Страница 33 из 91
Смысл этого состоял в том, чтобы не привлекать раньше времени нашего внимания к подготавливаемой ими акции-мести за то, что советская разведка сумела создать великолепную агентурную сеть в Англии во время и после Второй мировой войны.
В английском обращении заявлялось, что Гордиевскому по его просьбе предоставлено политическое убежище в Великобритании и что англичане намерены теперь выслать из страны целый ряд советских граждан — представителей дипломатического ведомства, журналистов, сотрудников торговой миссии и членов их семей.
Вместе с тем советской стороне вменялось отозвать этих людей «втихую», чтобы избежать официального объявления их персонами нон грата и не допустить огласки. Нам также рекомендовалось не прибегать к выдворению английских дипломатов из Советского Союза. Обращение англичан было беспрецедентно наглым. Разумеется, нельзя требовать любви к иностранной разведывательной службе, деятельность которой с точки зрения властей страны пребывания является незаконной. Однако существуют неписаные правила игры, некие этические нормы, в обычных условиях обоюдно соблюдаемые. Англичане же действовали так, как не рискнули бы даже американцы…
Конфликт с англичанами вылился в то, что 25 советских граждан, указанных Гордиевским, были высланы из Великобритании.
Мы ответили тем же. Наша контрразведка была отлично осведомлена, кто из англичан занимается разведкой, а кто причастен к проведению специальных идеологических мероприятий. Поэтому ущерб, понесенный Англией, был не меньше нашего.
Раздосадованные англичане выслали из страны еще 7 советских граждан. Наш ответ последовал незамедлительно: 7 англичан, собрав вещички в 24 часа, покинули СССР.
После этого английский премьер Маргарет Тэтчер заявила, что «пора остановить эту карусель». Англичане поняли, что у нас больше специалистов по Великобритании, нежели у них по СССР, и мы можем быстрее оправиться от полученных ударов.
Кроме того, до зарвавшихся бриттов наконец дошло, что выгоднее иметь дело с уже установленными разведчиками, чем со вновь прибывшими — когда-то еще удастся разобрать их почерк и походку!..
У Гордиевского был любимый афоризм — слова Оскара Уайльда: «Чтобы попасть в лучшее общество, надо либо кормить, либо развлекать, либо возмущать людей».
Изменник выбрал для себя последнее…
Подробности побега Гордиевского в разное время появились на страницах западных, прежде всего английских, газет сразу после того, как он оказался в Англии.
Доминирует следующая версия.
…17 мая 1985 года Гордиевский получил предписание немедленно явиться в московскую штаб-квартиру КГБ. В телеграмме сообщалось, что ему предстоит ознакомить Чебрикова и Крючкова с «состоянием дел в английской внешней политике».
Гордиевского сразу насторожило желание председателя КГБ и его заместителя обсуждать с ним вопросы внешней политики Англии, ибо в ней они ничего не смыслили и никогда ею не интересовались. Все указывало на то, что депеша составлена второпях.
На следующий день им была получена еще одна телеграмма. Она уже была «причесана», в ней содержался список тем, которые Чебриков якобы хотел обсудить, но об «английской внешней политике» не было ни слова.
Воскресным утром 19 мая 1985 года Гордиевский с семьей приземлился в аэропорту Шереметьево и сразу же почувствовал: что-то не так.
С его слов, он увидел, как таможенник снял трубку внутреннего телефона и куда-то сообщил о его прибытии. Такого раньше не случалось.
Когда же семейство добралось до своей квартиры, то, еще не открыв двери, они с женой поняли, что в их отсутствие там кто-то побывал. Они обычно запирали квартиру на два замка, в тот же раз она была заперта на все три.
Про себя Гордиевский подумал: «Контрразведка входит без стука, пользуясь своими ключами».
На следующее утро его отвезли в штаб-квартиру Первого главка в Ясенево и оставили в пустом кабинете. Через некоторое время дежурный офицер объявил ему, что он свободен, так как встреча с Чебриковым и Крючковым откладывается на неопределенное время. Прошла неделя. Никто его никуда не вызывал, однако он чувствовал, что за ним ведется тотальное наблюдение.
Подумав, он предположил, что этим психологическим прессингом его намереваются вывести из равновесия, подтолкнув искать защиты у его английских покровителей.
«Не на того напали! — сказал он себе. — Если уж я и войду в контакт с моими коллегами из МИ-6 (британская разведка), то вы об этом никогда не узнаете!»
В ближайшую субботу один из заместителей Крючкова генерал Виктор Грушко пригласил Гордиевского к себе на дачу поужинать. В то время как они поглощали бутерброды с черной икрой и осетриной, запивая армянским коньяком, на дачу прибыл знакомый ему офицер из Второго главка, отвечавшего за разоблачение «кротов». Не спрашивая разрешения генерала, он поставил на стол вторую бутылку коньяка и уселся за стол.
Гордиевский, гость-невольник, догадался, что вопрос был заранее согласован с проявившим неожиданное благорасположение к нему хозяином. Его подозрения, что в напиток подмешан наркотик, нашли подтверждение буквально через несколько минут, поскольку, выпив, он превратился в совершенно другого человека.
У него произошло «разжижение» воли: он начал болтать без умолку, не в силах сдержать речевой поток и контролировать собственные слова.
В то же самое время хозяин и его доверенное лицо из Второго главка забрасывали Гордиевского вопросами, а затем обвинили в шпионаже на британскую разведку. Ему дали чистый лист бумаги.
«Давай, пиши признание! Ты что, забыл? Ты же только что во всем признался. А теперь повтори то же самое в письменной форме!».
Хотя одурманенный «сывороткой истины» Гордиевский не совсем твердо помнил темы разговора, он все же не мог допустить, что в чем-то признался. Как заклинание, он твердил себе:
«У них нет никаких доказательств, иначе бы им не понадобилось мое признание».
На следующее утро Гордиевский проснулся в одной из спален дачи со страшной головной болью. Его отвезли домой и в течение следующих трех дней не трогали.
30 мая он вновь предстал перед Грушко, который, не теряя времени на предисловия, сказал: «Нам уже давно известно, что ты предатель. Но в случае признания можешь продолжить работать на КГБ в качестве… агента-двойника. Только вначале получишь взыскание за чрезмерную инициативу». В ответ Гордиевский лишь хмыкнул, а про себя подумал: «Ты, генерал, принимаешь меня за идиота! Вы пристрелите меня тотчас, как только я признаюсь».
Беседы не получилось, и Гордиевского отправили в ведомственный санаторий «Лесная поляна», где продержали несколько недель.
Дважды ему разрешили повидаться с женой и дочерьми, для чего он выезжал в Москву. В один из приездов домой ему удалось сообщить о случившемся своим кураторам в МИ-6.
В июле КГБ разрешил Гордиевскому пожить у себя дома, и он стал готовиться к побегу.
В соответствии с планом Гордиевский каждое утро начал делать пробежки по боковой дорожке Ленинского проспекта.
Буквально через день он заметил, что за ним следуют молодые люди, парни и девушки на роликовых коньках. «Хвост!» — сказал он себе.
Еще дней через пять не в меру взрослые конькобежцы исчезли, их сменили нищие и бомжи, стоявшие на маршруте движения Гордиевского с протянутой рукой.
Их количество поражало. Казалось, все нищие и бездомные Москвы выстроились шпалерами на Ленинском проспекте. Гордиевский понял, что они являют собой так называемые «стационарные посты наружного наблюдения». Это улучшило настроение. От стационарных постов ускользнуть много легче, чем от мобильных.
Фортуна подала изменнику руку, и он не замедлил воспользоваться ее расположением — вцепился в нее обеими своими.
Утром 19 июля напряжение достигло кульминации.
Гордиевский, как обычно, проделывал моцион трусцой по Ленинскому проспекту. Улучив момент, он резко свернул на улицу академика Пилюгина, где уже пятый день кряду стоял неприметный грузовичок. И хотя на Гордиевском был спортивный костюм, он подумал: