Все радости жизни

Расплата настигла Ваньку через месяц. Пошли на суд всей улицей, пошел и Саша Камаев. Недолго посидели в зале, и раздался знакомый перестук каблучков.

Рая!

— Встать! Суд идет!

Ее голос, но как изменился! Какой требовательный и торжественный!

Саша пришел в суд впервые, и все для него было ново и неожиданно: судебное заседание, оказывается, совсем не похоже на собрание, где часто говорят одновременно, спорят, смеются. Здесь все беспрекословно подчинялись одному человеку, судье Кропотину. Адвокат и даже прокурор (всегда думал, что прокурор самый главный, он все вершит) обращались к судье подчеркнуто вежливо, если нужно было задать кому-то вопрос, спрашивали разрешение.

Окончился суд быстро. Допросили Валова, нескольких свидетелей, потом были прения сторон и последнее слово подсудимого.

Прокурор говорил коротко и требовательно. Хулиган убил человека. За что? За то только, что он не дал ему закурить. Смотрите, как легко Валов лишил семью кормильца, а наше общество — честного труженика, вместе со всеми ковавшего общую победу над врагом. Убийце не место в нашей среде. Он должен быть наказан по всей строгости закона, и я прошу его лишить свободы сроком на десять лет…

Зал тяжело вздохнул, всхлипнула Ефимья Валова, на скамье подсудимых обеспокоенно заерзал Ванька, и снова стало тихо: говорил защитник. Его речь показалась Саше гораздо бледнее, но в одном он с ним согласился — Ванька был несовершеннолетним, не получил ни воспитания, ни образования, интересы его были ограниченны. Защитник просил суд учесть это и смягчить Валову меру наказания, которую просил прокурор.

Ваньке дали семь лет лишения свободы.

Подошла Рая, спросила:

— Ну как, правильно решили?

— Правильно! — отозвалась Екатерина Топорищева. — И наказали, а как же иначе, и не на полную катушку — все-таки учли, что малый еще.

— А ты, Саша, как думаешь?

— Не знаю, — покраснел он. В суде Рая стала для него другой, совсем не такой, как он понимал ее раньше, Рая причастна к такому таинству, о котором он и понятия не имел, ведет протокол судебного заседания. Неужели успевает записывать слово в слово? Хотел спросить ее об этом, но не решился. — Не знаю, — повторил Саша. — Тут как-то необыкновенно… «Какую чушь несу», — подумал он и покраснел еще больше.

Неожиданный поворот в судьбе сверстника потряс Сашу. Был Ванька Валов разболтанным, однако и не совсем плохим парнем. Охотно помогал матери по хозяйству, по первому зову бежал к соседям. Не встретился бы ему Федор, и ничего не было, сыпани Федор Ваньке махорки — поговорили бы и разошлись. И Федор жив, и Ванька на свободе. Наверное, и сыпанул бы, если знал, чем все закончится…

Федор поступил, конечно, правильно — не дал закурить мальчишке, да еще и пьяному. Наверное, еще и отругал, обозвал как-нибудь — за ним это не задержится. Но ведь и Ванька мог промахнуться, не в самое уязвимое место угодить камнем, поранить только, и тогда Федор отлупил бы мальчишку, всыпала ему дополнительно Ефимья, и тоже бы все закончилось вполне благополучно. А теперь — один мертв, другой в тюрьме из-за какой-то случайности. Одно движение и — смерть, и — семь лет лишения свободы. Семь лет! Вот она, жизнь-то, что вытворяет!

После суда Саша, кажется впервые, серьезно задумался о превратности судьбы и об ответственности человека за свои действия, Саша стоял посреди двора с забытой в руках метлой в состоянии полной растерянности, его лицо выдавало напряженную работу мысли. А пожалуй, думал он, все случайности и нелепицы, которые в первую очередь пришли ему в голову, «не сбежались» бы на узкой тропке, будь Ванька трезв! Прошел бы он мимо Федора тихонечко, поздоровался с ним почтительно, попросить закурить не осмелился, и вот тогда действительно ничего не было бы.

Так что же, водка виновата? Или тот, кто напоил Ваньку? А если он напился с такими же, как он, мальчишками? Степан Журавлев пытался сорвать танцы, потому что был пьян, но он-то толкнул Степана трезвым, и если бы Степан убился при падении со сцены — такое тоже могло быть, — выходит, и его, Сашу Камаева, могли посадить за решетку? Так как же поступать в таких случаях? Подставлять левую?

