Погашено кровью

— Нет вопросов. Я понимаю, что вы не один завели маховик такой огромной машины. Я в эти дела не лезу Мне достаточно вашего слова.

— Ты должен торопиться, сынок. Цистерны со спиртом уже в пути. Мы не можем держать состав на станциях. Это опасно и дорого. Сырье должно перекачиваться в бочки и уходить на склады. Вот почему нам нужна железнодорожная ветка у завода. Грузовики дорого стоят, водители много болтают, ГАИ обнюхивает каждый вентиль. Зачем нам сокращать собственную прибыль?

— Это же бешеные деньжищи!

— В дальнейшем мы выкупим доли партнеров и останемся вдвоем. Тогда это можно будет называть высокопарным эпитетом «бешеные деньжищи!»

— Кто же продаст свою долю? Сумасшедший?

— У меня есть свои рычаги давления на партнеров, но у них нет таковых на мой счет. Старика запугать трудно, а они при власти и при всех регалиях. Им есть что терять.

— Опасно. Убрать могут.

— Нет. Рычаги сработают и после моей смерти. Схема сложная, и тебе не стоит забивать ей голову. Езжай домой, Бориска, и хорошенько проанализируй наш разговор. Тут есть над чем голову поломать. Денежки с неба не падают, их зарабатывать надо.

«БМВ» с темными стеклами доставил молодого адвоката до дома. Всю дорогу Борис Ефимов чувствовал себя на пять градусов выше нормы. Щеки горели, а мысли разлетались в стороны, как бильярдные шары. Сегодня он не в силах сосредоточиться.

Аббат Фариа дал ему карту острова Монте-Кристо, где хранятся сокровища.

В это время отец Бориса, Григорий Михайлович Ефимов, человек земной, без полетов фантазии, решал свои земные проблемы. Сегодня к нему пришел старый его друг, сослуживец и вместе с тем конкурент подполковник Саранцев.

Они, как это принято, спорили, грызлись и пили водку. Саранцев занимал должность заместителя начальника райотдела по оперативной работе, а Ефимов возглавлял следственный отдел. Сам начальник управления в спорах своих замов не участвовал. Полковник Федотов служил последний год и отдавал предпочтение рыбалке, дачному участку и внукам. Его не интересовало, кто из его замов займет его кресло. У кого клыки острее, тот и выскочит в дамки.

Ефимов не скрывал от домочадцев своих служебных тайн и разговаривал с коллегой на повышенных тонах, не смущаясь, что его голос услышат из любого уголка огромной пятикомнатной квартиры, которую он купил год назад. К тому же, кроме жены, никого в доме не было, а та не интересовалась делами супруга. Ефимову стукнуло сорок девять, а Саранцев месяц назад с помпой отметил свое пятидесятилетие. Чего бы им делить? Но вечная конкуренция привела к тому, что Саранцев всегда на полшага отставал от приятеля и позволял верховодить Ефимову, и каждый выпад принимал в штыки.

Не имел Саранцев жилки лидера и очень страдал от этого. Он завидовал решительности и напору приятеля, его бескомпромиссности, жесткости и смелости. Трудный соперник, но, говорят, в тихом омуте черти водятся.

Саранцев знал, что у Ефимова появились крепкие связи в министерстве. Очень сильная и мохнатая лапа создала им крепкую крышу, и теперь Саранцев в открытую подчинялся Ефимову. Он не забыл брошенную другом фразу: «Плохо работаешь, подполковник Саранцев. Выговор с занесением схлопотать можешь!» И Саранцев затаился. Он знал, что это не пустые слова. Такой выговор мог исходить с самых верхов, а значит, его работой интересуются либо о ней докладывают. Однако Саранцев не опускал руки и не ходил с поникшей головой.

Недаром он любил повторять успокаивающую фразочку: «Еще не вечер!» И произносил он ее, как правило, вечером, возвращаясь с работы домой после сумасшедшего дня.

На столе стояла полупустая бутылка с водкой. Грибочки, селедочка, картошка, капуста — полный джентльменский набор. Саранцев развалился на диване, а Ефимов расхаживал по комнате.

— Ты, Николай, совсем перестал мышей ловить, — разорялся Ефимов, размахивая пустым стаканом, который забыл поставить на место. — Четвертый этаж строишь на своей дачке. Увлекся бытом, а может статься, что на быт денег не хватит. Денежки надо зарабатывать, а не получать за так.

