Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 9 из 9



У политологов, конспирологов, нумерологов, представителей прочих увлекательных интеллектуальных занятий, возможно (и скорее всего), будет иная точка зрения на происходящие мировые процессы. Однако с позиции экономической теории темпоритм глобальных перемен видится именно таким.

Предстоящие сдвиги в экономической, а затем и в политической конструкциях некоторых государств станут проявлениями объективных историко-экономических процессов. Предтечей, как и в прошлые времена, будет глубочайший экономический кризис: хозяйственный упадок, техногенные аварии, растущий недостаток бюджетных средств с сопутствующими увеличением налогообложения и девальвацией национальных валют, ускорение инфляции и безработицы. Возможные социальные потрясения, как всегда, непредсказуемы.

Проблема не в том, что разработать и реализовать стратегию плавных изменений в общественной жизни невозможно, а в том, что каста посвященных ее объективно не воспримет. Среднесрочное будущее таких государств будет отягощено сразу двумя негативными обстоятельствами: трудностями трансформации власти, что связано с попытками узурпации руководящих полномочий правящей кастой (вплоть до массового неповиновения и вооруженных столкновений с оппозицией), и сопутствующим витком социально-экономического кризиса.

Глава 3. Общак

Приметами нынешнего времени в России можно назвать многое: углеводороды, коррупцию, офшоры, обналичку и даже потребительский бум. И все же эмблемой нашей эпохи, по крайней мере одним из ключевых ее символов, является общак (коллективные сбережения, «черная касса», общий котел – синонимичных оборотов много). Общак в России стал и «духовной скрепой», и несущей конструкцией, и связующей нитью касты посвященных, словом, важнейшим незаконным, зато легитимным общественным институтом.

Легендарный Александр Гуров[51], одним из первых на излете Союза приоткрывший завесу тайны над советской организованной преступностью, выделял две разновидности общаков.

Первая – общаки «на зоне», или лагерные общаки. Вклады в них поступали (и поступают) как деньгами, так и «натурой» – продуктами, сигаретами, теплыми вещами, бытовыми приспособлениями. Основными статьями расходов таких общаков были и есть дополнительное обеспечение осужденных, должностной подкуп охраны, а также поддержка родственников тех, кто отбывает наказание.

Вторая – общаки «на воле», или свободные общаки. Взносы в них через «звеньевых» и «бригадиров» приходили и приходят от членов преступных сообществ, занимающихся как незаконной предпринимательской деятельностью, так и традиционным воровским промыслом (в последние годы к источникам поступлений прибавились доходы от таких видов преступного ремесла, как рэкет, рейдерство, неформальный суд или выбивание долгов, так сказать, «частное коллекторство»). Спектр расходов общаковых средств огромен – от содержания «воров в законе» и финансирования подготовки к новым преступлениям до инвестиций в легальные, часто формально независимые от преступных группировок предприятия реальной экономики.

Сегодня многие эксперты смогут без труда назвать банки, когда-то «за недорого» купленные на средства общаков (в середине 90-х «цена» готового коммерческого банка составляла 1–2 млн долл.), а ныне прочно занимающие верхние строчки в топ-списках кредитных организаций. Общаковые деньги вложены в приватизацию или строительство объектов коммерческой недвижимости, в которых в наши дни ничего не подозревающие горожане обедают, назначают свидания, проводят деловые встречи. У всех на слуху крупнейшие российские компании, в обретении контроля над которыми в свое время активное участие принимали преступные группировки, причем не только силовыми, но и финансово-коррупционными методами.

Совокупный объем средств общаков точному подсчету не поддается, однако лишь вложения в земельные участки, коммерческую и жилую недвижимость, основные средства и финансовые структуры можно оценить во многие миллиарды долларов. Общаки – основа серого сектора российской экономики, чей удельный вес доходит, по разным оценкам, до половины ВВП (свыше триллиона долларов). Власть, конечно, «в курсе», однако предпочитает не замечать очевидного: во-первых, не буди лихо, пока оно тихо, а во-вторых, сама завязла по уши.

Краткое содержание предыдущих серий

Мнение, будто общак как российский институциональный феномен существует исключительно в параллельных преступных реалиях и к повседневной жизни никакого отношения не имеет, опровергается многочисленными историческими контраргументами. Следы «черных касс» можно найти в самых разных вехах русского средневековья, дореволюционного и советского общества.

