Страница 10 из 18
– Ну да, ирландцы всегда славились своим умом. – Сказала мама.
Потом отец спросил меня, понравилась ли миссис де Ру его идея с дневником. Когда я ответил, что идея показалась ей «очень информативной», настроение отца сильно улучшилось.
– «Информативной»? Скорее уж «совершенно необходимой». Это основной принцип Умного Менеджмента. Как я сказал сегодня Дэнни Лоулеру: «любой сотрудник хорош лишь настолько, насколько хороши его отчеты». Без отчетов ты – Титаник, пересекающий Атлантику, полную айсбергов, без радара.
– Да, но радар был изобретен во время Второй Мировой войны. – Джулия проткнула вилкой кусочек мяса. – А Титаник утонул еще до того, как началась Первая Мировая.
– Здесь, дочь моя, важен принцип. Если ты не ведешь записей своих дел, ты никогда не сможешь понять – есть ли прогресс. Это универсальное правило – оно одинаково для всех: для продавцов, для учителей, для военных, – для любого человека в системе. В один прекрасный день, пытаясь сделать карьеру в Олд Бэйли, ты поймешь это на собственном опыте, и вспомнишь мои слова: «ах, – скажешь ты, – если б я только слушала своего мудрого отца. Он во всем был прав».
Джулия фыркнула – и это сошло ей с рук, потому что она Джулия. А у меня нет права говорить отцу то, что я думаю. Я чувствую, как неизреченные слова гниют внутри меня, как пораженный мучнистой плесенью картофель в мешке. Заика не способен выиграть спор – потому что стоит тебе один раз заикнуться и – п-п-п-пиши п-п-п-ропало, т-т-ты п-п-проиграл, з-з-заика! Когда я начинаю заикаться в разговоре с отцом, на его лице появляется смесь недовольства и разочарования – совсем как в тот раз, когда он купил новенький набор инструментов и, уже приехав домой, обнаружил, что там не хватает несколько важнейших отверток.
Мы с Джулией мыли посуду, а мама с отцом сели смотреть по телеку новое «интеллектуальное» шоу, под названием «Blankety blank» с Тэрри Воганом. Участники шоу угадывали пропущенные слова в предложениях и получали за это всякие дерьмовые призы, вроде «кружечного-дерева», на ветках которого вместо плодов висели кружки.
Поднявшись к себе в комнату, я засел за домашку – миссис Коскомби задала целый параграф, посвященный феодальной системе правления. Но вдруг новое стихотворение стало затягивать меня словно водоворот – стихотворение о мальчике, который в одиночестве катается по замерзшему озеру и думает о смерти, о том, каково это - утонуть, и видит призрак утонувшего мальчишки, и призрак разговаривает с ним. Я сел за стол и начал стучать по клавишам своей печатной машинки Silver Reel. Мне нравится, что у этой машинки нет цифры «1», и я использую вместо нее букву «т».
Моя машинка – это первое, что я стал бы спасать, случись в нашем доме пожар. Раньше на первом месте были дедушкины часы «Омега», но теперь они разбиты. И это самое ужасное, что случилось со мной в том запертом доме, в том страшном сне.
На экране будильника светились цифры 21:15. Осталось меньше двенадцати часов. Дождь дробил по стеклу. В звуке дождя я слышал ритмы сотен метро-гномов, и сотен стихотворений, и сотен дыханий – не только цокот капель.
Комната Джулии – прямо над моей; я слышал ее шаги – она прошла у меня над головой и спустилась вниз. Потом открыла дверь в зал и спросила у родителей, можно ли ей позвонить Кейт Алфрик – узнать что-то насчет домашки по экономике. Отец сказал «можно». Наш телефон располагается в коридоре, – что делает его ужасно неудобным средством общения. Если я подкрадусь к двери своей комнаты – я услышу абсолютно все.
«Да, да, я получила твою Валентинку, и конфеты тоже, но я звоню не поэтому. Я хочу узнать – ты сдал?»
Пауза.
«Просто скажи мне, Эван! Сдал или нет?»
Пауза (кто такой Эван?).
«Отлично! Прекрасно! Фантастика! Если б не сдал, я б тебя задушила. Я не могу встречаться с парнем, у которого нет водительских прав».
(«с парнем»?, «задушила»?) Сдавленный смех и пауза.
«Нет! Нет! Он бы никогда…»
Пауза.
