Страница 17 из 19
— В том сила твоя, что ты не боишься трудностей, не боишься неизвестности.
— Одно только пугает, что всё это ново для меня. Привык я жить под покровительством родителей, слушаться их советов, вот и боюсь теперь положиться на себя, — в голосе Варфоломея сначала прозвучала грусть, затем в душе появилась надежда. — Теперь ведь ты мне вместо родителей, а посему надеюсь иметь в старшем брате-иноке верного спутника и опытного руководителя на новом многотрудном пути. Прошу тебя, брат мой любезный, пойдём со мной. Вдвоём будем искать место для пустынножительства.
Стефан предполагал, что Варфоломей может просить его пойти с ним, однако предложение это застало его врасплох. Он молчал, обдумывая, как ответить младшему брату, чтобы не обидеть его.
Душевная боль ещё не покинула Стефана после смерти любимой жены Анны, ушедшей из жизни в двадцать три года вскоре после рождения сына. Тоска по ней терзала его так, что он бежал от неё, оставив малолетних детей на попечение семьи брата. Он знал, что о них заботятся, как о собственных, однако это не утешало его и не могло избавить от душевных мук. Живому трудно принять внезапную, поэтому ещё более жестокую смерть любимого человека, теперь ещё потерю дорогих родителей. Живое сердце будет скорбеть и оплакивать родных, пока всё не залечит время.
— Брат мой, ведь я недавно был простым мирянином. В монастырь поступил не столько по влечению чистой любви к Богу, сколько потому, что сердце моё было разбито горем, искало врачевания в тишине святой обители.
— Но ты ведь стал монахом и уже почти целый год служишь Богу.
— Желание моё было пройти обычный путь жизни монашеской в стенах монастырских. Не мыслил я принимать на себя подвига выше меры своей.
— Прошу тебя, брат мой любезный, пойдём со мной, не оставь младшего брата своего в его стремлении посвятить свою жизнь служению Богу, — с мольбой в голосе сказал Варфоломей и, немного подождав, добавил, глядя с надеждой на Стефана: — Что ответишь ты мне?
Стефан задумался. Он хорошо знал стремление брата посвятить жизнь свою служению Богу и поддерживал его в этом. Он также знал, что не может оставить младшего брата, враз лишившегося родителей, одного в начале неизвестного пути. Стефан уже решил идти с ним, но его пугала приближающаяся зима. Надеясь перенести время ухода в пустыню на весну и заодно дать Варфоломею возможность ещё укрепить дух свой перед предстоящим ему великим трудом, Стефан сказал:
— Теперь домой иди. Подумай о скорой зиме, сколь трудной, а может, невыносимой она будет. Ещё есть время помыслить о деяниях своих и тебе, и мне. Божья воля направит нас на путь истинный.
— Для себя я всё решил, ничто меня не удержит, — твёрдо ответил Варфоломей. — Мысль моя уже витает в дебрях пустынных. По истечении сорока дней я опять приду умолять тебя.
— Хорошо, тогда всё и решим. — Стефан повернулся и не спеша направился в сторону ворот.
Некоторое время братья шли молча. Только у ворот Варфоломей спросил:
— Скажи, что будем делать с хозяйством родителей наших?
— Что предлагаешь ты?
— Господь сказал: аще кто грядет по Мне и не отречётся всего своего имения, не может быть Моим учеником. Следуя слову Божию, разумно нам с тобою передать нашему меньшому брату Петру всё, что осталось после родителей.
— Делай так, знать, на то воля Божия. Петру и детям подспорье будет, — сказал Стефан равнодушно.
— Спасибо, брат, за понимание. Теперь пойду я, путь не ближний.
— Спаси тебя Господи. Иди.
Варфоломей быстро зашагал по дороге от монастыря.
Пока совершалось установленное Церковью поминовение новопреставленных, молитву об упокоении душ своих родителей Варфоломей соединял с делами милосердия.
В один из дней во двор вошли четыре странника, остановились и посмотрели по сторонам. Увидев в окно гостей, Варфоломей вышел им навстречу и пригласил в дом. Войдя в горницу, странники сняли шапки, перекрестились, положили у порога котомки и посохи. Возраста странники были неопределённого и вида неопрятного: волосы на головах и бороды всклокочены, давно не чёсаны, одежда потрёпана, в заплатках.