Общаки, схроны существовали в России как минимум со времен татаро-монгольского ига. Наши праотцы, находившиеся под двойным гнетом удельных князей и татарских ханов, жили в постоянном страхе потерять последнее в результате либо грабительского обложения со стороны «оседлого бандита», либо катастрофических по последствиям набегов «бандита-гастролера»[52]. Стремясь иметь резервы на черный день, местные жители под страхом самых разных санкций постоянно и тайно держали про запас энное количество денег, продовольствия, предметов первой необходимости.

Обычай «заначить» сохранился и в Средние века, после устранения татаро-монгольской угрозы. На этот раз в роли «грабителя» выступали уже царская власть и ее наместники, устанавливавшие непомерные по содержанию, учащающиеся по регулярности и конфискационные по степени наказания за неисполнение поборы[53]. Доходило до того, что русские цари и их окружение физически уничтожали собственный народ за неповиновение и непослушание[54]. Общак часто служил последним способом спастись от голодной или холодной смерти.

Традиция неосязаемых властью коллективных сбережений сохранилась и в дореволюционные годы, подтверждение чему – многочисленные «закладки», до сих пор обнаруживаемые в ходе ремонтных работ или краеведческих экспедиций не только в реконструируемых и сносимых жилых домах, но и на пустующих землях и даже в современных общественных местах.



Доверие к власти – проблема для России историческая, и каждое новое поколение российских руководителей лишь подтверждает существующий разрыв государственной и общественной идеологий. И если в Европе или США закон и справедливость синонимичны, то в России это жесткие антагонисты.

После Октябрьского переворота градус недоверия между властью и обществом как минимум не снизился – например, общаковые по своей экономической природе кассы взаимопомощи были широко распространены практически во всех организациях советской непроизводственной сферы: школах, больницах, научных институтах и т. п. Сослуживцы регулярно сбрасывались в общий котел, и кто-то по очереди через определенные временные интервалы «срывал банк». При возникновении негативных материальных или личных обстоятельств последовательность нарушалась в пользу оказавшегося в трудной ситуации коллеги. И это в Советском Союзе, где человек человеку был друг, товарищ и брат!

Систематизация игнорируемого

Предпримем, возможно, первую в современной российской экономической теории попытку систематизировать роль общака как важнейшего института новой реальности. Но прежде констатируем: роль необлагаемого налогами, отсутствующего в отчетностях общака в современной России гораздо шире, чем простое перераспределение сбережений. Общак – это социальная традиция, передающаяся из поколения в поколение, от предыдущей общественной страты к последующей. Так что дилемма, перенимать у социума общаковый обычай или нет, перед уголовным миром не стояла: мало того что преступившие закон – это тоже часть общества, обладающая тем же менталитетом, так еще и неписаное правило заводить общак установилось отнюдь не вчера, а в ходе предшествующего развития страны. «Не мы вводили, не нам и отменять».

51

Генерал-лейтенант полиции и генерал-майор ФСБ, доктор юридических наук, профессор Александр Гуров – легендарный борец с организованной преступностью и коррупцией, автор (совместно с Юрием Щекочихиным) двух сенсационных статей в позднесоветской «Литературной газете» об организованной преступности в СССР: «Лев готовится к прыжку» и «Лев прыгнул!».

52

«Оседлый бандит» и «бандит-гастролер» – эпитеты, означающие прообразы государства как механизма насилия и принуждения, – вышли из-под пера американского экономиста Мансура Олсона.

53

К примеру, во время Северной войны (1700–1721) политика Петра I по отношению к купечеству отличалась крайней фискальной жестокостью. Для финансирования военных действий регулярно вводились новые налоги и повинности, проводились конфискации и преследования, сокращались источники накопления торгового капитала. Сокрытие части оборотных средств в те времена было нормой.

54

Описывая времена правления царя Ивана Грозного, историк Николай Костомаров приводит множество леденящих душу подробностей: после массовых пыток и убийств новгородцев в Волхове царь начал «ездить по монастырям и приказал перед своими глазами истреблять огнем хлеб в скирдах и в зерне, рубить лошадей, коров и всякий скот, купеческие товары, ломать дворы и хоромы, выбивать окна, двери в домах, истреблять домашние запасы и все достояние жителей. В то же самое время царские люди ездили отрядами по окрестностям Новгорода, по селам, деревням и боярским усадьбам разорять жилища, истреблять запасы, убивать скот и домашнюю птицу. Последствия царского погрома еще долго отзывались в Новгороде. Истребление хлебных запасов и домашнего скота произвело страшный голод и болезни не только в городе, но в окрестностях его; доходило до того, что люди поедали друг друга и вырывали мертвых из могил» (Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей: Избранные главы. – М., 2008. – С. 288–289).

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.