Страница 11 из 21
Текст этих юношеских стихов Иосифа Джугашвили позволяет понять, что происходило в его душе в период формирования в нем предреволюционных воззрений.
У юного Владимира Ульянова в такие годы душа не была «отягощена» столь высокими романтическими настроениями. Даже в школьных сочинениях юного Ульянова невозможно обнаружить сострадание к своему народу, веру в светлое будущее своей отчизны.
Души этих двух людей переполняли довольно разные чувства. Разные это были люди.
Любопытно, что зарубежные исследователи у молодого Владимира Ульянова особых дарований не замечают, а про Иосифа Джугашвили пишут, что уже в детстве он был очень одаренным мальчиком: «Coco Джугашвили оказался не по годам развитым, способным в учении, энергичным, физически подвижным ясноглазым ребенком, большим любителем всяких забав» — читаем, например, у Р. Такера{39}.
Когда в мае 1899 года двадцатилетний Джугашвили ушел в профессиональную революционную работу, он был уже хорошо подготовлен к ней. 6 лет учебы в горийском духовном училище, которое он закончил в 14 лет, получив диплом с отличием, затем 5 лет учебы в Тифлисской духовной семинарии, находясь в которой он подпольно «перепахал» всю городскую библиотеку, — это была хорошая подготовка. Все сталинское биографы отмечают колоссальную работоспособность Сталина в плане самообразования, которое носило широкий гуманитарный характер. Его интересовало буквально всё — от неевклидовой геометрии Лобачевского и стихов Петрарки, сочинений Ф. Достоевского, А. Франса и других до К. Маркса, Энгельса, Гегеля, Ницше, российских и зарубежных историков и теоретиков военного дела, экономистов и т.д. Один из самых известных советологов Америки, профессор Гарвардского университета Адам Улам (1922—2000), писал по этому поводу, что «более прожорливого читателя», чем Сталин, он, пожалуй, и назвать не сможет.
Замечу попутно, что странно в этом свете выглядят утверждения Б. Елизарова в его книге «Тайная жизнь Сталина» (М., 2003) о том, что «интеллектуальная деятельность Сталина, частью которой была его историософия, имела откровенно прагматический и прикладной характер». Тем более странно, что далее автор этого полного самолюбования сочинения сам же и опровергает себя, когда вынужден признать, что Сталин с карандашом в руках «читал С. Соловьева и Карамзина, почитывал (?!? — Вл. К.) научную и художественную литературу о Карле Великом, Кромвеле, Наполеоне, Цезаре, Иване Грозном, Чингисхане и других исторических героях, любил историческую драму, оперу и кино» (с. 35). (Ничего себе — «почитывал»! — Вл. К.)
Причем Сталин практически все читал в подлинниках или цельных переводах и никогда не строил своих выводов о взглядах ученых, мыслителей, писателей, политических деятелей, инженеров только на основе чьего-то мнения или рецензий на их произведения.
У Ленина подход был иной. Если внимательно изучить 29-й том Полного собрания сочинений Ленина (так называемые «Философские тетради»), то поражает, сколь многим авторам он выносил окончательные оценки, знакомясь с их произведениями не в подлинниках, а через рецензии на их произведения.
Собственно говоря, и в целом-то образование Владимира Ульянова восхищения не вызывает. Исключенный из Казанского университета с первого курса в 1887 году, он потом в течение одного года подготовился и сдал экстерном экзамены по программе юридического факультета Петербургского университета. То есть полного курса обучения он нигде и никогда не получал, а самообразование, которым он занимался довольно много, было утилитарно узконаправленным — читал только то, что помогало в организации революционной деятельности.
Почему-то никто и никогда не обращал внимания на то, что В. Ульянов никогда систематически ничему не учился. Между тем подготовка к сдаче экзаменов в экстернатуре никогда не может заменить многолетнего общения с преподавателями в непосредственном контакте обучения, когда от профессора к студенту передаются не только знания, но и мировоззренческие, нравственные вещи.