Неизгладимое впечатление произвел на Сашу и суд. Несколько дней он восстанавливал в памяти все детали судебного разбирательства и завидовал Рае. Она работает в суде! Вот и ему бы, рядом с ней! А кем? Судьей? Нечего и думать. Слепой судья! Прокурором? Тоже не сможет. Адвокатом? А что он делает, кроме того, что защищает хулиганов и убийц? И зачем вообще их защищать? Но суд учел просьбу адвоката, не десять лет дал Валову, а только семь. Выходит, адвокат тоже для чего-то нужен?

Поговорить бы с Раей, посоветоваться. Засмеет, пожалуй… Нет, она не такая. Достал решетку, отточил карандаш и написал записку: попросил зайти ненадолго по очень важному делу — последнее время Рая не провожала его и в клубе не появлялась, ссылаясь на занятость. И вовремя пришла эта мысль — Наталья Ивановна собиралась в центральный магазин «Уралторг», суд по пути.

— Передала, обещала прийти вечером, — сказала Наталья Ивановна по возвращении. — А что случилось-то?

— Да так, ничего.

— Ну и ладно, что ничего, а то смотрю, беспокойный ты какой-то.

Ожидая гостью, Наталья Ивановна вымыла полы, застелила стол чистой скатертью, достала из ямки варенье. А он то тихо наигрывал на баяне, то шел во двор слушать: не идет ли? И не выходили из головы слова Натальи Ивановны: «Не по себе дерево рубишь, племянник! Тебе нужна девка невидная, лишь бы работящей была, за тобой ходила, хозяйство вела, а ты вон какую окрутить надумал! Смотри не споткнись, парень!» Правильно. Где уж ему! А душа не соглашалась, не принимала привычные житейские правила, и уже не предстоящий, утром задуманный разговор с Раей тревожил его, а что-то другое, более значительное и пока непонятное.

Рая пришла в десятом, уже в сумерках.

— Бегу прямо с работы, — объяснила.

— Так поздно?

— Еще дольше приходится задерживаться — кто сейчас считается со временем? Ой, а это зачем? — смутилась, увидев накрытый стол.

— Сама же говоришь, что дома не была. Вот и поешь у нас. Сейчас самовар подогрею, — успокоила Наталья Ивановна.

После ужина она ушла, чтобы оставить их наедине.

— Ну, зачем приглашал, Саша?

Робея и путаясь, он рассказал о деле, при этом несколько раз назвал девушку Раечкой, смутился и замолчал, тревожно ожидая ответа. Рая не спешила. Она знала, как трудно стать адвокатом, и знала, что работать им еще труднее. Сможет ли Саша при его положении?.. Вряд ли. Рая обдумывала, как ответить помягче, чтобы не обидеть и не убить зародившуюся мечту, и тут ей пришла спасительная мысль:

— У нас работает новая женщина, тоже адвокат, — начала нерешительно Рая, — Милия Ефимовна. Она москвичка, очень умная. Я могу и ошибиться, а она… Точно, Саша, я поговорю с ней и скажу тебе. Хорошо?

— Хорошо, — тяжело выдохнул он.

— Ну что ты, Саша? Ты не расстраивайся, ладно? Я завтра все узнаю и скажу тебе, а сейчас побежала я — поздно уже.

Рая ушла. Саша долго стоял у калитки и горько смеялся над собой: «Зазнался! В интеллигенцию метишь? Девушку только до ворот способен проводить, а куда взлететь захотел?!» И каялся, что так неразумно открылся Рае — какими глазами она смотрела на него, когда он лепетал о том, что хочет стать адвокатом? И клял себя за необдуманность, за легкомыслие, и стыдно ему было до слез!

Рая сдержала слово, пришла на следующий же вечер.

— Здравствуй, Саша!

Обыкновенные эти слова сказала как-то очень весело, и он воспарил:

— Здравствуй, Раечка! — Опять Раечка! А, была не была. — Ты не представляешь, как я тебя ждал! — чуть задержал протянутую руку — хотел пожать крепко, но не посмел. — Я так тебя ждал… — Он говорил быстро, сбиваясь, словно торопился высказать все, что у него накопилось за этот долгий-долгий для него день.

Рая видела его таким впервые. Сашин порыв тронул и ее, она тоже вспыхнула, но своего волнения не выдала: