Анжелина и холостяки

Почему-то казалось, что если ему не удастся подняться сейчас, то он уже никогда не сможет встать. Фрэнк протянул руку, нащупывая стул, ухватился за сиденье и попробовал опереться на него. Тут его настигла вторая волна боли. Голова запрокинулась и со стуком ударилась о столешницу. Сквозь туман полыхнуло пламя. Фрэнк закричал бы, но не смог сделать вдох.

Какой-то неожиданно острый рефлекс подбросил его на обе ноги. Его пошатывало, он почти терял сознание от недостатка кислорода, от мучительной давящей боли в груди, а теперь еще и от удара головой. Происходящее было ни на что не похоже, казалось нереальным; Фрэнка качало из стороны в сторону, он пытался уцепиться за что-нибудь для опоры.

Взгляд остановился на торте.

Шедевр Анжелины в ореоле лунного света, окруженный сияющей дымкой, манил к себе, поблескивая глазурью. Фрэнк снова пошатнулся, но каким-то чудом сумел опуститься на стул, и теперь вожделенная цель находилась на расстоянии вытянутой руки.

Словно ребенок, он потянулся через весь стол, зачерпнул пальцами это сладкое, ореховое, хрустящее, сочное лакомство и отправил его в рот. Умиротворенно улыбнулся. Абсолютное шоколадное счастье.

Его последний вздох был вздохом чистого наслаждения.

Глава 2

Жизнь продолжается

Анжелина проснулась от ощущения пустоты в постели – внезапно, точно ее толкнули. За окном темно, луна скрылась. Сначала она подумала, что Фрэнк задремал внизу на диване перед включенным телевизором. И спустилась в гостиную с одеялом, которое он вечно забывал. Но диван был пуст, и она решила проверить кухню. Еще от порога она заметила торт на столе и тут же разозлилась. Раздражение усилилось, когда она увидела вмятину сбоку.

Что он себе позволяет? Войдя в кухню и разглядев в темноте мужа, задремавшего рядом с тортом, Анжелина смягчилась. Фрэнк казался таким милым и смирным. Так и уснул сидя. Придется его разбудить, чтобы проводить, полусонного, обратно в кровать.

В приступе паники, который затянулся на несколько минут, она разбила стакан и порезала руку. Но все же сумела набрать 911 и прокричать что-то про «мой муж»; после она так и не смогла вспомнить, что именно говорила. Осколки стакана удалось собрать, но руки при этом тряслись так сильно, что времени ушло немало. Порез оказался неглубоким, и кровь остановилась сама собой.

Сколько времени она ждала, неизвестно; может, двадцать минут, а может, и двадцать часов. Знала только, что рыдала так страшно, что испугалась, не разорвется ли что-нибудь у нее в груди. Плакать она перестала, но тут же подумала, как бы ее не стошнило. Добравшись до ванной, она слегка успокоилась. Умылась горячей водой, но не решилась взглянуть на свое отражение в зеркале.

Потом вернулась в кухню. Хотелось прикоснуться к нему – не попрощаться, нет, но убедиться… она нежно стерла крошки торта с его губ… уже почти утро, на подбородке успела пробиться щетина. Взъерошила любимые волосы, на ощупь они были все такими же. На миг задержала руку на его плече. Отошла и беспомощно посмотрела в окно. Она не хотела оставлять его одного.

Вскоре прибыла «скорая». Приехал полицейский, Кенни Девин, – именно он принял ее звонок, а с Фрэнком они учились в одной школе. На первый взгляд Кенни был слишком толстым и неповоротливым для полицейского, но любой, кто играл с ним в футбол, мог подтвердить, что на самом деле он подвижный, как ртуть, и при этом жесткий, как двухдолларовый бифштекс. Осторожно взяв Анжелину за руку, он увел ее из кухни, пока уносили тело. А потом приготовил ей чашку чая, который она так и не выпила, и сидел рядом до самого утра. Кенни был знаком с семьей и сам позвонил матери и братьям Фрэнка, чтобы сообщить им трагическую новость. Он подождал, пока Анжелина оденется, и отвез ее к свекрови прямо в патрульной машине. Анжелина осталась там вплоть до похорон.

Мама Джиа, мать Фрэнка, оградила Анжелину от наплыва посетителей, объявившихся на пороге, едва разнеслась весть о смерти Фрэнка. В дом впустили лишь Джо, ее второго сына, отца Ди Туччи, похоронного агента из конторы «Ди Грегорио» и парочку близких подруг Мамы Джиа – те понимали, когда надо говорить потише, когда побыть в комнате с родными, а когда лучше уйти. Организацию похорон взяли на себя Джо и его жена Мария, а выражения сочувствия и предложения помощи от соседей Джиа принимала сама.