Между тем хорошо известно, что ничто не может заменить и многолетнего жития в студенческой среде, общения в непосредственном контакте среди равных, когда непрерывным потоком идет взаимообогащение знаниями, когда многие завихрения в мозгах исправляются твоими же товарищами-студентами. Всего этого благотворного процесса молодой В. Ульянов был лишен. Сдающий экзамены за университетский курс экстерном — это своего рода гомункулюс из пробирки, лишенный жизненного опыта своих родителей. Экстернат оправдан, если это второе высшее образование.
Хорошо знаю это из своего личного опыта. Получив базовое образование в течение почти 6 лет на философском факультете МГУ им. М.В. Ломоносова, я факультативно учился (и сдавал экзамены) на экономическом факультете того же университета. Но там я получал лишь знания в, так сказать, чистом виде. Слушал лекции профессоров и участвовал в работе на их семинарах (Драгилев, Руденко, Немчинов, Тронев и др.), но в студенческой жизни экономфака не участвовал. Много позже, спустя много лет, я осознал, что это был минус в моем экономическом образовании.
По широте и глубине освоенных знаний, по своему кругозору Сталин был на голову выше человека, которого он публично иначе как учителем не называл. Впрочем, систематического образования недоставало и Сталину. Этот недостаток всю жизнь давал о себе знать, относилось ли это к политическим выступлениям или теоретическим работам. Особенно заметно это проявилось в его последней работе «Экономические проблемы социализма в СССР» (1952 г.). И хотя в 1949—1950 годах академик АН СССР Н.А. Вознесенский, написавший к этому времени 800-страничный труд «Политическая экономия коммунизма», в длительных, многочасовых личных беседах со Сталиным на Ближней даче последнего сделал максимум возможного для повышения экономического образования генсека, Сталину это не помогло.
БУДУЩЕЕ РОССИИ КАЖДОМУ ВИДИТСЯ ПО-СВОЕМУ
История личных взаимоотношений Ленина и Сталина по-настоящему до сего дня еще не написана. Частично эта лакуна заполнена в моей предыдущей книге о Сталине{40}.
В советское время историки практически не затрагивали тему идейных разногласий между Лениным и Сталиным. А они были, и достаточно глубокие и принципиальные. Это обстоятельство ярко проявилось еще в 1913 году, во время работы Сталина над очерком «Марксизм и национальный вопрос», которая была им написана по прямому поручению Ленина.
Ильич высоко оценивал эту работу. И не только он. Уже в период своей высылки из СССР Л. Троцкий писал: «На основании одной этой статьи размером в 40 печатных страниц можно было бы признать автора выдающимся теоретиком»{41}.
Между тем в этом небольшом очерке прослеживаются корни глубокого и острого конфликта между двумя вождями, который в 1922—1923 годах едва не закончился полным разрывом отношений между ними.
Ленина в этот период интересовал вопрос захвата власти в России, для чего ему была необходима теоретическая разработка тезиса о неприемлемости раздробления революционной партии по национальным отрядам. Сталин согласился этот тезис теоретически обосновать в своей работе, но, в отличие от Ленина, кавказский революционер смотрел гораздо дальше. Будущего генсека правящей политической партии интересовало, каким должно быть государственное устройство страны после победы революции.
Исходя из многонационального этнического состава Российской империи, ленинский протеже в своем очерке обосновал тезис о неприемлемости для России федеративного устройства. «Организационный федерализм, — писал он, — таит в себе элементы разложения и сепаратизма… Полное обособление, полный разрыв — вот что показывает “русская практика” федерализма».
Выступив за соблюдение прав национальных меньшинств (национальные школы, родной язык, свобода вероисповедания), Сталин четко сформулировал мысль о том, что после победы революции для любой нации в рамках России речь не может идти ни о какой форме национального самоопределения — только «культурно-национальная автономия». Мы должны исходить из «целости государства национальностей, — пишет Сталин, — самоопределение же выходит из рамок такой целости. Национальная автономия противоречит всему ходу развития наций… Непригодная для настоящего, национальная автономия еще более непригодна для будущего, социалистического общества»{42}.