— Ишь ты, как заговорил. Ты-то свои хоромы уже построил. Хватит давить, Григорий! Продохнуть не даешь!

— Я не против твоих этажей, Коля. Но дело надо не забывать, а то недолго и в Бутырке проснуться одним чудесным утром. — Ефимов достал из кармана спортивных брюк аудиокассету и бросил ее на колени гостю. — Придешь домой и послушай, как твою банду бездельников в капкан заловили. Козлы! К клиенту домой пришли бабки выбивать, а тот их записал. Хорошо, что лох пришел к моим людям. А если бы у него ума хватило пойти на Петровку?

Саранцев усмехнулся.

— Но это же не доказательство. Пусть хоть фотографирует. Свидетели нужны!

— Свидетель есть. Он записал разговор твоих придурков с торгашом. Дело заводить будем.

— Ладно тебе, Гриша! Я их пугаю, а ты их в сети затаскиваешь.

Никто из этой мелюзги шуметь не станет по-крупному. Не дадим! В конце концов, ребята не вышибают деньги, прикрываясь удостоверением оперуполномоченного.

— Я же не об этом! Если ты не наладишь дисциплину в своем подразделении и кто-то из твоих архаровцев влипнет, то защиты не жди. Одно дело облава, другое дело разгильдяйство!

Ефимов хотел применить другие слова, но, покосившись на дверь, смягчил оборот. Он щадил уши жены: Галина Ефимова не переносила матерщины.

Саранцев заметил, что пары все вышли и его приятель созрел для следующей дозы. Он налил водку в свой стакан и не нашел на столе второго.

Ефимов так и ходил с ним по комнате.

— Стакан-то поставь, Цицерон!

Ефимов вздохнул и сел в кресло. Выпили. После бани и водки Ефимов всегда добрел, но ничего не забывал. Как-то шеф сказал ему: «А ты злопамятный тип, Ефимов». На что подполковник ответил: «Я не злопамятный, у меня память хорошая». Саранцев старался играть роль некоторого балансира. Он был совсем другим человеком. Для него самым важным в жизни оставалась семья. Жена и дочь.

За них он мог глотку перегрызть. Жене тридцать шесть, русская красавица с толстой русой косой и голубыми глазами. Дочь училась в десятом классе. Через месяц будет отмечать семнадцатилетие. Трудный возраст. Саранцев понимал, что день ото дня он моложе не становится, и приходилось приглядывать за своими девочками. Но он знал, что возраст компенсируется званиями. Супруга и так всем подругам давно говорит, что ее муж полковник, на ответственной работе дни и ночи проводит.

В квартире хлопнула входная дверь. У Ефимова вилка с грибом застыла в воздухе. Он встал, подошел к двери и распахнул ее.

— О, глянь, Колян! Ефимов-младший пожаловал. Главный защитник уркаганов. Мы их ловим, а он их отпускает. Ха!

Борис подошел к дверям кабинета, снимая по дороге соболью шапку Заглянув в комнату, он повернулся:

— Привет, дядя Коль! — Стрельнув взглядом на отца, тихо добавил: — Опять нажрался, ловец!

— Ну ладно, ладно, яйца курицу не учат, — попятился назад Ефимов-старший. — Ишь, как они быстро самостоятельными становятся. А давно ли на горшке под столом сидел?

Сын ушел в свою комнату, и лай Моськи его не беспокоил.

— Двадцать лет водили его за ручку по учителям, все деньги на профессоров угробили. Ты думаешь, это ты университет закончил? Это мать твоя его закончила. Она до сих пор каждого доцента по имени-отчеству помнит. И всем дай!… Оболтус!

Ефимов захлопнул дверь. В душе и на людях он очень гордился сыном, как полученным орденом. Но дух противоречия заставлял его протестовать, спорить, учить и восклицать.

Саранцев встал с дивана.

— Зря ты шумишь, Гриша. Борька — головастый парень, вот поэтому всех, кого мы ловим, он освобождает. Молодец! Он свою дорогу нашел. А вот мне все это еще предстоит.

— Дорогу искать? — удивился Ефимов.

— Дочь на дорогу выводить. С девочками трудней. Принесет в подоле, и кусай после этого локти. Строптивый у нее характер. Дикарка! А у тебя уже все проблемы позади.

Ефимов мотнул головой, как молоденький бычок, словно хотел стряхнуть с себя хмель. С этими словами нельзя не согласиться. Но судьба — коварная штука, и как любил поговаривать Саранцев: «Еще не вечер!»