Джулия издала звук «пфффф» – который она всегда издает, когда ужасно завидует. «О господи, ну почему у меня нет неприлично богатого дядюшки, который дарил бы мне спортивные машины? Может одолжишь мне одного из своих? Да брось, у тебя их больше, чем нужно…»
Пауза.
«Еще как! Может в субботу? Аххх, у тебя же утренние занятия, все время забываю…»
Утренние занятия в субботу? Этот Эван должно быть из Ворчестерской школы для мальчиков. Шикарно.
«… в кафе «Рассел и Доррел». Час тридцать. Кейт подбросит меня».
Коварный смешок Джулии.
«Нет, я определенно не возьму его с собой. Оно проводит каждую субботу по своему, ну знаешь: лазает по деревьям и роет норы».
Звук Девятичасовых новостей заполнил коридор, когда дверь в зал открылась. Джулия резко изменила интонацию: «Да, Кейт, я совершенно не врубаюсь в девятый вопрос. Мне лучше проверить твои ответы перед тестом. Хорошо. Угу. Спасибо. До завтра. Спокойной ночи».
– Разобралась? – Спросил отец.
– Почти. – Сказала Джулия, застегивая свой пенал для карандашей.
Джулия – гениальная лгунья. Она хочет стать юристом, и она уже получила пару предложений из серьезных мест. Мысль о том, что кто-то захочет поцеловать мою сестру, вызывает у меня рвотные рефлексы, но, странное дело, – несколько старшеклассников постоянно вьются вокруг нее. Готов поспорить, что Эван – один из тех сверх-уверенных в себе парней, что носят кожаные куртки, остроносые ботинки и укладывают волосы гелем. Готов поспорить, Эван говорит длинными, грамотно построенными предложениями, совсем как мой двоюродный брат Хьюго. Грамотная речь всегда звучит внушительно, как приказ.
Только Бог знает, кем я стану, когда вырасту. Но не юристом, это точно. В суде ты не можешь позволить себе заикаться. И в классе тоже. Мои одноклассники распнут меня. В мире не так уж много профессий для неразговорчивых людей. Я не могу быть профессиональным поэтом, потому что мисс Липпеттс однажды сказала, что никто сегодня не покупает книги поэтов. Я мог бы быть монахом, но церковь – это та-а-ак скучно. Когда я был младше, мама заставляла меня ходить в Воскресную школу, и это превращало каждое мое воскресное утро в настоящую пытку скукой. Через пару месяцев даже маме это надоело. Нет, я не смог бы стать монахом – быть запертым в монастыре равноценно самоубийству. Как насчет смотрителя маяка? Но нет – все эти бури, закаты и стопки «журналов смотрителя» закончатся в итоге тотальным одиночеством. Но с другой стороны одиночество – это то, к чему мне надо начинать привыкать уже сейчас. Ни одна девушка не пойдет на свидание с заикой. Ни одна девушка не захочет танцевать с заикой. Последняя песня в Блэк Свон Грин закончится раньше, чем я успею закончить вопрос: «п-п-п-потонцуешь с-с-со м-м-мной?» Или – что если я начну заикаться прямо у алтаря и не смогу произнести даже банальное «согласен»?
– Ты подслушивал?
Джулия стояла, оперевшись плечом о дверной косяк.
– Что?
– Я спросила: ты подслушивал, когда я говорила по телефону?
– Ты говорила по телефону? – Мой ответ был слишком быстрым и слишком невинным.
– Я считаю, что право на личное пространство – это неотъемлемое право каждого. – От взгляда Джулии мое лицо не просто покраснело – оно почти задымилось. – Если бы у тебя были друзья, и ты хотел бы поболтать с ними по телефону, я бы не стала подслушивать. А знаешь почему? Потому что этим занимаются только жалкие червяки.
– Я не подслушивал! – Как же жалко это прозвучало.
– Тогда почему твоя дверь была закрыта три минуты назад, а сейчас – широко распахнута?
– Я не – (Палач схватил слово «знаю», и мне пришлось оборвать фразу на середине). Какое тебе дело до моей двери? Здесь душно! Это все сквозняк.(Палач оставил «сквозняк» без внимания).
– Ну конечно! У нас же тут такие ветры дуют, что я едва на ногах стою.
– Я не подслушивал!
Джулия долго молчала, потом спросила:
– Эй, а кто разрешил тебе брать моих Эбби Роуд?