— Присядьте, гости дорогие, отдохните и отведайте кушанья нашего.
— А где руки смыть можно? — спросил один из странников.
— Вон там, — Варфоломей указал на рукомой у входа с висевшим рядом полотенцем.
Пока странники приводили себя в порядок, мыли руки, разглаживали мокрыми руками бороды и причёски, Варфоломей приготовил трапезу.
Ели странники молча, степенно, не спеша, не оставляли на столе ни единой крошки, тщательно подбирали с мисок. Варфоломей подавал им еду и внимательно, с грустью наблюдал за ними.
По манерам странников, по их натруженным рукам можно было понять, что некогда они были приучены к труду, вели хозяйство, имели семьи. Что могло с ними случиться? Какая страшная напасть вывела их на бесконечную дорогу? Какие обстоятельства выгнали их из домов и разлучили с родными и близкими? Какие роковые события определили их судьбу: войны и распри князей, цепляющихся за свой стол; произвол и поборы княжеских и боярских служивых людей; жадность богатеев, готовых на любое преступление ради увеличения своего богатства? Почему они — бездомные странники в своём отечестве? Чем эти несчастные провинились перед Богом, за что Он отвернулся от них? Такие мысли возникали в голове Варфоломея, но он не находил ответа.
Гости закончили трапезу, встали, помолились.
Самый пожилой из них и, видимо, старший в группе вышел из-за стола, повернулся к Варфоломею и, низко поклонившись, сказал:
— Покорно благодарим, кормилец ты наш. Дай Бог тебе здоровья, светлая ты душа. Век помнить будем доброту твою. Пора нам и честь знать, пойдём мы.
Другие странники тоже встали, крестились и кланялись.
— Подождите, люди добрые. Скоро зима, а одежда ваша к холодам непригодна. Прошу вас нижайше, возьмите вещи тёплые, — ответил Варфоломей и вышел в соседнюю комнату.
В ожидании его возвращения странники с любопытством смотрели по сторонам. Один из них подошёл к столику у окна и стал листать лежавшую на нём книгу.
— Что там? — спросил его старший.
— Святое Евангелие. Видать, благодетель наш почитает учение Господнее.
В горницу вошёл Варфоломей, вынес зимние вещи отца и Стефана, положил их на скамейку:
— Не взыщите, люди добрые, это всё, чем я богат.
Разбирая вещи, странники наперебой благодарили хозяина. Уложив подаренную одежду в котомки, перекрестившись перед иконами и поклонившись Варфоломею, странники покинули гостеприимный дом, чтобы продолжить свой трудный, неведомый путь. Они не знали, куда идут, только Господь знал, куда приведёт их эта дорога.
Варфоломей убрал со стола, отнёс посуду на кухню, возвратился в горницу и вошёл в моленную. Взяв с полки
книгу, положил её на аналой, открыл, задумался, пришёл в себя и начал читать:
— «Приидите ко Мне, вси труждающиеся и обремененнии, и Аз упокою вы», — он оторвал взгляд от страницы и посмотрел на иконы. Некоторое время напряжённо размышлял и наконец со страстью в голосе произнёс: — Я, я из числа сих труждающихся и обремененных. — Помолчал и продолжил: — Чувствую в себе силу страстей, совесть моя трепещет суда Божия. Сосуд избранных, апостол Павел говорит о себе, что он — первый из грешников. А мне что иное о себе сказать? И внешние обстоятельства своею прискорбностью гонят меня в пустыню.
Немного подумав, Варфоломей продолжил чтение:
— «Се удалюся, бегая, и водворюся в пустыни, буду чаять Бога, спасающего мя от малодушия и от бури!» — снова помолчал, полистал книгу. — «Аще кто грядет ко Мне и не отречётся всего своего имения, не может быть Мой ученик», — Варфоломей замолк, размышляя.
В горнице хлопнула дверь. Варфоломей перекрестился и вышел из моленной. У входной двери стоял Пётр.
— Хорошо, что пришёл, я как раз собирался к тебе, — сказал Варфоломей. — Завтра сорок дней со дня кончины родителей, надо посетить их могилы.