Страница 46 из 62
Рамазанов так и рванулся к стойлу. Но в это время раздался скрип открывающейся двери, из дома вышел человек средних лет в черном спортивном костюме. Посмотрел на нас, не проявляя никакого беспокойства. Рамазанов нашел выход из положения:
— Мы из милиции. Коня увели из одного колхоза, мы и проверяем. Разрешите взглянуть на вашего, и сразу же уйдем, товарищ…
— Загиди.
— Разрешите, товарищ Загиди?
— Пожалуйста, пожалуйста.
Такой красавец конь мог бы украсить конюшню любого полководца древности. Шея длинная, точеная, уши тонкие и высокие, ноги стройные, гордая осанка. Рамазанов извинился:
— Нет, не колхозный конь. Но он мне знаком. Где я его мог видеть дня три назад?
Хозяин сам пришел на помощь:
— Если были здесь три дня назад, могли его видеть на улице и на шоссе. Мой друг на нем ехал. В его аул на машине невозможно добраться, вот он и попросил одолжить скакуна. Если бы вы минут на пять раньше пришли, застали бы его.
Я предложил запротоколировать разговор. Хозяин не стал возражать, пригласил нас к себе. Пригласил и двух свидетелей, которых я разыскал на улице. Я заметил, как перед этим Рамазанов в стойле нагнулся и поднял что-то с пола (образец навоза!).
В доме мы обогрелись и посидели несколько минут. Хозяин оказался словоохотливым. Рамазанов спросил:
— Не жалко было такого коня отдавать, хотя бы и на время? Таких, наверное, мало осталось. Им цены нет, этим лошадям…
Хозяин весь встрепенулся, почувствовав сочувствие в словах капитана:
— Вы правы, товарищ милиционер. Я очень люблю своего иноходца. В другой раз попросили бы у меня, я сказал бы: «Душу мою возьмите, все, что в этом доме, возьмите, но только не его». Настоящее чудо этот конь!.. Но вот, бывает, тестю приходится уступать, попросил, а я дал коня. Три дня его не было дома, а как изменился! И ржет не так весело, как всегда, и аппетит испортился. Видели — ячмень не доел?..
Мы попрощались с владельцем чудо-коня. Шофер не дождался нас. Рамазанов был расстроен этим, хотелось побыстрее добраться до города. А где здесь взять машину? Пошли в сторону шоссе, чтобы на попутной доехать до автобусной остановки.
Шли минут пятнадцать, слышим, сигналит кто-то. Оглядываюсь, такси догоняет. Шофер извиняется: «Думал, все, потерял вас».
— Я же, знаете, товарищи, за теми «Жигулями» мотался. Думал, вы здесь надолго, посмотрю-ка, куда он путь держит.
Он назвал адрес, куда уехал Мегерем. Мы поблагодарили его и попросили отвезти к ближайшей столовой: все же голод не тетка, да и голова лучше работает не на пустой желудок.
Рабочий день еще не кончился, и мы потом направились сразу в кабинет начальника управления. Выслушал нас, вместе все взвесили. Пришли к одному выводу: настала пора беседовать с Мегеремом. Решили не откладывать и, если он сейчас дома, попросить приехать.
Я не сразу узнал его, когда он вошел в комнату. Похудел, осунулся. Путь от двери до стола дался ему нелегко — не шел, а ковылял. Сразу не мог взять себя в руки — голос дрожал. Начал говорить он, глядя в мою сторону:
— А я к вам в гостиницу раз десять в эти дни приходил, хотел поговорить с вами… Не застал.
— Занят был. Вы садитесь…
— Слушаю вас… Только хочу предупредить, что времени у меня мало. Дал слово сыну и снохе, что сегодня пойдем в театр, вот билеты. Достать было трудно, пришлось переплатить…
Он вынул из кармана билеты и показал их мне. Я на долгую секунду задержал взгляд на билетах, потом посмотрел ему в глаза:
— Боюсь, что в театр вы, Мегерем, сегодня не пойдете. Дайте билеты, мы их передадим сыну и снохе, а с вами сегодня будет длинный разговор…
ЧАРДЖОУ
За два дня инспектора и дружинники обошли все подстанции и отделения связи, но никто не узнавал изображенного на рисунке человека. Хаиткулы понял, что настала его очередь. Вызвал резчика, посоветовался, откуда начинать обход — с ресторанов, базара или пивных.
Резчик выдвинул свой план:
— У ресторанов такие типы не останавливаются. Коньяк им не по карману. Для них нет милее слов, чем «Безмеин», «Сахра», «Тербаш». Надо объехать все винные магазины, пивные ларьки, рынки.
