До тебя (ЛП)

Впервые за несколько недель я рассмеялся.

Как можно не восхититься женщиной, способной вербально надрать тебе задницу?

Расплатившись, мы заехали в магазин за едой и направились ко мне домой. Мама прислала сообщение, предупредив, что после работы собирается встретиться с друзьями, поэтому я знал – дом будет в моем распоряжении на вечер. Когда она пила, то возвращалась практически в состоянии беспамятства.

Видимо, чтобы мое настроение окончательно испортилось, на пороге меня ждала посылка из Франции, адресованная отцу Тэйт. Скорее всего, ее доставили к нам по ошибке. Мама открыла коробку, когда приезжала домой на обед, подумав, что это наша. Она написала мне записку, попросила отнести посылку соседу.

Но меня одолело чертово любопытство.

После того, как Мэдок ушел с провизией в гараж, чтобы мы могли перекусить во время работы, я раскрыл картонную коробку, а потом сразу же ее захлопнул. Столп бушующего огня пронесся по венам; я испытал голод, какого не ощущал уже несколько недель. Не знаю, что лежало внутри, однако запах Тэйт донесся оттуда совершенно отчетливо, моментально меня уравновесив.

Мимолетное забытье после татуировки испарилось, сменившись притоком энергии.

Бросив коробку на крыльце Брандтов, я поспешно направился к себе в гараж, чтобы с головой окунуться в работу над машиной. 

– Посвети сюда, – попросил Мэдока. 

Он нагнулся, еще глубже залезая под капот с фонариком в руках, пока я пытался выкрутить свечи зажигания.

– Не дави ты так, – посетовал Мэдок. – Эти штуки ломаются в два счета, если действовать неаккуратно.

Я остановился, крепче обхватывая разводной ключ, и посмотрел на Мэдока, прищурившись.

– Думаешь, я этого не знаю?

Кашлянув, он отвернулся, но я все равно почувствовал его осуждение.

Почему я на него огрызаюсь?

Опустив глаза, покачал головой и с большим усилием надавил на свечу. Моя рука тут же сорвалась, а тело резко рухнуло вперед после раздавшегося щелчка.

 – Черт, – прорычал я, швырнув ключ в моторный отсек, где тот затерялся в царившем там бедламе.  

Твою мать.

Сжав руки в кулаки, оперся на машину.

– Давай экстрактор. 

Мэдок потянулся к ящику, стоявшему позади него.

– "Пожалуйста" к данной просьбе не прилагается? – он повторил мои собственные слова, подав мне инструмент, чтобы я мог вытащить остаток свечи.

Задача предстояла адская. Мэдок, скорее всего, был невероятно доволен собой, потому что предупреждал как раз об этом.

– Знаешь… – произнес он, вздохнув, – я держал рот на замке, но…

– Вот и продолжай держать его на замке. 

Мэдок внезапно выпрямился, отчего я дернулся в сторону, уворачиваясь от него, в то время как он замахнулся и кинул фонарик вперед, разбив его о стену.

Боже!

Обычная расслабленность моего друга сменилась яростью. Он прерывисто дышал, пронизывая меня взглядом. Мэдок разозлился, и я понял, что перегнул палку.

Сжав зубы, присел на капот, приготовившись к тираде. Они случались редко, поэтому имели более весомую значимость.

– Ты тонешь, чувак! – заорал Мэдок. – Не ходишь на уроки, всех выводишь из себя, мы постоянно ввязываемся в драки со случайно подвернувшимися придурками – мои синяки и ссадины тому доказательство. Какого хрена? – С каждым словом помещение становилось все теснее. Он говорил абсолютную правду, только мне не хотелось этого признавать.

Все казалось неправильным.

Я испытывал голод, но не в плане еды. Хотел смеяться, но ничто не могло меня рассмешить. Мой пульс больше не учащался от того, что раньше вызывало острые ощущения. Даже моя улица, которая обычно приносила чувство комфорта знакомыми пейзажами, идеально подстриженными газонами, казалась пустынной и безжизненной. Я словно был заточен в стеклянный сосуд, задыхаясь от всех своих желаний, но не получая воздуха.

– Она вернется через восемь месяцев. – Тихий голос Мэдока прокрался в мои мысли; я моргнул, лишь через несколько секунд осознав, что он имел в виду Тэйт.

Я покачал головой.

Нет.

Почему он это сказал?

Дело не в ней. Она. Мне. Не. Нужна.

Сжав в руке ключ, я встал, желая запихнуть слова Мэдока обратно ему в глотку.

Он опустил взгляд на мой правый кулак с зажатым в нем инструментом, потом снова посмотрел мне в лицо, с вызовом спросив:

– Что? Ну, что, по-твоему, ты собираешься сделать?

Я хотел что-нибудь ударить. Что угодно. Даже своего лучшего друга.

Мой рингтон отвлек нас от нашей патовой ситуации. Я достал телефон из кармана, не сводя глаз с Мэдока.

– Чего? – выпалил в трубку.

– Эй, приятель, я целый день пытаюсь до тебя дозвониться, – немного приглушенно ответил Джекс. 

Мое дыхание до сих пор не замедлилось. В таком состоянии я брату не нужен.

– Я не могу сейчас говорить. 

– Ладно, – рявкнул он. – Пошел ты. – После чего разъединился.

Проклятье, твою ж мать.

Я сдавил трубку, желая ее сломать.

Мой взгляд метнулся к Мэдоку, который, покачав головой, швырнул грязное полотенце на верстак и вышел из гаража.

– Черт, – прошипел я, набирая номер Джекса.

Если мне и следовало с кем-то держаться спокойно, так это с моим братом. Я ему нужен. Сбежав от отца два года назад, я заявил о жестоком обращении. С Джексом, не со мной. Джекса забрали от папаши, поместив в приемную семью, так как не смогли разыскать его мать.

Кроме меня у него никого не осталось.

– Прости, – буркнул я, не дожидаясь ответа, когда он принял вызов. – Я слушаю. Что случилось?

– Сможешь меня забрать?

Ага, только не на тачке со сломанными свечами. Но Мэдок, вероятно, все еще был здесь со своей машиной.

– Ты где?

– В больнице.

3

– Извините, чем могу помочь? – окликнула медсестра, когда я ворвался в приемное отделение. Уверен, я должен был сначала отметиться у нее. Пусть засунет свою папку себе в задницу. Мне нужно найти брата.

У меня вспотели ладони; я понятия не имел, что произошло. Сказав, где находится, Джекс сразу же положил трубку.

Однажды я уже бросил его одного… в боли. Больше никогда.

– Притормози, дружище, – встрял Мэдок. – Мы управимся гораздо быстрее, если просто спросим, где он.

Я даже не заметил, что Мэдок пошел следом за мной.

Мои подошвы скрипели по линолеуму; я несся по коридору, распахивая одну штору за другой, пока, наконец, не нашел Джекса.

Он сидел на кушетке, свесив свои длинные ноги вниз, а руку прижимал ко лбу. Я схватил и потянул его за волосы, собранные в хвост, чтобы рассмотреть лицо.

– Ой, черт! – проворчал Джекс. 

Наверно, мне следовало быть осторожней.

Он сощурился от света флуоресцентных ламп, пока я разглядывал швы у него над бровью.

– Мистер Трент! – прогремел сзади женский голос, но я не был уверен, к кому обращались – ко мне или Джексу, так как мы оба носили отцовскую фамилию.

– Какого черта с ним произошло? – Вопрос предназначался не брату. Вина лежала на других. Джекс еще ребенок, пусть разница между нами чуть больше года, он все равно был младше. И ему выпала дерьмовая жизнь. 

Его матери-ндианке едва исполнилось восемнадцать, когда она забеременела. Синие глаза Джексу достались от отца, в остальном же он был похож на мать: темно-коричневые, практически черные волосы длиной до середины спины; некоторые пряди заплетены в косички, собранные с оставшимися волосами в хвост на затылке; кожа немного смуглее моей. Но все затмевала его сияющая улыбка.

Женщина позади меня кашлянула.

– Мы не знаем, что с ним случилось, – отрезала она. – Он нам не рассказывает.

Я не отвернулся от брата, чтобы посмотреть, с кем разговаривал. Может, с доктором, а может, с соц. работником. Или с полицейским. Без разницы. Они все смотрели на меня одинаково. Будто я заслуживал порки, или вроде того.

– Я несколько часов тебе названивал, – прошептал Джекс. Я шумно втянул воздух, заметив, что губа у него тоже припухла. Он умоляюще смотрел на меня. – Думал, ты приедешь раньше, чем доктора им позвонят.