Заботы помогали Джиа справиться с горем и чувством утраты. Она была уверена, что внутренние силы, вера и жизненный опыт поддержат ее, она сумеет пережить даже страшное несчастье – потерю сына. И больше беспокоилась об Анжелине, чем о себе. Джиа опасалась, что та Анжелина, с которой можно было воскресным днем после мессы поболтать обо всем на свете над кастрюлей с минестроне, исчезла и больше уже не вернется.

На следующий вечер, вся в черном, накрыв голову черным кружевом, Анжелина, чувствовавшая себя больной и измученной, ждала машину, которая отвезет их с Джиа в «Похоронную контору Ди Грегорио». Ей казалось, что она сама вот-вот покинет этот мир.

«Судьба настигает тебя, – думала она. – Судьба настигает тебя, и в ее распоряжении землетрясения, наводнения, пожары и внезапные смерти. Ты можешь попытаться противостоять, но это бесполезно». Но если бы она знала, что муж среди ночи спустится вниз и никогда больше не поднимется обратно по этим ступеням, она бы рухнула на колени и со всей страстью, до разрыва сердца, молила бы о землетрясении, наводнении или пожаре.

Жизнь и прежде наносила ей удары исподтишка. Сразу после того, как она поступила в кулинарную школу, тяжело заболела мать, и Анжелине пришлось отказаться от своих планов. Три года она ухаживала за Эммалин, пока в конце концов та не ушла – тихо, мирно, во сне. В следующие полгода у ее отца, Ральфа, начала развиваться тяжелейшая деменция, а два годя спустя инсульт унес и его. Она никогда не жалела о времени, отданном уходу за стариками, – она любила родителей, с нежностью хранила воспоминания о них, и здоровых, и уже больных. Но к тому моменту, когда оба умерли, сама она растеряла все свои амбиции и мечты. А потом встретила Фрэнка, и радостей совместной жизни с ним было более чем достаточно для счастья.

На церемонии Грегори Ди Грегорио, директор похоронной конторы, почтительно приблизился к Анжелине. Не за горами был его девяностый день рождения, но старик встречал его с прямой спиной, ясными глазами, аккуратно подстриженной пышной шевелюрой, уложенной по моде его молодости. Его сыновья, неизменно учтивые и обходительные, усадили Анжелину со свекровью в небольшом алькове, рядом с молодым приходским священником. Мистер Ди Грегорио хранил в памяти истории длинной череды семейств, прошедших через врата его заведения.

– Миссис Д'Анжело, позволите присесть к вам на минутку?

Обернувшись, Анжелина чуть плотнее натянула черную шаль, покрывавшую плечи.

– Разумеется, мистер Ди Грегорио. И благодарю вас. Все выглядит замечательно.

– Спасибо на добром слове. Я очень сочувствую вам. Ваш муж был прекрасным человеком, я хорошо знаком с его семьей. Нам всем будет его не хватать.

Анжелина уже не в первый и не в последний раз заметила, что никто из обращавшихся к ней не называет Фрэнка по имени. Словно люди инстинктивно чувствуют, как больно ей это слышать.

– Я потерял свою жену, Флоренс, еще в молодости, – продолжал он. – И сорок лет живу один. Никогда больше не женился. Когда начинаю тосковать по ней, я читаю молитву, и сразу становится легче. Не могу сказать наверняка, что она меня слышит, но что-то в этом все же есть. Те, кого мы любим, навсегда остаются в наших сердцах, но жизнь продолжается. Да, жизнь продолжается. Если вам что-нибудь понадобится, миссис Д'Анжело, пожалуйста, дайте знать мне или моим мальчикам, хорошо?

– Да, непременно. Спасибо вам.

Анжелина и вправду была признательна мистеру Ди Грегорио. Рассказом о своей жене и жизни после ее смерти он отвлек ее от происходящего, чего наверняка и добивался.

Мистер Ди Грегорио кивнул на прощанье и вернулся на свой пост у дверей. Ей захотелось окликнуть его и сказать, что да, ей действительно кое-что нужно. Не мог бы он или, может, его сыновья отправить ее назад во времени, примерно на неделю? Она бы уговорила Фрэнка сходить к врачу и обязательно спустилась вместе с ним в кухню той ночью и успела вовремя позвонить в «скорую помощь», сумела бы изменить хоть что-то.