Страница 20 из 53
Группа физиков во главе с Рышардом Недзвецким предложила вернуться к заброшенному было направлению — полетам с околосветовыми скоростями, при которых стоило поискать приемлемый баланс между временем отсутствия астронавтов на Земле и субъективным временем полета. Изучить все тонкости поведения Пространства и человеческого организма на скоростях, предельно близких к световой. Создали институт; станция для него была построена на околоземной орбите и отпилотирована к «постоянному месту работы», между орбитами Юпитера и Сатурна. Так далеко — во избежание опасностей от рискованных экспериментов, могущих вызвать локальные пространственно-временные возмущения.
В частности, физики, пилоты, врачи и философы «Баярдены» пытались опытным путем установить, является ли скорость света действительно незыблемым пределом, «стеной бесконечной толщины», или же это всего лишь барьер, подобный тем, которые приходилось преодолевать авиации в двадцатом веке.
Станция была велика. Андрей постепенно знакомился с ней. Сегодня, отпущенный после очередной «лекции», он забрел на стартовую палубу. Палуба эта, в сущности, была огромным балконом, выступающим в стартовый зал. В дальнем конце зала Андрей видел матово-черные мегабаровые тела раскрытых кванторов. На них ему предстояло летать к световому барьеру. Ребята рассказывали, что первые кванторы прибывали с завода в обычной металлической обшивке. Но после двух-трех полетов обшивка полностью выгорала. Оставался чистый, непроницаемо-черный, ничего не боящийся мегабар.
Зал был накрыт прозрачным изостеклолитовым куполом. Глядя на черное небо, усеянное немерцающими звездами, молодой пилот вспомнил свой первый день на станции. Его принял директор института, сам Рышард Недзвецкий. Он оказался невысоким морщинистым человеком с шарообразной лысой головой и резким металлическим голосом. Взял у Андрея карту, вставил в прорезь монитора. Внимательно просмотрел то, что открылось на экране. Коротко спросил:
— Брат?
— Да, — столь же коротко ответил Андрей.
Его старший брат Алексей Варенцов недавно ушел к Веге вторым штурманом звездолета «Тиллерна» в экипаже знаменитого Владимира Амбурцева. Алексей в свое время и посоветовал младшему идти на пилотское отделение: больше шансов, что в дальнейшем доведется летать вместе.
Директор набрал код связи.
— Юрий Николаевич? Вы в курсе, что у нас новенький пилот?.. Направляю к вам. Устройте его. Прочитаете вводный теоретический курс, погоняете в тренажере, дадите два учебно-ознакомительных полета. Все.
Он повернулся к Андрею.
— Идите в комнату двести тридцать девять, Варенцов. Надеюсь, будете достойны брата.
В коридоре, проходящем мимо стартовой палубы, ему встретились летчики.
— Что, Андрюха, звезды считал? — спросил старший пилот Юра Мартынюк, «тот самый» Юрий Николаевич, наставник.
— И звезды, и вообще… — ответил Андрей.
— Ну, добро. Это нам полезно.
Юра Мартынюк был богатырского сложения мужчина, рыжий, с выступающим подбородком, с лукавинкой в серых глазах. Он был очень силен. Мог сколько угодно раз подряд подтянуться на одной руке. Или согнуть и выпрямить отработанный ферротитановый стерженек. Андрей, и сам не обиженный силушкой, только удивлялся Юрию.
— Командор, давай я его к Альбериго свожу, — сказал маленький Рамон Контрерас.
— Он разве его не видал?
— Нет, — сказал Андрей.
Рамон повел его в медсекцию. За столиком сидела девушка в белом халате. Она широко раскрыла глаза на Андрея. Потом строго взглянула на Рамона.
— Вы опять к нему?
— Роза, мы на минутку. Вот, покажу новенькому. Кстати — это Андрей, это Роза.
— Очень приятно… — в один голос сказали представленные.
Рамон и Андрей вошли в маленькое, все какое-то серебристое помещение, в котором стояла длинная кровать-саркофаг. На ложе неподвижно вытянулся во весь рост наполовину прикрытый белой тканью огромный мулат с черными усами. Глаза его были полуоткрыты. Рамон склонился над ним, всмотрелся, четко произнес:
— Альбериго!
