Покореженное эхо

Один лишь хитрец Вяткин успел обзавестись маленьким фотоаппаратом и незаметно для остальных делал снимки. С какой целью? Скорее всего, он сам этого не знал.

— Господа! Я собрал вас здесь, чтобы сообщить очень приятственную весть: к нам не приедет ревизор!

Начал свою речь Гортинский, когда все сели вокруг импровизированного стола на поляне участка, огороженного сплошным забором.

Тамада подвязался пестрым фартуком и по ходу следил за ароматными шашлыками, шипевшими над раскаленными угольями.

Марты сегодня в доме не было, она работала в городе.

— Итак! Победителей не судят! Мы сделали то, что не под силу всем крестным отцам великого Чикаго. Забудем об этом. Каждому из вас осталось выполнить небольшую работу, не связанную с криминалом, и мы можем покинуть Швецию со спокойной душой и сердцем.

— Ты сделал из нас гангстеров! — сорвалось у Пелевина.

— Хорошая оценка, Платоша. Кем ты у нас только не был, а теперь к твоим званиям прибавился титул гангстера. Так нас величает теперь мировая пресса.

Лучшее, чего ты добился бы в России, так это дешевой кликухи и звания «авторитета». Мы так мелко не плаваем. Грабить — так миллион! Спать — так с королевой!

— Возвращать картины уже поздно, — вмешался Сева Дикой. — Мы получим по двадцать пять лет. Это я вам авторитетно заявляю. Нашу банду даже я не взялся бы защищать. Гиблое дело.

— И все же лучше поздно, чем никогда.

— Что ты хочешь с ними делать? Продать? Перевезти в Россию? Утопия — заявил Евдоким Вяткин. Он провел все дни под одеялом с накрытой головой и вскрикивал по ночам, просыпаясь в холодном поту.

— Нет. В Россию мы их не повезем. Там нет стоящих покупателей. По сообщениям Марты, русских, которых она сопровождает, практически не досматривают на границе. Мировая практика Интерпола и полиции показывает, что русский криминал специализируется на вывозе из России ценностей, но не на ввозе. А если следствие и не исключает причастности русских к ограблению, то лишь как одного-двух соучастников и то не граждан России, а отщепенцев, проживающих на Западе. Изящность ограбления не имеет аналогов на территории России. Так что наша любимая родина стоит на сто двадцатом месте среди претендентов. Если мне не изменяет память, то и в плане экономического развития мы занимаем те же места.

— А что делать с Эль Греко? Картины камнем тащат нас ко дну, — не унимался адвокат. — Их надо сжечь, и только тогда мы будем по-настоящему свободны.

— Даже когда подгорает шашлык из бараньей вырезки, сердце кровью обливается, — философствовал Гортинский, снимая шампуры с мангала. — А сказать такое о бесценных шедеврах гениального художника — заведомое кощунство. Картины останутся в Швеции, но под нашим контролем. Через десять лет каждый из нас получит по миллиону долларов за проделанную работу. Закачик не может их продать раньше этого срока. Все мы люди обеспеченные и можем выжить в любой критической ситуации. Если через пару лет в моду войдет социальная драма на производственную тему, то я начну писать книги про Васю-сталевара. Каждый из нас выкарабкается. Но у каждого будет страховка на черный день. Миллион долларов — это деньги!

Наступило затишье. Жора Уваров разливал вино в стаканы, а Веня раскидывал по тарелкам шашлыки.

— А какие мы имеем гарантии? — спросил Назаров. — Я уверен, что нас вычислят и не дадут уйти. За мной была слежка в ночь ограбления.

— Не сомневайся в этом. Могу с уверенностью сказать, что слежку заметил только Паша Назаров. Так оно и должно быть. Потому что гарантии ищет Герман Шверник, а у нас они есть в виде шести картин. Он знает пятерых. Четырех человек, кому выслали приглашения, и меня. Он хотел знать и шестого исполнителя. Паша имел Шенгенскую визу в связи с частыми гастролями и приехал без приглашения. А Шверник должен знать всех, чтобы не дай Бог, не проколоться в ответственный момент. Он ничего не знает о седьмом, который не входил в план работы. И меня это устраивает. А участников ограбления он должен знать. И я постарался ему в этом помочь. Мне попросту его жаль. Он рискует больше нас. Я уверен, что Шверник установил видеокамеру в зале Эль Греко, и не ошибся. В левом углу зала горел красный огонек, который залепили изоляционной лентой. И все же он проглядывал. Утром Шверник забрал камеру, прибежав в зал одним из первых, и сделал вид, что принес ее с собой, чтобы заснять события. Вот почему я не предложил вам надеть маски. А из вас никто не додумался, что спрятать лицо маской никогда не помешает. Пусть Шверник хоть в чем-то считает себя умнее нас.

Вот увидите, перед отъездом он пришлет мне копию съемки на видеокассете, дабы напомнить, что и мы у него в ловушке. Так что, Паша, не особо переживай на счет слежки. За тобой наблюдал Шверник. А вот за Жоржем Уваровым, который привез картины сюда, никто не наблюдал. Здесь и будет наше хранилище в течение десяти лет, и знать о нем будем только мы. Семеро. А теперь предлагаю выпить. Шашлык стынет.

Спустя минут десять задумчивый Платон Пелевин, у которого лежал в тарелке остывший шашлык, неожиданно сказал:

— Сами того не понимая, мы вынесли себе смертный приговор. До приезда в Швецию, мы жили каждый по себе и были свободными людьми. Теперь мы сковали себя оковами обязательств, связанными с большими деньгами. Десять лет слишком большой срок, чтобы выдержать такое напряжение. А начнется все с элементарного недоверия и подозрений. Потом перерастет в непонимание и откровенную вражду. А чем это кончится, одному Богу известно.

— Неужели, Платоша, ты считаешь, что я не подумал о таких важных деталях — спокойно парировал Гортинский. — Идите за мной.

Хозяин проводил друзей в гараж, открыл потайную дверь, и они спустились в подвал. Перед ними возникла еще одна дверь, но даже по мимолетному взгляду на нее стало ясно, что открыть ее без ключа невозможно. На стальном корпусе находилось семь скважин. Гортинский достал ключ, вставил его в одну из них, несколько раз повернув, он потянул на себя массивную ручку и с усилием открыл створку толщиной в пятнадцать сантиметров.

Перед ними предстала небольшая комната с бетонными стенами. На полу лежали холсты, завернутые в рулон.

— Это Эль Греко. Каждый положит один холст в туб из нержавеющей стали, где картины сохранятся не хуже, чем в запаснике Эрмитажа. Здесь они недоступны.

Теперь взгляните на дверь. Тут стоит только один замок, а вырезов под замки семь, и каждый из вас получит размеры, которым должен соответствовать замок.

Каждый из вас закажет по этим размерам свой. Благо Швеция славится своими замками и мастерских в городе пруд пруди. Мы установим ваши замки в пустые гнезда и запрем дверь на семь замков. В итоге ни один из нас самостоятельно не сможет приехать в Швецию, вскрыть дверь и похитить картины. Только все вместе.

Ключи мы сложим в один ларец и отнесем в банк. Я уже нашел такой банк и сделал заказ на ячейку, которую мы абонируем на десять лет. В ячейке наборный электронный замок. Вы пропускаете через него свою карточку, замок считывает семь цифр, и ячейка открывается. Я попросил установить другой замок и сделать семь карточек. Электронное устройство будет считывать только одну цифру, закодированную в карточке. И пока все карточки не пройдут через замок и он не сосчитает семь цифр, ячейка не откроется. Таким образом, чтобы получить ключи от двери, каждый должен приехать со своей карточкой. Такая система не позволит ни одному из нас обойти остальных и воспользоваться случаем, чтобы забрать картины. О каком недоверии или подозрениях может идти речь. Мы одна команда, которая играет до конца, и никто никого не обойдет на повороте.

— Ну ты фантаст, Веня! — воскликнул Евдоким Вяткин. — Ну ты даешь!

Ему зааплодировала вся компания.

К шашлыку вернулись в бодром настроении и взялись за стаканы. Теперь их почему-то не мучил вопрос розыска преступников, которым занималась вся страна.

К заходу солнца у адвоката возник законный вопрос. Он привык любую сделку расценивать как юридический документ и предусматривать любые случайности и мелочи.