Они безрезультатно кружили по городу почти весь день. Когда все обессилели (спидометр машины показал, что за день проехали двести километров), Хаиткулы скомандовал: «Хватит!» Он решил сойти у маленького базарчика, у которого они останавливались уже утром, отсюда до дома близко. Шофер должен был отвезти резчика-художника домой.
Хаиткулы вышел, хлопнув дверцей, и сразу же услыхал, как задняя дверца раскрылась. Обернувшись, увидел, что художник выходит тоже. Он буквально выскочил из машины и, крикнув майору: «Подожди, я сейчас!», кинулся куда-то. Был уже вечер, и резчик пропал в темноте. Хаиткулы снова сел в машину.
«Интересно, что это он там увидел? Я тоже хочу посмотреть», — проговорил шофер, развернул машину и направил дальний свет туда, куда убежал их спутник. Они увидели, что тот возвращается, но не один, а с человеком, упиравшимся и закрывавшим лицо от света фар. Издалека узнать его было нельзя, и, только когда оба приблизились, Хаиткулы узнал знакомую шапку с обвислыми ушами. И понял, что «пропажа» нашлась. Художник подтолкнул человека к машине:
— Вот он, товарищ подполковник… Целый день не давал покоя, заставил столько мотаться зря.
Ветер донес до Хаиткулы запах спиртного, человек шатался как огородное пугало во время бури.
— Ну-ка, повернитесь, посмотрим на вас. Кто вы? Что делаете здесь?
— Домой иду… я иду домой, а ты куда? Ты кто? Какого черта здесь шляешься? — Голос у него был звонкий, еще неиспитой.
Хаиткулы подошел к нему вплотную:
— Мы из милиции. Поедете с нами!
— Куда? Домой?
— Сначала в отделение, а потом домой. Как зовут вас?
— Ат-ат-Атабай… Хаитбаев.
Говорить с ним сейчас было бесполезно, да и охота у всех пропала. Домой везти рискованно, утром опять забьется куда-нибудь, ищи потом. Решили сдать в вытрезвитель. Дежурного по вытрезвителю Хаиткулы предупредил, чтобы задержанного утром доставили к нему. Художника дружески хлопнул по плечу: «Спасибо! Оказали нам неоценимую услугу!»
Утром, когда к нему привели Хаитбаева, не понимавшего, как он сюда попал, Хаиткулы показал ему рисунок.
— Вы этого человека знаете?
Хаитбаев посмотрел, вернул рисунок майору:
— Нет, не знаю.
— Всмотритесь лучше.
Хаитбаев долго смотрел на свой портрет. Было видно, что с похмелья он медленно собирает свои мысли, словно хлам, разбросанный в старом сундуке.
— Откуда вы взяли мое фото?
Хаиткулы протянул ему пиалу чая. Хаитбаев не мог удержать ее, пальцы не слушались. Робко посмотрел на Хаиткулы:
— Что я вчера натворил, товарищ начальник?
— У меня, как у всех, есть имя. И оно, я считаю, звучит не хуже других имен. Хаиткулы. Зовите меня по имени, Атабай. Похоже, мы с вами одногодки.
Хаиткулы налил себе чаю, поднес пиалу ко рту, стал дуть, остужая. Искоса посматривал на Хаитбаева.
Тот собрал все силы и донес все-таки пиалу до рта. Выпил залпом горячий чай. Пиала так и осталась в приподнятой руке, он молчал, мысли его витали бог знает где. Мутным взглядом посмотрел на Хаиткулы:
— Вот я какой… Если вы кому-нибудь укажете на меня: «Это мой отец» — вам ответят: «О, состарился, бедняга…» Вы, наверное, прожили легкую жизнь… — Он осекся, протянул пустую пиалу Хаиткулы. — Извините!
Хаиткулы выдвинул ящик стола, достал оттуда пачку сигарет и коробок спичек, положил на стол между собой и Хаитбаевым.
— Кстати, старики сейчас в городе?
— Хотите узнать, есть ли у меня родители?.. Да, у меня есть и отец и мать.
— Вы счастливый человек, Атабай!
— Зато отец и мать несчастные… Их проклятья пока не дошли до меня.
У пьяницы на глазах показались слезы, он закрыл лицо шапкой, которую держал на коленях, простонал:
— Чем так жить, лучше умереть.
— Того, кто делает несчастными родителей, и земля не принимает. Видно, родители по-настоящему вас еще не прокляли, жалеют. Чем смерти себе желать, лучше позаботиться, чтобы они не страдали за вас. Я думаю, не только они вами недовольны.