрость. - Улыбнулась Айрин, поднимаясь со скамеечки стоящей под ликом Матери Богини. У лика были такие же хитрые и добрые глаза, как у Денеры.

- Гордыня - это грех, дочь моя. Избави меня Богиня от него.

- Мне уйти?

- Скоро полуденная молитва. Пойдем.

- Я не верю в...

- Молитва еще никому не вредила. - Оборвала ее Денера. - Если тебе так будет проще, то думай, что сие очистительный транс, к которому прибегают колдуны, чтобы восстановить свои силы.

- Хорошо, матушка.

- Хитрюга. - Усмехнулась Денера. - Ты надеешься после поболтать с сестрами, и знаешь, что я тебя к ним не пущу, пока ты не почистишься от мирской грязи. Пойдем. Не гоже опаздывать.

В молельне пахло свечами и ладаном. Айрин тут же захотелось чихнуть, она прикрыла нос рукавом, стараясь скрыть несвоевременный недуг. Тихо чихнула.

Как назло в носу продолжало свербеть, и чихать хотелось все больше.

"У меня непереносимость веры", - подумала она, делая вид, что склоняется перед фресками на стенах, молитвенно прижимая руки к губам. Чихнула.

Матушка Денера заметила все ухищрения девушки, но лишь улыбнулась. Эту Айрин она знала.

Не ту, что пришла к ней с больными глазами, готовая покаяться будто смиренная монашка. А такую - чихающую в молельне от острого и вязкого запаха ладана, глядящую на лики богов, будто находится с ними в преступном сговоре. Так словно потом они вчетвером пойдут в город пакостить, развешивая нижние портки на вывесках корчм.

Жрец дождался, пока на башне запоет колокол. Сестры выстроились на хорах. Звонкие голоса прорезали пустоту храмового свода, рассекая высокую молельню, будто водяные струи под напором.

- Не молись, раз не умеешь. Но моли. - Говорила матушка Айрин, впервые вталкивая упрямицу в молельню. - Моли о пощаде, о любви, о надежде, моли за меня и за своего колдуна. Моли. И тебе будет легче.

Айрин не знала молитв. Не верила в волю Божию.

С хоров, пронзительным криком рвалось пение.

Лики на фресках сочувственно смотрели на малочисленных прихожан. Горели свечи, совсем не чадя.

Тонкие, темные длинные свечи. Так не похожие на обычные.

- Моли о тех, о ком думаешь. - Шепнула ей матушка, ласково поправляя сбившийся платок на волосах Айрин.

- Разве они ответят? - одними губами спросила Айрин, смотря на фрески. - Разве они существуют?

Кто знает...

Моли. Не молись, но моли.

Тонкие пальцы сплелись на груди, судорожно сжались...

... Если меня хоть кто-нибудь слышит... духи вы или призраки... те, кто принял смерть от моей руки... стоящие в том проклятом зале... химеры, которые когда-то были людьми... Лоренц Фарт...

На хорах повисла тишина.

...молодой маг, набросившийся на меня со спины... если меня кто-нибудь из вас слышит...

Одинокий чистый голос взлетел вверх.

...я не молю о прощении... ибо такое нельзя простить... но отпустите меня... дайте жить дальше... пустите... и простите...

К голосу один за другим с небольшим опозданием начали присоединятся другие. Из-за за сбивки слова мешались, так что понять, о чем поет хор было сложно. И все же Айрин понимала. Хор молился и благословлял. Хор плакал и ликовал. Хор верил, надеялся, просил, и ничего не ждал.

И Айрин плакала, уже не стыдясь своих слез, потому что в хоре ей мерещились голоса тех, кого она умоляла отпустить ее.