Кремень и кость

Евгений Лундберг

Кремень и кость

От автора

Считаю долгом выразить свою глубокую благодарность тем, чьи указания и советы облегчили мне труд над повестью «Кремень и кость».

Проф. В. К. Никольский и проф. П. А. Дмитриев своими отзывами на первый и на последний — ныне изданный — варианты повести побудили меня, внести в нее ряд изменении. Н. Н. Плавильщиков проверил сроки прилета птиц и сезонных переходов животных. М. Е. Фосс при подборе рисунков и составлении примечаний к ним проявила большое внимание к тексту. Особую же благодарность приношу проф. В. Г. Тану-Богоразу, чьей острой критикой я руководился в продолжение всей почти работы.

Часть первая

Пролог в веках

(примечание к рис.)

I. Трое в лесу

Это было много-много тысяч лет тому назад. Даже не тысяч, а десятков тысяч лет. Поверхность земли и ее недра сохраняют лишь скудные записи о прошлом. Течет время, изменяются формы земной поверхности. Пласты льда, в зависимости от изменений климата, наползают с севера и юга по направлению к экватору, соскальзывают с гор, оттесняют живые существа далеко от их первоначальных поселений, а потом вновь начинают отступать к вершинам, тают, превращаются в реки и озера. Где тут сохраниться записям о прошлом!

Все смешивает и смывает поток времен. Убогие свидетели эпох, разделенных тысячелетиями, покоятся почти рядом в глухих толщах земли. События уходят в ее глубь, как дождевые капли. Кучи золы, черепки, кости убитых доисторическим человеком животных, камни древнего очага, грубо выточенные из кремня топоры, скелеты в могильниках — вот все, что осталось от бурной праистории, в которой кроются корни наших дел и наших мыслей… От маленького полуоседлого племени, засевшего на опушке огромного леса, по неизвестным причинам отделились трое сильных людей: двое молодых, мужчина и женщина, и старик.

Что гнало их вдаль? Трудно сказать. Вернее всего, что тяжелый год выпал на долю племени, и голод порвал связи внутри его. А может быть мужчины нарушили один из простых законов распределения добычи и спасались от смерти. Может быть двое выдающихся людей оспаривали первенство в племени, и одному из двоих после схватки пришлось уступить. А может быть уже и тогда встречались люди, которым трудно было согласовать свою волю с волею родичей и стариков-правителей, и, не боясь одиночества, они шли, шли по малонаселенной земле: либо для того, чтобы стать основателями нового поселения, либо для того, чтобы в молчании погибнуть среди леса или в краснеющих мхами и ягодами болотах…

В лесных зарослях стало вдруг тихо, как ночью. Звери притаились — каждый около своего временного логова. Среди серых стволов букового леса и темнозеленых масс пихты двигалось что-то чуждое лесу. И Двигалось не одно. Их было трое — двуногих.

Паривший над поляною ястреб опустился к ним ближе и вдруг, резким движением хвоста и крыльев оттолкнувшись в воздухе, ушел ввысь. Темнобурые, почти черные белки, пырская, кинулись к гигантскому дубу и, добравшись до изъеденной веками вершины, выставили остренькие любопытные, мордочки. Даже змеи, всегда безразличные к окружающему, торопливо уползали в тень.

Старый медведь остановился недоуменно посреди зарослей. С давних пор он был хозяином леса. Его страшный собрат, пещерный медведь, уже вывелся в этих местах. Единственный зверь, которого он уважал и боялся, был зубр, неудержимо стремительный в гневе, медлительный в спокойном состоянии. Если тронуть одного из зубров, разъярялось все стадо, и спасения не было. Но зубр тяготел к лесным полянам, где гуще и ароматнее травы и где заросли орешника дают хорошую защиту от ветра.

(примечание к рис.)

Эти трое шли не на четвереньках, а на двух ногах. Две другие ноги, видимо, неприспособленные для ходьбы, болтались в воздухе. В глазах у двуногих было неприятное — на звериный вкус — выражение. На плечах были шкуры. И пахло от двуногих нехорошо: дымом, кровью убитых животных, опасностью. С ними следовало расправиться, но что-то мешало кинуться на них. Мешали именно этот неприятный запах и правильное, мерное, обдуманное продвижение вперед на двух ногах.

И вдруг двуногие твари повели себя совсем странно. Самый высокий из троих — старик — с вызовом вскочил на обломок камня и завертел в воздухе тяжелой дубиной. Младший притаился в стороне, готовый к отпору. И рядом с ним прижалась к земле женщина.

Медведь с отвращением взглянул еще раз на двуногих и, медленно раскачиваясь и опуская к земле мохнатый зад, ушел в глубину леса. Там он притворился спящим. Он всегда притворялся спящим, когда впадал в дурное настроение. Если бы поблизости не бродила его медведица, он бросил бы эти поляны с тихими лесными озерами и ушел за гряду холмов — так противно и оскорбительно показалось ему соседство пришельцев.

Двуногие пошли дальше, отклоняясь от озерной полосы к холмам. Женщина подбирала сморщенные от ранних холодов ягоды черники. Там, где земля покрыта была крепкими брусничными зарослями, странники останавливались надолго. Вообще в пище не было недостатка: в лесу было много улиток, грибов и трав со съедобными корешками.

II. Одиночество

Племя, от которого ушли скитальцы, стояло на высокой ступени развития. Оно цепко держалось за обжитое место. Племя накопило достаточный запас орудий, оружия, звериных шкур и знаний о природе. Все это облегчало борьбу за существование и давало досуг.

Племя было богаче других своих соседей, терявшихся среди холмистых пространств, где теперь находятся северная Италия и Франция. Люди, принадлежавшие к нему, не только ели, пили, спали, боролись и размножались — они еще украшали себя и свои жилища, исполняли сложенные в течение веков обряды и начинали думать о себе, о мире, о более легкой и благоустроенной жизни.

Кремневые ножи предков казались грубыми по сравнению с их хорошо обделанными ножами, скребками, иглами и наконечниками копий. Рог и кость пошли в работу наравне с камнем. Легкие копья и дротики заканчивались скошенными остриями. Люди сносили к жилью бивни мамонтов, раскалывали их на пластинки и украшали резьбою.

Из глины, из металлических окислов горных пород извлекали краски, раскрашивали тело, наносили разноцветные знаки на деревянные и костяные рукоятки. Стены пещер были расписаны фигурами животных. Перед их точными тонкими очертаниями племя поедало добычу, держало совету мастерило новые орудия, уничтожало пленных и справляло торжества, во время которых страх перед опасностями растворялся в ощущении силы, ловкости и удачи.

(примечание к рис.)

Во главе племени стояли старейшины. Они передавали из поколения в поколение полезные обычаи, творили суд и следили за поведением и судьбою детей, юношей, женщин и мужчин. Ничто не ускользало от их внимания. Но в решительные минуты племя шло не за ними, а сами они прислушивались к тому, что скажут наиболее удачливые и смелые из зрелых мужчин.

В неглубокой долине, обращенной к югу, среди полного затишья скрывалось величайшее сокровище племени — неугасаемый огонь. День и ночь стерегли ето женщины и подростки, питая ветвями пихты, сосны или березы. Ярко горели смолистые, тяжело занимались твердые породы деревьев. Полыхало живым жаром пламя, дым поднимался через выходное отверстие и змеящимися столбами осенял первобытное жилье.

Так существовало племя. Но что из его богатств могли взять с собой беглецы? Отполированные в боях дубины, одно на троих копье с кремневым наконечником, ожерелья, несколько шкур, сшитых жилами. Это было все.