По телу великана прошла судорога. Рот оскалился, в уголках показалась слюна. Раздался стон, похожий на рычание… Заглянула Роза.
— Идите, идите отсюда! Вы только хуже делаете.
Рамон потянул Андрея за собой. В коридоре Андрей вопросительно посмотрел на своего спутника. Лицо Рамона словно окаменело: продолговатые черные бачки, маленький твердый рот…
— Наша работа… — выговорил он. — Всяко приходится возвращаться из полетов. Иногда итак…
— Что с ним? Впал в кому?
— Какая, пор дьяболо, кома… Просто спит и проснуться не может. Летаргия, не летаргия… Когда возвращался — молча пролетел мимо. Пришлось нам с Шериданом ловить его. Еле нашли. Прибуксировали, сделали принудительную швартовку. Вскрыли квантор — и увидели его вот такого…
— И что теперь будет?
— Через пару недель приходит «Сибэрд». Увезет на Землю, с врачом… Только ты лишнего не думай, Андрес. В учебно-ознакомительных полетах ничего такого не случается. А в рабочих — как сам себя поведешь.
— Да я и не думаю…
— Тебе какой предел скорости Юра задал?
— Двести шестьдесят.
— Ну, это ерунда…
Питаться можно было у себя в каюте. Но Андрей предпочитал кафе: гораздо интереснее. Он смотрел на каждого посетителя и старался угадать, кто он: ученый, технарь, врач, связист… Летчики узнавались по глазам. Впрочем, их было не больше полутора десятков, и Андрей уже знал всех. Но вот этого человека, только севшего к нему за столик, по глазам — явного пилота, он не знал. Человек внимательно и приветливо смотрел на Андрея. У незнакомца было худощавое загорелое лицо, светлые волосы ровно лежали на лбу.
— Простите, вы Андрей Варенцов?
— Да, — несколько удивленно ответил Андрей.
— Я Дэниэл Хартфорд. Группа философов.
— А мне показалось, вы пилот.
Хартфорд засмеялся.
— Я время от времени летаю. И сижу на сопровождении. В частности, завтра полечу. Согласитесь, Андрей, философ должен на своей шкуре испытать то, о чем он, м-м-м… философствует. Всячески пытаюсь убедить в этом наших. И в результате… пилотское свидетельство только у меня одного.
— Не проникаются?
— Нет. Ноя понимаю, к пилотированию тоже должна быть внутренняя склонность. Тем более здесь полеты особые.
— Точно, особые. Ребята все глядят на меня этими глазами, словно боги. Извините, и вы тоже, Дэниэл.
— Ах, глаза… Мы не виноваты, Андрей. Это скорость, световой барьер награждает. Я боюсь, не становимся ли мы и внутренне, в душе несколько другими. И в какую сторону меняемся, вот вопрос! И когда это вылезет.
— Я пока ничего не замечаю.
— Это пока… Данное явление имеет место всего полгода.
— Дэниэл, вы говорите «барьер». Значит, уже установлено, что это именно барьер? Который можно преодолеть?
— Существуют разные точки зрения… Я расскажу, Андрей. Вы пилот и должны знать. Никакого документального, приборного подтверждения того, что скорость света нами в полетах превышается, нет. Просто… после определенных действий, предпринятых пилотом, с ним пропадает связь. И с этого момента у него в кванторе «замирают» приборы.
— Перестают работать?
— Да. Работают только механические часы. Но их показания совершенно непредсказуемы. И не поддаются систематизации. Потом пилот повторяет все действия в обратном порядке — восстановилась связь, стрелки и дисплеи ожили, и можно возвращаться домой.
— А что говорят ученые?
— Ученые, в том числе и Рышард Станиславович, считают, что раз приборы ничего такого не показали, значит, и перехода через барьер не было. А пилоты уверены, что систематически бывают за барьером.
— А вы, Дэниэл?
— Скорее да, чем нет. Мы пытались доказывать, подробно рассказывали, как это происходит. Показывали зарисовки звездного неба. Съемки-то результата не дают, в аппаратах ничего не остается. Но физики убеждены, что это не более чем глюки пилотов. Перед каждым полетом и после него нас стали гонять к психологам. Якобы околосветовые скорости влияют на психику.